Читаем без скачивания Игольное ушко - Кен Фоллетт

Дэвид залпом допил бренди.

– Я, пожалуй, пойду спать. Спина что-то устала.

Фабер привстал со стула.

– Извините, это я, наверное, вас задержал.

Дэвид небрежно махнул рукой.

– Нет-нет, оставайтесь еще, вы ведь и так спали весь день, так что вам рано. Кроме того, Люси хочется поболтать, я же знаю. Это все моя спина, правда, на нее, бедную, падает двойная нагрузка, раз нет ног.

– Тебе лучше выпить две таблетки на ночь, – сказала Люси. С верхней полки книжного шкафа она взяла баночку, высыпала из нее пару таблеток, протянула мужу.

Он проглотил их, не запивая.

– Ладно, спокойной ночи. – Муж выехал в кресле из комнаты.

– Спокойной ночи, Дэвид.

– Хорошего вам сна, мистер Роуз.

Ровно через минуту Фабер услышал, как Дэвид карабкается вверх по лестнице и заинтересовался, как это у него так ловко получается.

Люси заговорила вдруг громко, будто пытаясь заглушить шум на лестнице, тяжелое сопение мужа.

– Вы где живете, мистер Бейкер?

– О, пожалуйста, называйте меня просто Генри. Живу в Лондоне.

– Неужели? Так давно не была там. Наверное, город стал совсем другим в результате постоянных бомбардировок?

– Город изменился, это точно, но не настолько, как вы думаете. Когда вы ездили туда в последний раз?

– В 1940 году. – Она налила себе еще бренди. – С тех пор, как мы перебрались сюда, я покидала остров только один раз, да и то это было связано с рождением ребенка. В наши дни, когда кругом война, не очень-то поездишь, правда?

– А почему вы поселились на острове?

– Гм. Сложный вопрос. – Она сидела, мелкими глотками пила бренди, смотрела, как горит огонь в камине.

– Извините, мне, наверное, не стоило…

– Да нет, ничего. Дело в том, что мы попали в аварию фактически в день свадьбы. Тогда Дэвид и потерял ноги. До этого он учился в летном училище и прошел специальную подготовку в качестве летчика-истребителя, вот… а после того кошмара мы оба посчитали, что нужно какое-то время побыть одним, куда-то спрятаться, уехать подальше от чужих глаз. Сейчас я уверена, что мы ошиблись, но тогда казалось все по-другому.

– Что ж, вполне нормальное чувство обиды здорового человека. Все делаешь как лучше, а получается хуже.

Люси быстро взглянула на него.

– А вы очень наблюдательны, Генри.

– Тут особо нечего наблюдать. Все и так видно невооруженным глазом, как и то, что вы, например, несчастливы.

От волнения она даже заморгала.

– Ваша проницательность пугает.

– Скажете тоже. Очевидное отгадать несложно. Так почему вы продолжаете склеивать вазу из разбитых черепков, ведь видите, что ничего не получается?

– Не знаю, что вам ответить. – (Боже, зачем я так откровенна с этим человеком). – Хотите услышать банальные вещи? То, каким он был до… клятвы, прозвучавшей в церкви во время венчания… ребенок… наконец, война… Если и есть что-то еще, не могу сейчас подобрать слова.

– А может, все дело в ощущении какой-то вины? – произнес Фабер. – И тем не менее, вы все же не исключаете варианта оставить его, не так ли?

Она с изумлением уставилась на своего собеседника, медленно покачала головой, боясь хоть на миг признать правоту его слов.

– Откуда вы сразу так много узнали?

– Ерунда. Просто вы, живя на острове уже четыре года, отвыкли от лицемерия, которым страдает общество. А может быть, мне, человеку со стороны, легче во всем разобраться.

– Вы сами сейчас женаты или были когда-нибудь?

– Нет. Ни то, ни другое.

– Почему? Странно.

Теперь настала очередь Фабера прятать глаза, задумчиво смотреть на камин. В самом деле, почему? Для себя у него всегда был наготове ответ на этот вопрос – все из-за выбранной профессии… Но, конечно, ей этого не объяснишь.

– Я просто никогда не позволял себе роскоши кого-нибудь так сильно любить. – Слова буквально слетели с языка, он, к своему собственному удивлению, даже не стремился обдумать ответ. Что ж, наверное, он ответил искренне. Впрочем, интересно, как ей чисто по-женски удалось добиться от него искренности, когда ему казалось, что она полностью в его руках и способна лишь отвечать на его вопросы.

