Читаем без скачивания Новая династия - Дмитрий Иванович Иловайский

победы, хотя официально оно продолжало сноситься с ним как с законным государем; причем делало вид, что польско-литовские и запорожские дружины, воевавшие Московскую Русь, действовали самовольно, вопреки всем запрещениям и препятствиям, будто бы от него исходившим. Но вот в московские дела вмешалась враждебная Польше Швеция, и стала помогать восстановлению законных прав, законного порядка. Борьба обоих соседей за Ливонию в то время затихала в Балтийском крае; но поляки хорошо понимали, что эта борьба переносится шведами на поля Московии. А главное, они с великим негодованием увидели, как вместе с успехами соединенных сил Скопина и Делагарди, из польских когтей начала ускользать столь верно рассчитанная добыча. Тогда в Кракове решено было не медлить долее, и Сигизмунд III стал готовиться к самоличному вторжению в московские пределы, прежде чем Шуйский мог окончательно восторжествовать над своим противником и восстановить государственный порядок в Московской земле.

Тут представился важный вопрос: какую ближайшую задачу должен преследовать польский король?

Этот вопрос возник вследствие кандидатуры королевича Владислава на московский престол, кандидатуры, выставленной частью московских бояр еще при жизни первого Лжедимитрия, а во время наступившей Смуты все более и более приобретавшей между ними сторонников. По некоторым известиям при Краковском дворе шли теперь горячие споры и обстоятельные рассуждения о том: объявить ли сию кандидатуру немедля и идти собственно на завоевание московского престола для Владислава или повременить с нею, а прежде заняться покорением тех областей, которые еще недавно принадлежали Польско-Литовскому королевству, но были отторгнуты от него во времена Ивана III и Василия III, т. е. Северской и Смоленской?

По-видимому, решение колебалось то в ту, то в другую сторону. В конце концов возобладала вторая задача, без сомнения в связи с следующими соображениями и обстоятельствами.

Во-первых, польское правительство хорошо сознавало, что москвитяне, сажая на свой престол королевича, неизбежно потребуют от него перемены религии в пользу православия; а такая перемена вызвала бы сильное столкновение с Римской курией; на что Сигизмунд как ревностный папист и католик был отнюдь неспособен. Следовательно, предстояло еще изыскать средства для устранения великого затруднения с этой стороны. Во-вторых, королевич в качестве московского царя был бы поставлен в крайне неудобное положение перед своими подданными, если бы начал царствование отдачею некоторых областей соседнему государству; следовательно, отторжение сих областей от Москвы, во всяком случае, должно было предшествовать занятию Владиславом московского престола. Пример первого Лжедимитрия ясно говорил, что царствование его в самом начале могло окончиться трагически, если им слишком резко будут нарушены церковные и государственные интересы его будущих подданных. Наконец поляки имели перед глазами яркие примеры своих королевичей, занимавших соседние престолы, но без особых выгод для Речи Посполитой. Так Ягайловичи в XV и начале XVI столетия занимали престолы Венгрии и Чехии; но династия их там не утвердилась, и Польша от того не усилилась. Это не то что цепкие немецкие династии, самыми вид ными представителями которых служат австрийские Габсбурги. Очевидно, по зрелом обсуждении вопроса в кругу некоторых сенаторов и ближних советников, Сигизмунд III решил прежде всего как можно более отвоевать областей у Московского государства для Речи Посполитой, а затем, смотря по обстоятельствам, посадить ли сына на московский престол или еще лучше самому занять его и таким образом под одною короною соединить Польшу, Литву и Москву, и потом их общими силами добывать наследственную Швецию. Сей последний план наиболее улыбался иезуитам, вообще католическому духовенству; ибо не только о перемене религии в таком случае не могло быть речи, но и представлялось гораздо более возможности ввести излюбленную унию в Восточной Руси так же, как она была введена в Западной. Представлялось также возможным Сигизмунду, восстановить свои права в Швеции, воротить ее в лоно католической церкви. Одним словом, передним открывались широкие церковные и политические горизонты.

Было и еще одно обстоятельство, также несколько отклонявшее короля от немедленного объявления кандидатуры Владислава на московский престол и посылки королевича с войском в пределы Московии: это усильные ходатайства Юрия Мнишка совместно с посланцами Лжедимитрия и тушинских поляков. Кандидатура Владислава, само собой разумеется, прежде всего должна была устранить Самозванца, опиравшегося на польское войско, а Мнишек, конечно, принимал близко к сердцу интересы своей дочери и ее мужа. От их имени он давал королю клятвенные обещания, что если зять его займет Москву, то выполнит условие об отдаче полякам Северской и Смоленской земли — условие, заключенное еще первым Лжедимитрием, — лишь бы король не посылал своего сына. Ходатайства Мнишка поддерживал его влиятельный родственник краковский епископ Бернард Мацеевский. Весьма возможно, что в сем случае он также находил некоторую поддержку себе у своего старого соумышленника в деле польско-русской интриги и начального автора Московской смуты, т. е. у литовского канцлера Льва Сапеги, который хотя тайно, но несомненно продолжал играть роль главного покровителя самозванщины в Московской Руси. Притом, если у Мнишка под Москвою находились дочь и зять, то у Сапеги на их службе пребывал его двоюродный брат. Сапега, однако, стоял выше личных, корыстных интересов Мнишка, и если оставлял в покое Самозванца, то только до тех пор, пока считал его полезным для польского дела вообще. Кроме поддержки некоторых вельмож, старый Мнишек успешно интриговал и на сейме в том же смысле, т. е. против посылки королевича в Москву.

Прежде чем осуществить свои заманчивые цели и обнять широкие горизонты, Сигизмунду III пришлось считаться с суровою действительностью, т. е. с своею жалкою королевскою властию и польским безнарядьем: надобно было хлопотать о согласии сейма на войну с Москвою и об изыскании для нее средств. Впрочем, сейм на этот раз легко согласился с тем, что не следует упускать удобного времени для нанесения удара исконной сопернице Польши, и тем более, что король обязался не преследовать никаких династических целей и не имеет на первом плане московскую кандидатуру Владислава, а имеет в виду одну пользу Речи Посполитой. В сенате против войны возражали только три, четыре человека; а в посольской избе совсем не возражали и молча согласились на так наз. эксцепту, т. е. на освобождение в военное время от известных судебных позвов всех тех, которые будут служить под королевскими знаменами. Эта привилегия обыкновенно заставляла записываться в войско многих шляхтичей, угрожаемых судебными процессами, особенно со стороны своих кредиторов. Затем начались сборы денег, военных и съестных припасов, вербовка и вооружение жолнеров и стягивание их в намеченные пункты.

Любопытно, что о сих намерениях и приготовлениях польского правительства в Москве получились своевременные и довольно верные сведения, преимущественно из Смоленска. Сидевшие здесь воеводы Мих. Борис. Шеин, князь Петр Ив. Горчаков и дьяк Никон Алексеев зорко следили за