Читаем без скачивания Форсированный марш - Лео Кесслер

Лэрд Аберноки и Дерта ударил его по лицу, желая привести в чувство, но визг и крики продолжались. Затем глаза лейтенанта закатились, и он принялся кусать свой собственный язык. Изо рта у него побежала кровь.

— Возьмите его и крепко держите! — скомандовал полковник Макдональд.

Пара физически наиболее крепких коммандос схватила лейтенанта. Лэрд Аберноки и Дерта выхватил свой кинжал и, разжав челюсти лейтенанта, сделал так, что кусание языка прекратилось. Правда, лейтенант принялся тут же грызть стальное лезвие. Его тело конвульсивно изогнулось. Но постепенно конвульсии лейтенанта затихли, как и его крики, которые перешли в негромкие рыдания. Теперь из глаз бедолаги непрерывно катились слезы. Макдональд обхватил лейтенанта руками и прижал к себе. И держал его в своих объятиях до тех пор, пока тот, беспрерывно рыдая, не умер на его руках.

— Эти английские ублюдки когда-нибудь сдадутся? — прокричал Матц со своего водительского места. — Моя голова уже не выдерживает — она раскалывается от непрерывных выстрелов. И ты только посмотри на эту чертову башню, Шульце, — такое впечатление, что кто-то целый год молотил ее огромной кувалдой!

Шульце кивнул. Он произвел по выстрелу в каждую из прорезей башни и затем методично всаживал снаряд за снарядом в ее стены так, что теперь от нее уже практически ничего не осталось. Тот, кто когда-либо видел орудийную башню батареи Геббельса, теперь ни за что на свете ее не узнал бы.

— Они должны быть настоящими сумасшедшими, чтобы сидеть там и выдерживать такую пытку, вместо того, чтобы выйти и сдаться, — пробормотал шарфюрер. Усталым жестом он вытер пот со лба, кожа которого была докрасна обожжена августовским солнцем, и бросил взгляд на первую роту, которая по-прежнему лежала на земле, дожидаясь, пока засевшие в орудийной башне англичане сдадутся, и не желая подниматься в бой.

— Как бы то ни было, Матц, фон Доденбург все равно не сможет поднять этих юнцов в атаку, — бросил Шульце. — Поэтому заставить англичан сдаться должны мы.

— Да, все как всегда: старикам-ветеранам достается самая грязная работа, — пробормотал роттенфюрер.

Тяжело вздохнув, Шульце загрузил новые снаряды в лоток подачи и вновь уселся за раскалившимся от выстрелов орудием танка.

— Ну что ж, Матц, тебе пора принять таблетку аспирина, чтобы твоя дурная голова не раскололась от грохота, — процедил он сквозь зубы. — Начинаем снова.

Он сделал выстрел, за ним — другой, и карусель артиллерийской канонады опять завертелась.

— О, великий Боже, — пробормотал Матц, плотно прижимая ладони к уже кровоточащим от грохота выстрелов ушам, — как долго все это будет продолжаться?!

Точно такой же вопрос задавал себе и полковник Макдональд, когда оглушительная канонада началась снова. Он оглядел внутренность орудийной башни, затянутую дымом и пылью, и понял по лицам своих людей, что те уже на пределе. Коммандос погрузились в подобие странного полулетаргического состояния. Их глаза были широко раскрыты, уставившись в никуда, и практически единственным признаком жизни на их грубых обветренных лицах были нервные спазмы, пробегавшие по ним всякий раз, когда немецкий танковый снаряд ударял по башне. В промежутках же между выстрелами был слышен лишь голос Мензиса, нараспев читавшего церковные псалмы. Он повторял вновь и вновь: «Господь — мой поводырь…»

Держась за стенку и опираясь на нее, лэрд Аберноки и Дерта медленно поднялся на ноги, выпрямившись в полный рост, и выдохнул:

— Парни… мне кажется, с нас этого уже хватит.

При этом полковник с трудом узнал свой собственный голос.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем его люди откликнулись на его слова. Наконец они повернули свои лица и уставились на него в немом ожидании.

— Парни, мы будем сдаваться, или как?

Казалось, опять прошла целая вечность, прежде чем люди отозвались. На этот раз все они отрицательно покачали головами.

Лэрд Аберноки и Дерта улыбнулся.

— Спасибо, ребята.

Он набрал в грудь побольше воздуха и заговорил громче:

— Тогда вставайте. Поднимайтесь на ноги. Вставайте, сборище беременных пингвинов, — да не забудьте вынуть пальцы из ушей. Ну же, живее!

Коммандос начали медленно пониматься.