Какое-то время оба молчали. Огонь в камине догорал. Несколько случайных капель дождя выпали из трубы и моментально зашипели, упав на горячие угли. Шторм никак не затихал. Фаберу неожиданно вспомнилась его последняя женщина. Как же ее звали? Ах, да, Гертруда. Это было семь лет назад, но, глядя на мерцающий огонь в камине, он живо представил ее образ: круглое простое лицо германского типа, светлые волосы, зеленью глаза, великолепные груди, слишком широкие бедра, полноватые ляжки, никудышные ноги. Такие обычно становятся хорошими попутчицами в поездах дальнего следования, легко сходятся с людьми, ненасытные страстные натуры, предпочитают секс погрубее. Она старалась угождать ему во всем, обожая за ум (во всяком случае, так говорила) и тело (этого могла и не говорить, он знал сам). Гертруда писала стихи для эстрадных песенок, читала их вслух в бедной полуподвальной квартирке в Берлине; занятие было не из прибыльных. Он живо представил ее в неубранной спальне. Вот она голая на кровати, просит его возбуждать ее сильнее, делать больно, вводить орган рукой, лежать не двигаясь, пока она скачет на нем, словно наездница… Все, довольно. Фабер поспешил отогнать видение. Странно, что за долгие годы холостяцкой жизни в Лондоне подобные мысли редко лезли в голову и обычно мешали работе. Он посмотрел на Люси.

– Вы сейчас думали о чем-то своем, я заметила, – она улыбнулась.

– Так, нахлынули разные воспоминания. Разговор-то у нас интересный, про любовь…

– Простите, наверное, мне не следовало затрагивать такие темы.

– Что вы, я даже рад, вдруг вспомнил старое, давно забытое.

– Это хорошие воспоминания?

– Очень. Однако и вы тоже времени не теряли, сознайтесь, мечтали о чем-то?

Она опять улыбнулась.

– Я – совсем другое дело, мои мысли в будущем, не в прошлом.

– И что там, в будущем?

Люси уже собиралась ответить, но внезапно передумала, промолчала… Молчание возникало уже дважды за вечер. В ее глазах можно было заметить некоторое напряжение.

– Хотите, я сам отгадаю? Вы находите себе другого мужчину. – Фабер говорил и думал: зачем я это делаю? – Он слабее, чем Дэвид, менее красив, но вы даже где-то любите его за эту слабость. Умен, небогат, с добрым сердцем, хотя не сентиментален, нежный, любящий, желанный…

Бокал с бренди треснул у нее в руке, так она его сдавила, часть спиртного вылилась на колени, осколки упали на ковер, но Люси не обращала внимания. Фабер подошел, присел перед ее стулом. У Люси кровоточил большой палец. Он осторожно взял руку женщины, положил себе на ладонь.

– Вы порезались.

Она безотрывно смотрела на него и… плакала.

– Извините, – произнес он тихим голосом.

Порез оказался неглубоким. Женщина вынула из кармана брюк носовой платок, прижала к ране, чтобы остановить кровь. Фабер отпустил ее руку, начал собирать осколки стекла, жалея, что не поцеловал Люси, когда имел такую возможность. Он положил осколки на камин.

– Совершенно не хотел вас расстроить. – (Фабер не был в этом уверен.)

Она убрала платок и взглянула на рану. Палец все еще кровоточил. (Боже, что он со мной сделал.)

– Нужен бинт, – сказал Генри по-деловому.

– На кухне.

Он нашел бинт, ножницы, английскую булавку, наполнил блюдце горячей водой, вернулся в гостиную.

В его отсутствие Люси успокоилась, смахнула с лица слезы. Она сидела не шелохнувшись, пока он смачивал палец в воде, вытирал, аккуратно накладывал повязку. Все это время она смотрела только на его лицо, не на руки, но лицо оставалось безмолвным.

Он закончил, встал, выпрямился. Глупо. Ему, профессионалу, не стоило расслабляться. Довольно, пора остановиться.

– Знаете, я, пожалуй, пойду к себе.

Она кивнула.

– Извините…

– Не надо извиняться, – сказала она, – вам не идет.

Ее тон был довольно резким. Он догадался: она тоже почувствовала, что дело принимает серьезный оборот.

– Вы остаетесь?

Она опять ничего не ответила, лишь отрицательно покачала головой.

Фабер проводил ее в холл к лестнице. Он смотрел, как она поднимается по ступенькам, как мягко покачиваются бедра…

Наверху женщина на секунду остановилась.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Люси.

Она быстро взглянула на него. Он потянулся к ее руке, но Люси отвернулась, шагнула в спальню и, не оборачиваясь, закрыла за собой дверь. Фабер так и остался стоять на лестнице, не зная о том, что творится сейчас у нее в голове. Впрочем, о том, что творится в его собственной, он тоже не знал.

22

Блогс ехал ночью на большой скорости в полицейском пикапе. Холмистые, открытые всем ветрам, шотландские дороги были скользкими от дождя. В некоторых местах лужи были глубиной в два-три дюйма. Дождь буквально захлестывал лобовое стекло. На более возвышенных участках ветер дул так сильно, что машину едва не сносило на вязкую, насквозь промокшую обочину, покрытую дерном. Оставляя позади милю за милей, Блогс напряженно вглядывался в узкую полоску стекла, туда, где работали щетки, стремился разглядеть дорогу впереди, а в это время фары вели тяжелую битву с темнотой и проливным дождем. Чуть севернее Эдинбурга он сбил трех кроликов, испытав неприятное чувство, когда колеса проехались по маленьким телам. Он не снизил скорость, но еще долго думал о том, почему кролики оказались вдруг ночью на дороге.