Читаем без скачивания Тайна крови (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

Максимилиан откинулся на спинку стула и усмехнулся, скрестив на груди руки:

— Это что, угроза от самого Венероликого?

Харви терпеть не может, когда его так называют. А еще столько иронии в голосе! Едва удержалась, чтобы не упасть лбом на стол. Исключительно из желания своими глазами увидеть продолжение.

— Ты не забываешь, кто перед тобой?

— Мужик, который прячется за своей властью.

Дважды отелепатеть!

Харви медленно поднялся. Вот ей богу, я от страха разве что в трусы не наделала. Забыла как дышать, наблюдая за медленно вырастающей над столом скалой. Максимилиан даже в лице не изменился. Только голову поднял, чтобы на ширинку правящего не пялиться.

— Это вызов? — прозвучало очень тихо, но меня оглушило.

Я вскочила так, что стул с грохотом упал на мраморную плитку. Мужчины, наконец, заметили мое присутствие. Нашли тоже, чем заняться, писюнами мериться! У обоих хороши, ничего не скажешь!

— Перестаньте!

— Я жду ответа, фет Ронхарский, — не сводя с меня взгляда, потребовал Харви.

— Максимилиан! — я пыталась воззвать к благоразумию поставщика и зачем-то обнимала при этом сумочку, словно спасательный круг. Харви же его в порошок сотрет, если они сойдутся в поединке чести! У Макса и шанса нет!

Мужчина улыбнулся, тоже глядя на меня и кивнул.

— Вызов принят, — довольно произнесло Ползучее Великородие.

— Да вы больные! — закричала я. — И только попробуй меня за это голоса лишить! Это констатация факта, а не оскорбление! Вы что творите?

— Мужчина имеет право бросить вызов чести. С моей стороны было бы унижением отказаться, — пояснил Великогад.

— Да ты сам это спровоцировал! Чем твоя честь задета? Чего ты вообще сюда явился, тебя никто не звал!

— Дело не в моей чести, — ухмыльнулся Венероликий и перевел взгляд на Максимилиана. — И не в его.

И тут меня накрыло осознанием, что все это они затеяли не потому, что авторитетом меряются. Они меня не поделили! Меня! Пустышку не поделили два отелепатительных мужика! Отелепатительных, если их в одной комнате не запирать, конечно… Тогда они в полных мудаков превращаются.

— В моей? — хотела сесть обратно, но Макс вовремя от этого удержал. Стул-то на полу валялся. — В моей чести? — оттолкнула его и посмотрела, как на врага. — А меня вы спросили? Все с моей честью замечательно! Она не тронута! Давайте мы сейчас все успокоимся и сделаем вид, что ничего не было.

— Нет. Не забудем, — отчеканил Максимилиан.

— Завтра мои представители с вами свяжутся, — тон Харви сделался деловым. Словно он сделку заключал. — Чтобы обсудить детали поединка. Собирайся, Ландрин. Следует набраться сил перед завтрашней ночью.

— Знаете что, — прошипела пустынной змеей. — Вы оба… оба… Пустоголовые боданы!

Ползучее Великородие сузил глаза, но я вскинула голову и заявила:

— Ну, давай! Я заработала еще недельку молчания и месяц заточения! Сделай это! Ведь единственное помещение, в котором я соглашусь находиться с тобою рядом — это тюремная камера! Видеть тебя не могу уже!

И, не дожидаясь, пока меня закинут на плечо, отшлепают и унесут в башню, швырнула в него принесенной сумочкой и жакетом, распахнула шторы и натуральным образом сбежала с поля боя. Все. Пусть хоть поубивают там друг друга, мне все равно! Нет, ну какие идиоты, а? Толку что великородные! Великородные идиоты!

Я шла с гордо поднятой головой и разве что дым из ноздрей не пускала! Великородные болваны, которые сцепились за меня, как пустынные мертвоеды за лакомый кусок мертвечины. Ладно, с Великогада станется, но фет Ронхарский-то куда? Я фыркала, обхватив себя руками и топталась на остановке с ноги на ногу. Трены уже не ходят, до дома я смогу добраться лишь на телепатобасе. Могла бы и волар нанять, хоть и дорого, но я же женщина гордая, швырнула в Харви сумочку, с планшетом, потому теперь топчусь и мерзну в кромешной тьме, а на меня народ косится. Я ж ведь местная звезда! Благо, в такое время суток в середине рабочей недели жители дистрикта предпочитают находиться дома у экранов телепатовизоров, хотя мне было достаточно и этих тычков пальцами.

