Читаем без скачивания Джентльмен с Медвежьей речки - Роберт Говард

Дальше стоял вопрос об оплате. Когда я сообщил, что мы сошлись на ста долларах в месяц, все разом взвыли и завопили, что таких денег на Медвежьей речке и за год не сыскать. Но я устранил и это препятствие, сказав, что каждая семья внесет в общую копилку то, что сможет: мед, медвежьи шкуры, кукурузную водку, еще что-нибудь, а я ежемесячно буду спускаться в Бизоний Хвост и обращать товары в наличные. И еще добавил, что, так и быть, возьму на себя труд в конце месяца лично напоминать каждому о его долге, чтобы никто не чувствовал себя обойденным.

Потом поднялся спор о том, в каком месте ставить школу. Я хотел построить ее между папашиным домом и нашим загоном, но тут неожиданно восстал сам папаша и заявил, что надо быть последним идиотом, чтобы разрешить строить школу рядом с собственным жилищем, и что только сумасшедший согласится иметь под боком орущий и визжащий выводок, от которого разбежится вся съедобная дичь на несколько миль вокруг. И добавил, что если школу все-таки построят на расстоянии меньше мили от его дома, это будет означать лишь одно: у кого-то палец на курке сработал быстрее его, папашиного, и зорче оказался глаз. После жаркого спора, в ходе которого пять наиболее уважаемых граждан потеряли представление о месте и времени, было решено построить школу возле поселка на горе Апачей. К тому же по всей Медвежьей речке не нашлось более густонаселенного места. А мой двоюродный братец Билл Кирби согласился в счет своей доли предоставить учительнице стол и квартиру. Конечно, для меня было бы гораздо удобнее, если бы школа находилась рядом с моим домом, а мисс Маргарет столовалась бы у нас, но все равно, я был очень доволен – ведь и так смогу навещать ее в любое время, когда захочу. Так я и делал каждый день, и раз от разу она казалась мне все красивей.

Недели мелькали одна за другой, и все шло как нельзя лучше. Во время визита она усаживала меня за стол и учила грамоте. Правда, ученик из меня получился неважный, и образование продвигалось со скрипом, чего нельзя было сказать – как мне тогда казалось – о делах сердечных. Но внезапно мирное течение нашего романа натолкнулось на корягу в образе породистого свинтуса по имени Дэниел Уэбстер.

Все началось с того, что по тропе из Бизоньего Хвоста заявился некий самозванец, а с ним – Тэнк Уиллогби. Вообще-то, у Тэнка в башке мозгов не больше, чем полагается законопослушному гражданину Штатов, но на этот раз он проявил редкую башковитость, ибо, доставив британца по назначению, не остался погостить, как обычно, а напротив – развязавшись с поручением, заспешил обратно к себе в долину.

Почтительно держа в руке сомбреро, он безмолвно протянул в одной руке письмо, другой указал на незнакомца.

– Что ты тычешь в него лапой? – раздраженно спросил я, а Тэнк отвечает:

– Я обнажил голову в память об ушедших. Привезти на Медвежью речку типа вроде этого – все равно что сунуть кролика в стаю голодных волков. – Он глубоко вздохнул и, покачав головой, водрузил шляпу на место. – Псинас кошкус разодратос.

– Какого дьявола ты там бормочешь? – спросил я.

– Это латынь, – ответил ! Тэнк. – По-нашему так будет – упокойся в мире.

И с этими словами он помчался вниз по тропе и скрылся в облаке пыли, оставив меня наедине с незнакомцем, который все это время глазел на меня, словно я чудо какое или теленок с двумя головами.

Я кликнул сестрицу Очиту, чтобы та прочитала письмо – читать ее уже выучила мисс Маргарет.

А было в том письме вот что: «Дорогой Брекенридж! Я представляю тебе мистера Дж. Пемброка Пембертона, спортсмена из Англии, с которым познакомился недавно во Фриско. Он сказал, что разочаровался в Америке, потому как не нашел здесь опасностей и приключений, и уже собрался было отчалить в Африку, пострелять там слонов и львов, но я убедил его поехать со мной. Я сказал, что на Медвежьей речке он за неделю огребет больше передряг, чем во всей своей задрипанной Африке за целый год. Но в тот самый день, когда мы нацелились в Бизоний Хвост, я наткнулся на старого знакомого из Техаса, и хоть о мертвых плохо не говорят, но мне очень хотелось бы, чтобы этот скунсов сын вогнал свою пулю куда-нибудь в другое место, а не в мою левую ляжку, где и без его стараний к тому времени их уже сидело три штуки. Короче, я валяюсь ныне пластом и никак не могу сопровождать Дж. Пемброка Пембертона на Медвежью речку. Ты обяжешь меня по гроб жизни, если сходишь с ним на медвежью охоту, покажешь прочие ваши забавы, заодно оградив от своих родственников. Я понимаю, что взваливаю на тебя тяжкую задачу, но речь идет о чести страны. Прошу как друг, твой Уильям Гаррисон Глэнтон, ЭСКВАЙР».

