Читаем без скачивания Мёртвое море памяти - Елена Кузьмичёва

У девочки, их дочки, были белокурые, пшеничные волосы, которые мама заплетала в две тоненькие косички. Девочка любила носить на руках маленького пса, который всё скулил в силу своей не по-собачьи хрупкой натуры. Вот пожилая чета, которая без памяти любила театральные постановки, музеи с пыльными драпировками и друг друга. Одинокий старик, который в последние дни своей жизни любил лишь свою худую кошку с торчащими ребрами и каждый вечер новую бутылку портвейна.

Глаза заволокло слезами. Мой шахматист-любитель, единственный, кто учил меня логике рассудка, кто проводил со мной задумчивые шахматные вечера, кто с молчаливой уверенностью парировал каждый ход, и он тоже здесь. Нет. Нет. Нет.

НЕТ. Я увидел в списке своё имя.

Меня бросило в дрожь, кружилась голова, подчиняя меня лжи искаженной перспективы. Пытаясь вернуть равновесие, я не верил своим глазам. Я вновь и вновь перечитывал короткую строку, желая удостовериться, что не прав. Буквы не врут, мраморные слова не содержат даже грамматических ошибок. Мой город вычеркнул меня из списка живых, прорезав мемориальную доску моим именем, абсурдом, нависшим над развалинами. Неужели всё, что мне осталось от прошлого – тоже – одни развалины?

Я уезжал, не зная, вернусь ли назад, но в своем рюкзаке, во внутреннем кармане с атласной подкладкой я хранил старую, но едва ли тронутую ржавчиной связку ключей с брелком в виде футбольного мяча, оставшимся ещё с детства. Всё это время я хранил ключи от несуществующих дверей. Их нет – нет – нигде нет.

Я вернулся сюда, ища дома для своих заблудших мыслей, для своих уставших ног, которые истоптали столько вокзалов и незнакомых улиц. Я искал дома, но обнаружил себя в списке мёртвых. Сумасшедшие предположения рождались и умирали в моей голове. Что если список погибших говорит правду, и я действительно мёртв? Меня спасло только воспоминание о том, что я оставил это имя для обыкновенных людей. Пускай они считают меня погибшим, быть может, человек с этим именем действительно погиб внутри меня под обломками прошлого. Но я зову себя Альберт, и Альберт жив.

Придя в себя, я нащупал в кармане драгоценные ключи и выбросил их в урну вместе с мыслями, которые подобно быстрым пулям оставляли после себя сквозные раны. Мне нужно было забыться, я не хотел осмысливать всё произошедшее прямо сейчас, но мысли мои взбунтовались против меня. Не в силах отражать их нападение, я медленно побрел прочь по родному асфальту мимо засохшего дерева, мимо погнутых качелей, мимо сирени, мимо седой собаки, снова мимо жизни.

Воображение нарисовало мне картину каменных обломков, смешанных со всем тем, что только что было людьми. Повсюду клубы пыли, мёртвым налётом оседающей на листьях, на качелях. Чёрные тюльпаны смерти прорастали в моем воображении на благодатной для них почве орошенных кровью и криками развалин, смерть застилала мне глаза, чёрные лепестки тюльпанов плавали на поверхности моих мыслей.

Мужчина разбился, упав на асфальт, а затем разбилось окно, из которого я увидел его смерть. Умер Тимур, я придумал смерть Аллы, Анну давно поглотила черная дыра моей памяти, я умер год назад при обрушении подъезда вместе со всеми, кто существовал рядом со мной на расстоянии, равном толщине бетонной стены. Шахматы и шахматист остался там же. Даже время в моих часах умерло. Я был заперт в многограннике, где каждая мысль давила, как груды бетона. Каждая норовила раздавить полностью, если бы её не сдерживали остальные.

Когда я подумал, что хочу сдаться, на улице вдруг погасли все фонари. Но я почувствовал, что не могу позволить себе этого роскошного, слабохарактерного бегства. Хватит.

Пепельные тучи проплывали над асфальтом. Ветер толкал меня вперед, как быстрое течение невидимой реки норовит сбить с ног и унести в слепом потоке. Ничто не будет как прежде. Шагая по тротуару, как по крыше дома, я мечтал оступиться и скользнуть вниз, оборвав полет коротким ударом, который оставил бы меня лежать, устремив застывшие глаза в пепел неба. Издали доносился колокольный звон, мне казалось, он летит из прошлых веков, как безотчетный рок, довлеющий над человечеством.

Я не замечал, куда иду. Проживая бесконечную смерть в своем воображении, я не мог понять, как оказался снова здесь, где был чудом спасен, но в то же время удивительно мёртв.

Внутренний раскол, который рождал уродливую диспропорцию реального и мысленного, провоцировал головную боль. Я не знал, сколько шагов привело меня туда, куда я пришел, сколько поворотов не заметили мои глаза. Я шёл ощупью подсознания, не замечая пространства и расстояний. Подсознание ломало мою волю.