Когда из-за угла выполз телепатобас и с важностью разъевшегося аркха изволил остановиться, нырнула в него и, опустив голову, пробралась на самое последнее сиденье, забившись в угол. Пассажиры оборачивались на меня не только из-за того, что по зорычу видели, они на платье мое смотрели. Во-первых, натуральные ткани, во-вторых, на нем прямо вот как на экране планшета написано «стоит бешеных анников», в-третьих, слишком уж оно откровенное. Как нарочно, ко мне подсел не совсем трезвый фет и, закинув руку на спинку сиденья позади меня, дыхнул перегаром:

— Красотка, познакомимся?

— Жить надоело?

— Я мужчина рисковый, — на мое колено легла тяжелая ладонь.

— Руки от нее убрал! — вступился незнакомый мужчина приятной наружности. В телепатобасе он смотрелся странно. Как и я, в слишком дорогом костюме.

— Че?

Татуированный ухажер переключился на новую жертву и отсел, а в это время над ухом громыхнул голос кондукторши, отвлекая от перепалки:

— За проезд платить бум?

Бум, очень бум!

К счастью, пока я копалась в новой сумочке в поисках анников, на остановке зашла компания подростков, которые заняли места рядом со мной. Они были увлечены обсуждением чемпионата дистриктов по лоу-флаю, виду спорта, где мужики на мини-воларах носятся по воздуху за мячиком, потому меня не замечали. Странный мужик с татушками исчез, как и мой таинственный спаситель.

Расплатилась и, скрестив руки на груди, прислонила лоб к холодному стеклу. На телепатобасе добираться не меньше сорока минут, успею вздремнуть. День выдался тяжелый, хотелось поплакать, принять горячую ванну или на ручки. Да, пожалуй, на ручки хотелось больше всего. Чтобы меня взяли и до кроватки отнесли. Тяжело вздохнула. Я сама, гордая такая и жутко важная, оставила двух потенциальных кандидатов в потаскуны в ресторане. А кроме них потаскать меня явно некому. С этой мыслью я и закрыла глаза.

— Женщна! Женщна! — меня усиленно трясли за плечо, причем кондуктор не утруждала себя проговариванием слов. — Кнечная.

— Ко… конечная? — я резко выпрямилась и покрутила головой. За окнами телепатобаса — непроглядная тьма. — Это… какой район?

— Двдцатый, кнешна. Давай, выхди, мне домой охотова.

Я подхватила сумочку и вышла из транспорта, который тут же сиганул с места с такой скоростью, что меня ветром чуть с ног не сбило. А вот пылью обдало точно. И где, спрашивается, его прыть до этого была, когда я его битый час дожидалась?

Темнота обступила со всех сторон. Это там, наверху, все горело и сияло неоновыми огнями, а на земле света никогда не было много. Тем более двадцатый, самый бедный район, ближе всего к границе дистрикта! Это мне надо через семь районов возвращаться! Отелепатеть!

Я двинулась… да куда-то вон туда, в сторону каких-то домов, чтобы повернуть к другим домам и поплестись по обочине какой-то дороги. Редкие пешеходы кидали на меня удивленные взгляды и шушукались. Один даже время подсказал и ближайшую остановку воздушных тренов. В одиннадцать вечера добраться до дома я могла только по воздуху. Нижние этажи, укутанные мраком и холодом, уже спали.

Залезла в сумочку, чтобы пересчитать, хватит ли у меня на воздушный трен, все же он в разы дороже подземки и телепатобаса и взвыла:

— Кишка пустынного мертвоеда! Да чтоб вам аркх на голову нагадил!!!

У меня стянули кошелек, пока я спала. Снова! Ну, как кошелек. Он остался в сумочке, что осталась сначала в шаре, а затем в ресторане. У меня сперли деньги. Все, что я хранила под матрасом!

Самое время плакать. Нет, рыдать навзрыд.

Я тупо плелась по темноте в неизвестном направлении, ориентируясь на барьер. Видимая пленка должна остаться за спиной. Теоретически, если идти к центру дистрикта, можно дойти до тринадцатого района. К утру завтрашнего дня! Или дождаться утра на лавочке рядом вот с этим бомжиком и… и сесть рядом с ним днем, чтобы выпрашивать милостыню на телепатобас. Боженька, чем я тебя так прогневала?