Читаем без скачивания Милан - Arladaar
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Купили ванильное мороженое за 20 копеек и тут же стали искать тенёк под деревом с лавочкой, чтобы присесть и не спеша съесть мороженое, наблюдая за изнывающим от жары городом. И вот тогда, когда шли по площади перед драмтеатром, Люда, опустив голову вниз, смотрела на большие каменные плиты, которыми была выложена площадь и по которым бодро вышагивали её летние сандалии с розовыми пальчиками. Вот тогда на неё точно так же навалилось чувство, что именно такой вот момент когда-то был в её жизни, и она точно так же прогуливалась с родителями и мороженым. Причём это случилось совсем недавно. Но в том-то и дело, что Люда совершенно не помнила этого! Вечером, перебирая свою детскую память, она всё-таки не могла припомнить такой момент, и это повергло её в отчаяние. Ноги в белых сандалиях на плитах у драмтеатра, казалось бы, это так легко вспомнить!
Утром сказала об этом маме, и та рассмеялась.
— Люся! Ну конечно, ты не помнишь этого, тебе ведь всего два года было! Это только-только мы сюда переехали. Вот смотри…
Мама, сцеживавшая квас на окрошку из трёхлитровой банки, бросила своё занятие и села напротив Люды, вытирая тряпкой руки.
— С папой мы хоть и из одного села, но в детстве не особо дружили, — с улыбкой сказала мама, как будто припоминая важные моменты жизни. — После 10 класса, в 1965 году, уехали учиться в Свердловск, в Уральский политех. Я на бухгалтера, он на энергетика. Жили в общежитии, там и познакомились поближе. И свадьбу сыграли студенческую. Мама, конечно, недовольна была: почему без родни, почему три дня не гуляли всей деревней… Но я сама так захотела, потому что самостоятельной стала. Это был 1969 год. Потом, после института, в 1970 году Саша отслужил на сборах в армии три месяца. Он после военной кафедры, лейтенантом служил. И мы потом уехали в Екатинск, после распределения, на Уралвагонзавод. Я начинала работать табельщицей в механосборочном цеху, он слесарем-ремонтником в покрасочном. Жили в общежитии. Потом, в 1971 году ты родилась, и нам дали квартиру в заводской новостройке, как молодым специалистам с ребёнком. Удерживали так, чтобы не уехали. Работать некому было. Эх… Было времечко…
Мама даже слегка прослезилась от воспоминаний. Люда встала, подошла к ней и утешающе похлопала по спине.
— Мы часто гуляли, — продолжила она. — По городу. По парку, на карусели ходили, на озёра ездили. И в парке этом часто бывали. С мороженым… Просто ты вспомнила себя совсем-совсем маленькой. В два года. Люди себя в этом возрасте обычно не помнят…
…Странно… Люде тогда показалось, что воспоминания были совсем свежими… Так же, как и сейчас. Она смотрела на чёрную женщину и поняла, что где-то её видела… Возможно, когда была совсем маленькая? Женщина, увидев, что Люда смотрит на неё, легко улыбнулась и помахала рукой. Люда, как заворожённая, помахала рукой в ответ.
— Стольникова! Ты что делаешь? — крикнул Бронгауз. — Продолжаем тренировку! И без выкрутасов! Сказано — дупель, прыгай дупель! Что ты там чудишь?
— Ясно! — смущённо ответила Люда.
Причина провала прыжка, опять же, налицо — координация в фигурном катании нарабатывается годами. Чтобы так легко крутить на льду все эти пируэты и прыжки, ты своё тело должна чувствовать с точностью до грамма и миллиметра. Только тогда всё будет получаться.
С прыжками… Тут вообще всё просто, она это уже проходила при вчерашней пробежке. Тело Стольниковой намного легче, но по отдаче энергии оно намного выше. Мозг посылает телу сигнал отдать 100 джоулей энергии, а на выходе получается 200… Явный перерасход, который идёт в лишнюю, ненужную раскоординацию. Проблема эта, конечно, была решаема… Со временем всё придёт в норму, но сколько на это потребуется шишек и падений???
А ещё у Люды поселились сомнения насчёт максимальной отдачи. Тело Стольниковой явно натренировано для исполнения многооборотных прыжков, если даже тройной аксель она прыгает налегке, почти без проблем. Сколько оборотов она скрутит максимально? Три? Четыре? Пять? Какие тут вообще правила фигурного катания? За 36 лет могли произойти большие изменения в правилах, да и рекордные результаты в фигурном катании могли вырасти в несколько раз. Всё что угодно может быть…
— Кто вот эта женщина? — осторожно спросила Люда у Смеловой и кивнула на балкон.
— Какая женщина? — Смелова посмотрела на пустой балкон, а потом на каток. — Там никого нет. Во… А где Бронх?
И действительно, на балконе никого не было… И Бронгауз, только что стоявший у бортика и наблюдавший за тренировкой группы, тоже куда-то пропал… Ну что ж… Значит, надо опять возвращаться к напрыгиванию дупеля…
… Самуил Даниилович Бронгауз, конечно же, никуда не пропал. Да и неизвестную гостью он сразу же увидел и приветственно помахал рукой. Это была Людмила Александровна Николаева, председатель Олимпийского комитета России. Она часто наведывалась сюда и считалась негласным покровителем спортивной школы. Негласным покровителем его олимпийской троицы. Бывшей троицы… Из которой осталась одна Стольникова. Вот и сейчас Николаева сюда наведалась, наверное, ради неё… И скорее всего, устроит выволочку, почему дорогая драгоценная дитачка после болезни так быстро вышла на лёд. Ну что ж… Бронгауз знал, что на это ответить… И знал, где искать Людмилу Николаевну — в тренерской, где в это время никого не было.
Когда подошёл, Людмила Александровна уже терпеливо поджидала у закрытой двери. Впрочем, ждала она недолго, максимум половину минуты — Бронгауз пришёл в коньках, задерживаться не стал.
— Здравствуйте, — с вежливой номенклатурной улыбкой поздоровалась Людмила Александровна и по-мужски пожала руку Бронгауза. Приветливое выражение её лица было продиктовано простой учтивостью, но в глазах председателя ОКР была лёгкая тревога.
— Добрый день, Людмила Александровна, — вежливо поздоровался Бронгауз. — Извините за задержку.
— Извиняю, — кивнула головой женщина. — Я знаю, вы всегда в делах. Но и я по работе.
Бронгауз отворил дверь и учтиво пригласил входить. Сам вошёл следом.
— Кофе? — спросил Бронгауз.
— Эмм… Не откажусь, — звонко рассмеялась председатель ОКР и расположилась на стуле, где сидели обычно спортсмены, когда получали вводную или при разносе. — Только не очень горячий. Не люблю горячий.
Бронгауз поставил чайник, достал чистую чашку с ложкой, банку растворимого кофе и сахар. Сам при этом изредка посматривал на Николаеву. Своими оборотами речи она ему постоянно кого-то напоминала, да и внешним обликом тоже. Но кого? Если ты имеешь дело с массой народа, ездишь по стране и миру, лица людей мелькают, как калейдоскоп. Единственное, он давно заметил,