— Вот так, ребята. Проклятым фрицам не удастся взять нас просто так — мы же 7-й батальон британских коммандос, не забывайте об этом! Отчаянные парни, вот кто мы такие! — В его голосе теперь отчетливо слышался металл. — А не какая-то толпа мягкотелых неженок. Давайте, ребята, умрем с честью. И покажем им, кто мы такие и на что мы способны. Мэрдок, застегни мундир. А ты, Гилхерст, — ты только посмотри на себя! Сколько раз я говорил тебе, растяпа ты этакий, что твой ремень должен находиться поверх твоей куртки, а не наоборот! Давай-ка, надень его как положено и затяни потуже, а не то я задам тебе трепку раньше, чем это сделают вонючие фрицы! Быстрее, ребята, шевелитесь же!

С трудом шевеля распухшими, плохо гнущимися пальцами, последние оставшиеся в живых бойцы 7-го батальона привели в порядок свою форму, застегнули все пуговицы, надели фуражки и десантные шапочки. Казалось, они слышат сейчас громоподобный голос Черного Джека, легендарного старшего сержанта батальона, который кричит им: «Седьмой батальон коммандос — слушай меня, седьмой батальон коммандос! Приготовиться к параду!» Но только Черный Джек плавал сейчас лицом вниз в воде Ла-Манша среди таких же трупов, как и он… А сами коммандос готовились не к параду, а к гибели.

И, глядя на них, лэрд Аберноки и Дерта бросил:

— Ну, чего ж вы ждете? Примкнуть штыки!

Коммандос торопливо приставили штыки к карабинам. В последний раз посмотрев на своих людей, лэрд круто развернулся и по узкому усыпанному осколками бетона коридору подошел к тяжелой металлической двери. В голове полковника играла невидимая музыка — ему казалось, что он шагает под звук волынок и горнов. Открыв стальные задвижки, намертво удерживавшие дверь, Макдональд на мгновение замер. Коммандос теснились вокруг него. Их штыки тускло отсвечивали в полумраке орудийной башни.

— Вперед! — гаркнул Фергюс Макдональд, выхватывая свой кинжал, и первым выскочил наружу.

— О, Боже всемогущий! — с ноткой восхищения в голосе воскликнул шарфюрер Шульце, когда британские коммандос выскочили из полуразрушенной орудийной башни на яркий солнечный свет. Их вел за собой миниатюрный офицер, одетый в нелепую шотландскую юбку-килт, обтрепанные края которой болтались вокруг его костлявых коленей. Холодная сталь штыков ярко сверкала на солнце.

Молодой штурманн нацелил на англичан свой «шмайссер». Шульце сердито ударил по стволу его автомата.

— Отставить! Не стрелять! — крикнул он.

— Не стрелять! — закричал и фон Доденбург солдатам первой роты, тоже поднявшим было свое оружие. — Повторяю: не стрелять! — Он с неподдельным восхищением смотрел на появившихся из орудийной башни полупризраков-полулюдей, которые медленно, шатаясь, двигались по направлению к ним.

Однако гауптшарфюрер Метцгер, который прекрасно понимал, что должен принять хоть какое-то участие в битве за Дьепп, хотя бы на последнем этапе, чтобы в будущем сохранить свою должность в батальоне СС «Вотан», не желал прислушиваться к подобным приказаниям. Стоя в кузове грузовика, привезшего его на место действия, и сознавая, что в этом положении он прекрасно виден оберштурмбаннфюреру Гейеру, Метцгер поднял свой автомат и нажал на спусковой крючок. С такого расстояния промахнуться было невозможно.

— Остановись, Метцгер! Не стреляй! — закричал Куно фон Доденбург. — Ради Бога, не… — Слова застыли у него на губах — было слишком поздно. Все англичане уже корчились на земле в предсмертных конвульсиях, за исключением шедшего впереди миниатюрного офицера, который успел сделать еще два шага, прежде чем получил целую очередь прямо в живот. Его тонкие колени подогнулись, и он рухнул на землю. Лэрд Аберноки и Дерта, известный также под прозвищем Лис Фергюс, наконец принял свою смерть. Но когда гауптштурмфюрер фон Доденбург подошел к нему и перевернул его тело, он с удивлением обнаружил улыбку на застывших губах шотландца.

Это произошло в пять часов пополудни. Ровно через сорок минут фельдмаршал Герд фон Рундштедт позвонил в ставку фюрера. Его донесение было простым и кратким: «Мой фюрер, на континенте не осталось ни одного живого англичанина!».

Глава пятнадцатая

Заходящее солнце начало постепенно опускаться в море. Вниз от утесов к воде протянулись густые черные тени. Они частично скрыли тот ужас и хаос разрушения, которые безраздельно царили на пляжах. Однако еще в течение нескольких минут лучи заходящего солнца продолжали заливать бледным красным светом чудовищную картину массовой гибели людей.