«У вас всё в порядке?» – в воздухе повис вопрос, я бы хотел там его и оставить, но на плечо легла совершенно чужая рука, и я проснулся для реальности. Сидя на бетонной плите, я швырял камни в разбитое стекло, что лежало поверх истоптанной травы под моими ногами. Мне в лицо смотрел незнакомый мужчина в сером берете.

– У вас всё в порядке?

– Да.

– Вы уверены?

– Да.

Рука исчезла с моего плеча и провалилась в невидимое пространство вместе с мужским лицом и серым беретом. Я остался один. По небу летел пепел вперемешку с птицами и желтыми листьями на ветвях деревьев. По земле уже ползли вечерние тени. Трещина в сознании стала глубже на несколько сантиметров. Мне казалось, что я падаю вниз со стремительностью брошенного камня.

Нужно было как-то остановить это падение, найти точку опоры. Вдруг осознав, что разрушенный дом не равен разрушенной жизни, я понял, что должен сделать. Я пережил внутри себя так много смертей, что пора было положить этому конец. Я набрал номер. Долгие, срывающиеся гудки.

– Мам..

– Ты?

– Я приеду к тебе.

– Быть не может! Когда?

– Завтра.

– Что случилось?

– Ничего. Просто я приеду.

– Жду.

Я воскресил Тимура в своих воспоминаниях, я запретил своей памяти уничтожать во мне все, что осталось от нас с Анной. Я вычеркнул своё имя из списка на мемориальной доске. Я достал из внутреннего кармана пальто батарейку, и стрелки на моих часах понеслись по новому кругу. Осталось лишь воскресить Аллу. Мне нужно было увидеть её, чтобы признать её существование.

Страница 84

Молекулы молчания

Знакомый до мурашек Аллин подъезд. Воля подсознания привела меня именно сюда, где меня ждали все те же бордовые буквы на стенах, бесцветные перила, громкая металлическая дверь с рыжими разводами от потекшей краски. Я коснулся перил, и мои ладони проникли в прошедшее. Я нажал кнопку звонка, и снова я здесь. Звонок был новый, почти белоснежный, с одним только жирным отпечатком какого-то безразмерного пальца.

Она открыла сама. Мне было неважно, стройные ли у неё ноги, какого цвета волосы, что на ней одето. Я смотрел в её глаза и искал в них то самое единственное слово, которое уже отчаялся найти. Мы молчали, связанные взглядом и неподвижные, как стрелки на моих часах до сегодняшнего дня. По телу вновь пробежали мурашки. Я по привычке мечтал, чтобы в это мгновение время остановилось, я боялся того, что последует дальше. Я берег наше молчание, словно каждое слово, произнесенное вслух, могло разрушить всю мою жизнь и превратить её в развалины, похожие на те, что остались от моего дома. Я ощущал своё учащенное сердцебиение и размеренный пульс стрелок на своих карманных часах.

Я хотел превратить нас в бронзовые статуи, подобно девушке с мячом, в статуи людей, связанных взглядом и ни разу не повторившимся прошлым.

Я сжал часы в кулак и стоял, пытливо всматриваясь в её глаза, которые остались такими же незабвенными, как прежде. Мы молчали, связанные взглядом и ни разу не повторившимся прошлым. Я по привычке мечтал, чтобы в это мгновение время остановилось. Мы молчали. Я по привычке искал какую-нибудь лазейку. Какой-нибудь способ, хотя бы маленький шанс, превратить нас в бронзовые статуи.

Но вслед за этим я вспомнил, что решил не сдаваться, несмотря на то, что на улице погасли все фонари. Я вспомнил про то, что теперь в моих часах стрелки танцуют вальс. Я разрешил своему времени идти и подумал о том, что в наших долгих невстречах и неразговорах мы не теряли, а обретали друг друга.

Не произнося ни слова, я коснулся её волос и с наслаждением вдохнул затхлый воздух подъезда, пропитанный терпким сигаретным дымом и молекулами многолетнего молчания, которое не мешало стрелкам двигаться мимо чисел на циферблате, которое не мешало нашей близости, а только облагораживало, углубляло её.

Лава всего несказанного распадалась на слова внутри меня. Я хотел взять Аллу за руки и увести далеко отсюда. Туда, где сквозь ветви деревьев пробиваются пробуждающие лучи рассвета. Где заросли чертополоха еле заметно колышет ветер. Где лежат на песке горячие камни, на которые ещё никогда не ступала человеческая нога. Где пахнет морем и свежим ветром. Я хотел сидеть с ней на берегу этого моря, никем не названного по имени, и испытывать безымянные чувства, которые не могут обратиться в слово, даже если пролистать все существующие на свете словари и энциклопедии.