Читаем без скачивания Одиссей покидает Итаку - Василий Звягинцев

Ему вдруг трудно стало сохранять с ней взятый тон. С некоторым даже удивлением вслушиваясь в себя, Воронцов все больше убеждался, что ничего из прошлого не ушло и не забылось, и ее глаза, интонации, тембр голоса имеют над ним такую же почти власть, как и прежде, в самые счастливые минуты их любви.

И если б не было всего пережитого — тех страшных для него и мучительных дней и месяцев, когда в своей тесной, накаленной тропическим солнцем каюте он читал и перечитывал ее прощальное письмо, а потом, не подавая вида, что с ним творится, должен был нести службу, шутить и смеяться чужим шуткам в кают-компании, вообще жить, хотя жить как раз не очень хотелось, — сейчас ему не удалось бы оставаться внешне спокойным, ироничным, небрежно-самоуверенным.

И как-то совсем не важно было, что перед ним сидела сейчас отнюдь не она сама, а лишь ее изображение.

Наташа тоже почувствовала, что с ним происходит не совсем то, что он старается изобразить.

— Дим, ты знаешь, у тебя стали теперь совершенно другие глаза. Суровые, злые даже, а все равно, если присмотреться, что-то в них осталось прежнее…

Воронцов вздохнул, сосчитал в уме до пяти. Как учили, через ноль. Сказал тихо, без выражения:

— Ладно. Давай лучше к делу. А про тебя и про меня ты в другой раз доскажешь…

Наташа закусила губу и отвернулась. Возможно, чтобы он не увидел выступивших от обиды слез.

— Ну хорошо, — наконец сказала она. — Я остановилась на том, что Книга дошла невредимой почти до наших дней и вдруг исчезла. Очевидно, навсегда. Сложность в том, что исчезла она в июле 1941 года. В районе северо-западнее Киева…

Воронцов тихо начал насвистывать сквозь зубы старую английскую солдатскую песню «Лонг вей ту Типперери», популярную среди мальчишек в пятидесятые годы.

— Намек понял, — сказал он, обрывая свист. — Пойти и взять, только и всего…

— Именно так. Не сочти за лесть, но ты один из немногих, кто может это сделать.

— Да уж конечно. Дураков мало. А ты, случайно, не помнишь, что имело место как раз в июле-августе сорок первого года нашего века северо-западнее Киева? Как, впрочем, и западнее, южнее и юго-западнее тоже?

— Ну, Дим! Если б это было так просто, они и не обратились бы к тебе…

— Ох, Натали, за что я тебя всегда уважал, так за великолепную невозмутимость духа. Подумаешь, июль сорок первого, стоит ли говорить… И вообще, кому интересны переживания какого-то лейтенанта… Воронцова, что ли? С его дурацкими чувствами и бесперспективной биографией… До них ли, когда есть возвышенная цель.

Очевидно, он немного перебрал, потому что Наташа теперь смотрела на него с испугом, словно ожидая еще более обидных, бьющих наотмашь слов.

— Прости, Дим, я не хотела… Это не я, это они так говорят, а я повторяла, не задумываясь… А ты все злишься на меня, никак не хочешь забыть и простить…

— Да нет, что ты, давно не злюсь. Дело прошлое. Вырвалось как-то. Значит, говоришь, сорок первый. А где там искать, и как?

— Я тебе все объясню, — заторопилась Наташа, не скрывая радости оттого, что он, кажется, действительно не сердится и что миссия ее благополучно подходит к концу. — Тебе и искать особенно не придется. Тебя высадят в нужное время и в нужном месте, соответственно подготовив, специальный детектор укажет координаты контейнера, ты его подберешь и вернешься…

— Действительно, плевое дело. Они у тебя четко соображают. Подобрать, пока дым не рассеялся, — и ходу… С транспортом как? На машине времени сгоняю?

— Зачем машина времени? Все гораздо проще. Замок сейчас находится вне любых пространственно-временных координат. Любая точка из него одинаково доступна. Выход в реальный мир можно открыть в любом месте пространства и в любом времени. Математически все это крайне сложно, ты не поймешь, хоть и сдавал высшую математику… — она улыбкой постаралась смягчить оценку его умственных способностей.

— Я не претендую, — успокоил он ее, — я практик. Но выходит, что путешествия во времени вообще не будет?

— Правильно. Представь, что перед тобой карта мира и на ней нужно поставить точку карандашом. Главное — определить, куда ее ставить. А какова кинематика движения руки, затраты энергии, механизм переноса частичек графита на бумагу — ты об этом и не задумываешься…

— Оно так. Ну а как с парадоксами?