Я осмотрел Пемброка с головы до ног. Среднего роста, да и сложением он мало походил на спортсмена. У него были желтые волосы, а щеки розовые, как у девушки. В тот день я впервые в жизни увидел настоящие джинсы и специальные, из дубленой кожи, башмаки для верховой езды. На нем висело забавное пальто с карманами, свой пояс он называл патронташ, а на голове, что твой гриб, сидела пробковая шляпа, перевязанная красной лентой. К седлу была привязана вьючная лошадь, нагруженная всевозможным хламом, среди которого я разглядел пять-шесть дробовиков и ружей разного калибра.

– Так вы, значит, и есть Пемброк? – сказал я ему, и парень радостно закивал в ответ.

– Ну да! А вы, без сомнения, тот человек, которого мистер Глэнтон отрекомендовал мне как Брекенриджа Элкинса?

– Он самый, – говорю. – Слезайте с лошади и пройдемте в дом. Сегодня у нас на ужин медвежатина с медом.

– Послушайте-ка, – начал он, едва успев встать на ноги. – Прошу меня заранее извинить за некоторую фамильярность, старина, но могу я узнать, не является ли впечатление, которое, несомненно, производит на окружающих ваш великолепный торс, в некотором роде уникальным?

– Не знаю, – говорю. А я и в самом деле ровно ничего не понял из того, что он тут намолотил. – Сам я всегда голосую за демократов.

Он опять завел про свое, но в этот самый момент, привлеченные нашими голосами, из дома повылазили папаша с братцами Джоном, Биллом, Джимом, Бакнером и Гарфильдом. Сгрудившись у дверей, они принялись разглядывать гостя. Увидев их, гость слегка побледнел и произнес:

– Пардон. По-видимому, гиганты в здешних краях не исключение, а правило.

– Папаша говорит, что со времен его юности народ порядком измельчал, – объяснил я ему, – но нами он доволен.

За столом Пемброк навалился на жаркое, а когда я сказал, что завтра мы пойдем с ним на медведя, он спросил, сколько дней пути до медвежьей берлоги.

– Вот еще! – я даже фыркнул, услышав эдакую чушь. – У нас за медведем далеко не ходят. У нас, если на ночь не запреть дверь, утром запросто можешь проснуться в обнимку с гризли. Того, что мы едим, сестрица Элеонора завалила прошлой ночью в свинарнике за домом.

– Мой Бог! – воскликнул гость и с интересом посмотрел на сестру. – А могу я спросить, уважаемая мисс Элкинс, какого калибра оружие вы при этом использовали?

– Я дала ему по голове оглоблей, – ответила Элеонора, и гость, замотав головой, пробормотал себе под нос: «Потрясающе!»

После ужина Пемброк занял мою кровать, а я расположился на полу.

С первыми лучами солнца мы уже были на ногах и готовы к походу за медведем. Пока Пемброк суетился с ружьями, из дома вышел папаша, покрутил усы и, покачав головой, с сомнением произнес:

– Слов нет, парень он воспитанный, но, боюсь, слабоват здоровьем. Я угостил его из своего кувшина, так он даже глотка не сделал, лизнул только, а уж так закашлялся, что, того и гляди, концы откинет. Ты смотри там с ним в лесу – поаккуратнее.

– Ладно, – говорю, а про себя подумал, что не стоит судить человека по тому, как он относится к папашиной водке. Для кукурузной водки с Медвежьей речки нужны местные же потроха.

– Будем надеяться на лучшее, – вздохнул папаша. – Но все же печально видеть, как молодой парень падает после доброго глоточка на дорогу. Куда ты его поведешь?

– К горе Апачей, – отвечаю. – Позавчера Эрат наткнулся там на гризли-переростка.

– Х-м-м-м, – промычал мои родитель. – Школа стоит на склоне той же горы, или это только совпадение, а, Брекенридж?

– Может, совпадение, а может, и нет. – Меня задели его прозрачные намеки, и едва Пемброк взобрался на лошадь, я сразу тронул поводья, не удостоив ответом саркастическое замечание, которое папаша проорал нам вслед:

– А может, есть связь между учебой и охотой на медведя? Или я ошибаюсь, сынок?

Пемброк оказался неплохим наездником, вот только седло под ним было престранное – вообще без луки. Зато ружье оказалось ни к черту: двустволка такая огромная, что запросто разнесла бы небольшую гору – по его словам, нарочно для охоты на слонов. Увидев, что я не захватил ружья, он вскинул брови и спросил, что я, собственно говоря, намерен делать, повстречайся мы с медведем. На это я ответил, что медведя оставлю ему, а на крайний случай у меня припасена пара отличньх шестизарядных кольтов.