Читаем без скачивания На скалах и долинах Дагестана. Герои и фанатики - Фёдор Фёдорович Тютчев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Те покорно приблизились и устремили на орудие любопытно-внимательные и в то же время боязливые взгляды. Незнакомое им орудие возбуждало в них очевидный страх.
Силантий не торопясь зарядил, но вместо того, чтобы навести хобот орудия на палатку, взял значительно левее.
— Где ж у вас фитиль, черти? — грубо крикнул он, озираясь и ища глазами фитиль.
Фитиля не оказалось.
— Ну и антиллеристы, без банника и без фитиля, — насмешливо покачал головой Силантий, — гололобия проклятая! Давай, что ли, пакли и палку, сам вам фитиль смастерю, коли не сумели заранее заготовить, черти анафемские.
Он наскоро сделал нечто похожее на фитиль и, зажегши его, приблизил к затравке.
Грянул выстрел. На мгновение вся площадка закуталась дымом; когда он рассеялся, Шамиль, его наибы и все мюриды с жадным вниманием устремили глаза на палатку, но, к их большому разочарованию, та продолжала стоять, как и стояла. Ядро упало где-то далеко в стороне от нее.
— Гяур капурчи, доле мастагата! — раздались со всех сторон злобные ругательства. — Стрелять не умеешь, гяур керестень[35].
— А если не умею, черти голоштанные, стреляйте сами. Ну, вы! — крикнул он на мюридов. — Набросьте мне на спину мокрую тряпку, жгет — мочи нет; ишь, дьяволы, спину испакостили, чтоб вас самих на том свете черти так исполосовали.
Он осторожно дотронулся рукой до спины, на которой лохмотьями висела кожа, и слегка даже вскрикнул от боли. Среди мюридов раздался злорадный смех.
— Ах вы, дьяволы, — погрозил им кулаком Силантий, — еще и зубы скалите. Говорят вам, набросьте на спину рядно какое-нибудь, анафемы!
Силантий говорил по-татарски довольно сносно, пересыпая свою речь русскими и татарскими ругательствами, но мюриды не обижались на него. Все их помыслы были теперь устремлены на пушку, и они с нетерпением ожидали дальнейших опытов. Кто-то принес лохмотья, обильно смоченные водой, и набросил их на плечи Силантия. Прикосновение холода на несколько минут уменьшило боль. Силантий вновь приблизился к орудию.
— Ну, черти, беритесь, что ли! — обратился он к обоим юношам; те неумело и торопливо сунулись к снарядам.
— Не так, — поучал их Силантий, — не спеши… поспешишь — людей насмешишь… Чого ты пороха-то жалеешь, сыпь еще… еще сыпь… ну, вот, довольно… аль еще немножко подбавить… хорошо, будет!
— Послушай, — обратился к Силантию Шамиль, все время с внимательной недоверчивостью присматривавшийся ко всем действиям солдата, — для чего так много пороха? Первый раз ты взял гораздо меньше.
— Оттого и не долетало, что мало взял, — уклончиво отвечал Силантий, избегая испытующего взгляда Шамиля.
— А если орудие разорвет? — допытывался имам.
«Ишь, дьявол, догадливый, — усмехнулся про себя Силантий, — один умнее всей этой оравы».
— Не беспокойся, пресветлый имам, орудие не ружье, — поспешил он успокоить Шамиля, — ишь, стенки какие здоровые, выдержат.
Шамиль сомнительно почмокал губами, но промолчал, однако на всякий случай отодвинулся подальше.
Когда все было готово и один из беков с неумелой осторожностью взял в руку горящий фитиль, имам еще раз обратился к Силантию и, глядя пристально ему в лицо, произнес многозначительно:
— Гяур, еще не поздно; если ты задумал что-либо нехорошее, сознайся и исправь свою ошибку. Горе тебе будет, ежели орудие разорвет, я прикажу замучить тебя. То, что ты только что перенес, — детская забава в сравнении с теми муками, которые ждут тебя в случае измены.
Силантий вторично не мог не подивиться сообразительности Шамиля, однако смело выдержал упорный взгляд имама и, не колеблясь, отвечал:
— Прикажи стрелять, имам.
— Хорошо, — ответил тот коротко. — Эй! — обратился он к мюридам. — Отведите его подальше в сторону и караульте получше, а вы, — глянул он на беков, — делайте свое дело, и да поможет вам Аллах.
Юноша-бек с фитилем в руке, прищурившись, осторожно поднял его и приблизил огонь к затравке.
Раздался оглушительный грохот. Звон и лязг потряс площадку. Глыба земли, камни, осколки чугуна с визгом и воем рванулись вверх и посыпались на оторопевших мюридов. Густой дым окутал площадку непроницаемой пеленой… Послышались стоны и крики раненых… За первым взрывом почти одновременно грянул другой. Это вспыхнул сложенный в мешках порох.
На площадке поднялась невообразимая суматоха. Ошалевшие от ужаса мюриды метались как угорелые, сталкиваясь, сшибая один другого с ног, и падали, поражаемые сыпавшимися на них осколками камней.
— Слуги и дети пророка, — раздался среди всего этого хаоса спокойный голос Шамиля, единственного человека, не потерявшего голову, — успокойтесь, не кидайтесь подобно баранам и не выпускайте из рук проклятого гяура; клянусь бородой пророка, он жестоко поплатится за свою измену.
Голос имама магически подействовал на растерявшуюся от неожиданности толпу, к тому же дым начал мало-помалу рассеиваться.
XIX
Когда воздух совсем очистился, глазам присутствующих представилась ужасная картина. На том месте, где стояло орудие, образовалась неглубокая воронка, усеянная обломками лафета, чугунными и гранитными осколками. Тут же валялись обезображенные трупы обоих сыновей Нура-бека. У одного, того самого, который приложил фитиль, голова была оторвана до самых плеч, и вся верхняя половина туловища изорвана в клочки. Другой лежал с оторванными выше колена ногами и безобразной кровавой массой выступивших из живота внутренностей.
Несколько подальше корчилось на земли еще трое мюридов, издавая пронзительные стоны. У одного была оторвана рука до плеча, у другого сорвана нижняя половина лица, причем обнаженная челюсть висела на лоскутках кожи и бороде. В толпе виднелось еще два-три человека легкораненых, наскоро унимавших текущую кровь обрывками своих черкесок.
— Где гяур? Подведите его ко мне! — закричал Шамиль дрожавшим от ярости голосом, но Силантия не было. Пораженные его исчезновением мюриды заметались по площадке. Шамиль, помертвев от бешенства, стоял бледный, скрежеща зубами, и метал из глаз молнии.
— Вон он! — закричал наконец один из мюридов, указывая пальцем под кручу. Там, в самом низу, с быстротой горного козла спрыгивая с уступа на уступ, мчался Силантий. Воспользовавшись общим замешательством, произведенным взрывом пушки, Силантий, понимая, что теперь ему уже не миновать мучительной смерти, решил лучше погибнуть добровольно и сразу, чем под ножом палача.
Рванувшись изо всех сил из рук державших его мюридов, он, не разбирая дороги, бросился к самому обрыву и, перекрестившись, ринулся вниз. По счастливой случайности, он упал не на острые камни, о которые неминуемо должен был разбиться, а на покатую площадку, покрытую песком, и по ней съехал на дно оврага. От сильного сотрясения Силантий потерял было сознание, но тотчас же очнулся и, не рассуждая, стремительно кинулся вперед, к серевшей вдали русской батарее.
— Держите