— Да нет никаких парадоксов. Мир всегда только таков, как есть. Если ты побывал в прошлом, значит, этот факт имел место, как ты выражаешься, и в свое время уже оказал влияние на развитие событий. Если нет — то же самое.

— Постой, Натали. Вот как раз тут и неясность. Я имею определенные знания о прошлом. Я пойду за вашей Книгой и захочу там сотворить нечто противоположное тому, что уже случилось. Как тогда?

— А разве ты можешь быть уверен, какую именно цепь причин и следствий возбудит твой поступок? Может, как раз он через десятки и сотни промежуточных событий и приведет к тому, что есть на самом деле?

— Можно придумать такое, что ни в какие ворота, — не унимался Воронцов, которому очень хотелось хоть в чем-то поставить в тупик Наталью с ее пришельцами.

— Значит, у тебя ничего и не получится. Помешает что-то… Или все равно так или иначе ляжет в общую схему. Все, что могло случиться в прошлом — уже случилось, и именно так, а не иначе.

— Ясно. Объяснение принимается, — кивнул Воронцов. — А куда в этой штуке лошадь запрягать, потом уточним, — к случаю вспомнил он старый анекдот.

В общем-то он уже до предела устал от бредовости ситуации, нравственных и технических проблем, парадоксов, которых не бывает, и мучительно-прекрасных глаз своей визави, глядя в которые ему хотелось лишь одного — встретиться и поговорить с ней наяву, без живых и электронных посредников.

Потому и сказал наконец то, что давно собирался, но никак не мог найти подходящего момента в разговоре.

— В общем, хватит, Натали! Сделаем перерыв. Я дух перевести хочу, воздухом подышать, рассеяться и расслабиться. А уж потом контракты подписывать будем.

Отметил, как удивленно приподнялись у Наташи брови, усмехнулся злорадно. Не ждали они от него такого пассажа, определенно не ждали. И закончил фразу:

— А ты пока со своими приятелями посоветуйся, подготовься получше. Потому что пока вы мне на два вопроса не ответите, дела не будет. Я и в худшие времена не продавался, сейчас — тем более…

— Опять ты, Дим! Пожалуйста, спрашивай, что хочешь. Я готова ответить на любой вопрос сейчас же…

— Сейчас не надо. Куда спешить? Завтра и ответишь. Вопросы у меня простые. Что именно записано в пресловутой Книге, и какие причины заставили обратиться именно ко мне и ни к кому другому. Вот и все. Только постарайся, чтоб ответы были… убедительные. Хорошо, дорогая?

Глава 3

…Для одного человека и в один день всего случившегося было многовато. Следовало успокоиться и заставить себя как следует подумать.

Воронцов вышел в коридор и прикрыл за собой дверь кабинета, сумев не оглянуться и не посмотреть, что за его спиной делает Наташа. Пусть не рассчитывают на легкую победу, психологи… Воронцова голыми руками не возьмешь. Эксперимент — так для всех эксперимент.

Куда идти — ему было совершенно все равно. Дмитрий уже понял, что ничего сверх того, что ему захотят показать, он не увидит, но, с другой стороны, ему было интересно, как далеко простирается их фантазия и технические возможности. Как если бы он попал в некий супердиснейленд, отданный в его единоличное и полное распоряжение.

Пройдя метров пятьдесят по длинному и узкому переходу без окон, не очень ярко освещенному вычурными хрустально-бронзовыми бра, Воронцов толкнул первую попавшуюся дверь.

За ней оказался небольшой холл с глубокими креслами, медными пепельницами на гибких подставках, видеокомбайном «Сони» в углу и копией (а возможно, и оригиналом) «Бульвара Капуцинов в Париже» на левой стене.

Четыре ступеньки вели в уютный бар. Обтянутые коричневой кожей стены и стойка, сотни всевозможных бутылок на подсвеченных снизу зеркальных полках, четыре двухместных столика и глубокий эркер с абстрактной металлической скульптурой посередине.

Что-то в таком роде Воронцов и рассчитывал увидеть. Исходя из своего настроения и внутренней потребности. Так что удивлен не был. Вот если бы, открыв дверь, он попал на заседание парткома родного пароходства, тогда да…

За стеклами эркера было уже совсем темно. Как-то неожиданно наступила ночь. Ему казалось, что встреча с Наташей продолжалась не так уж долго, а оказывается — полный световой день. Впрочем, он ведь не знает географическую широту Замка и, соответственно, продолжительность дня. Но, судя по ощущению своих довольно точных биологических часов, он решил, что сейчас должно быть около семнадцати по времени Москвы. Проверить правильность своего предположения Воронцов не мог, его кварцевый «Дельфин» со вчерашнего дня показывал, по образному выражению старых штурманов, день рождения бабушки.