Читаем без скачивания Кровь и железо - Джо Аберкромби

Он глядел на спокойное озеро, дочиста вымытый и досыта накормленный, и чувствовал себя совсем другим человеком. Какое-то мгновение он сомневался, кем обернется этот новый Логен, но голый камень парапета по-прежнему глядел на него в прореху на месте недостающего пальца. Это нельзя исцелить. Он был все тот же Девятипалый, Девять Смертей, и всегда им останется. Разве что потеряет еще несколько пальцев. Но пахло от него теперь значительно лучше, этого нельзя не признать.

— Хорошо ли ты спал, мастер Девятипалый? — выглянул на балкон Уэллс.

— Как дитя.

У Логена не хватило духа сказать старому слуге, что он спал снаружи. В первую ночь он попробовал уснуть на кровати: крутился и ворочался, не в состоянии найти общий язык с непривычно мягким матрасом и теплыми одеялами. Потом он попробовал перелечь на пол. Это было уже лучше, однако воздух комнаты по-прежнему казался душным и затхлым. Потолок нависал над головой и, казалось, сползал все ниже, угрожая раздавить спящего всей тяжестью громоздящегося сверху камня. И только когда Логен, укрывшись старой курткой, улегся на жесткие плиты балкона — прямо под открытым небом с облаками и звездами, — сон пришел к нему. Некоторые привычки трудно преодолеть.

— К тебе посетитель, — сказал Уэллс.

— Ко мне?

В дверь спальни просунулась голова Малахуса Ки. Мешки под его глазами немного уменьшились, кожа уже не была бесцветной, а на кости наросло кое-какое мясо. Он больше не походил на живой труп — просто выглядел изможденным и больным, как в тот день, когда Логен впервые встретился с ним. Логен подозревал, что здоровым Ки и не был никогда.

— Ха! — воскликнул Логен. — Ты все-таки выжил!

Ученик мага утомленно кивнул и потащился через комнату к выходу на балкон. Он завернулся в толстое одеяло, которое волочилось по полу и мешало двигаться. Малахус спотыкающейся походкой вышел на воздух и остановился, раздувая ноздри и жмурясь на холодном утреннем воздухе.

Логен сам не ожидал, что так ему обрадуется. Он хлопнул его по спине, словно старого друга, возможно даже с излишним пылом. Ученика шатнуло вперед, он запутался ногами в одеяле и упал бы, если бы Логен не поддержал его.

— Я еще не совсем в форме, — пробормотал Ки, слабо улыбаясь.

— Ты выглядишь гораздо лучше, чем в последний раз, когда я тебя видел.

— И ты. Я вижу, ты расстался с бородой, да и с тем запахом тоже. Еще бы поменьше шрамов, и будет совсем цивилизованный вид.

Логен поднял вверх руки:

— Все, кроме этого.

Уэллс вынырнул из двери на яркий утренний свет. В руке он держал кусок ткани и нож.

— Могу ли я посмотреть на твою руку, мастер Девятипалый?

Логен почти забыл про порез. На повязке не было свежей крови, и когда он развернул ее, то увидел длинный красно-бурый струп от кисти почти до самого локтя, окруженный новой розовой кожей. Рана уже не болела, только чесалась. Порез пересекал два старых шрама. Один — рваный и серый, рядом с запястьем — он получил во время поединка с Тридуба много лет назад. Логен сморщился при воспоминании о той схватке. Откуда у него второй шрам, он не помнил. Это могло быть что угодно.

Уэллс нагнулся и ощупал кожу рядом с порезом. Ки настороженно выглядывал из-за его плеча.

— Все идет хорошо. Твои раны быстро заживают.

— У меня большой опыт.

Уэллс поднял голову, взглянул Логену в лицо и скользнул взглядом по отметине на лбу, уже превратившейся в розовую полоску.

— Я вижу, — отозвался он. — Будет ли глупо с моей стороны посоветовать тебе в будущем избегать острых предметов?

Логен рассмеялся:

— Поверишь или нет, но я и в прошлом всегда старался их избегать. Однако они, похоже, сами находят меня, несмотря на мои усилия.

— Что ж, — проговорил старый слуга, отрезая новую полосу материи и бережно обматывая ею предплечье раненого. — Будем надеяться, это будет последняя твоя перевязка.

— Будем надеяться, — откликнулся Логен, сгибая и разгибая пальцы. — Будем надеяться.

Однако он очень сомневался в этом.

— Завтрак скоро подадут, — сказал напоследок Уэллс, оставляя Логена и Ки вдвоем на балконе.

Они немного постояли молча. Потом ветер с долины обдал их холодом, и Малахус поежился, плотнее закутываясь в одеяло.

— Скажи мне… Там, у озера… Ты ведь мог оставить меня. Я бы на твоем месте так и поступил.

Логен нахмурился. В прежние времена он бы сделал именно так и не вспомнил об этом после; но все меняется.

— Мне приходилось бросать людей, — ответил он. — Вспоминаю, и меня тошнит от этого.

Ученик задумчиво сморщил губы и стал рассматривать долину, леса и дальние горы.

— Я никогда прежде не видел, как убивают человека.

— Тебе повезло.

— А ты, значит, видел много смертей?

Логен вздрогнул. В молодости он охотно ответил бы на такой вопрос. Он начал бы хвастаться, гордо перечислять сражения, в которых побывал, и врагов, которых убил. Но в какой-то момент он перестал гордиться этими подвигами — он не осознал когда. Это происходило постепенно, по мере того как войны становились все более кровавыми, причины подменялись поводами, а друзья один за другим возвращались в грязь. Логен потер ухо и нащупал глубокую выемку, давным-давно проделанную мечом Тул Дуру. Он мог промолчать, но ему хотелось быть откровенным.

— Я участвовал в трех войнах, — начал он. — В семи больших сражениях. В бесчисленных рейдах, стычках, отчаянных оборонах и кровавых битвах всех сортов. Я сражался в пургу, в бурю, в полуночной тьме. Я сражался всю свою жизнь — то с одним врагом, то с другим, то с одним другом, то с другим. Я мало что знал, кроме войны. Я видел, как людей убивали за сказанное слово, за брошенный взгляд, вообще ни за что. Однажды женщина пыталась заколоть меня ножом за то, что я убил ее мужа, и я бросил ее в колодец. И это далеко не самое худшее. Жизнь для меня стоила меньше, чем грязь под ногами… Я бился в десяти поединках и выиграл их все, но я сражался не на той стороне и исходил из ложных побуждений. Я был безжалостен, жесток и труслив. Я поражал людей в спину, сжигал, топил, заваливал камнями, убивал их спящими, безоружными, убегающими. Я и сам не раз убегал. Я мог обмочиться от страха. Я просил подаяние, чтобы выжить. Я получил много тяжелых ран, я кричал и плакал от боли, как младенец, у которого отобрали материнскую грудь. Не сомневаюсь, что мир был бы лучше, если бы меня убили много лет назад, но этого не случилось, и я не знаю почему.

Он опустил взгляд на свои руки, лежащие на камне, чистые и розовые.

— Не много найдется людей, у которых на руках было бы больше крови, чем у меня. Я ни одного такого не знаю. Девять Смертей — так меня называют мои враги, а у меня их куча. Все больше врагов, все меньше друзей. Кровь не дает тебе ничего, кроме новой крови. Теперь она преследует меня, ходит за мной повсюду как тень, и так же, как от тени, я не могу от нее избавиться. Я и не должен от нее избавляться. Я заслужил ее, я получил по заслугам. Я всюду искал ее, и таково мое наказание.