Читаем без скачивания Напролом - Дик Френсис

– Уайкем просил извиниться за него... – сказал я.

– Бедняга! – Принцесса верила в его мигрени не больше меня, но считала нужным делать вид, что верит. – Ну что, выиграем, чтобы облегчить его страдания?

– Боюсь, он этого ждет заранее.

Мы смотрели, как Ледника водят по кругу – серый мускулистый конь под попоной с коронами, более подобранный, чем его родной брат Айсберг.

– Я тренировал его на той неделе, – сказал я. – Уайкем говорит, с тех пор он сильно вырос. Так что надежда есть.

– Надежда? – воскликнула Даниэль. – Да он же главный фаворит!

– Да, – кивнула принцесса. – Все шансы на нашей стороне. От этого всегда как-то не по себе.

Мы с ней обменялись понимающими взглядами. Большие надежды всегда несут с собой лишнее давление. Когда я пошел садиться в седло, принцесса сказала:

– Обойдите их всех, и дело с концом.

В свои шесть лет Ледник был в расцвете спортивной формы. Позади у него был ряд блестящих побед, и вокруг этой скачки было много шуму. Это была двухмильная скачка с крупными призами, в которой, как часто случается с подобными состязаниями, участвовало всего шесть лошадей; Ледник был главным фаворитом, а остальные сильно уступали ему – владельцы лошадей, которые могли бы состязаться с Ледником, предпочли менее сложные состязания. Поэтому Ледник шел с большим дополнительным грузом.

Ледник был удобным конем – таким же покладистым, как его брат, и от природы отважным. Единственной проблемой был большой гандикап: двадцать фунтов. Уайкем не любил, чтобы его лошади шли первыми, и время от времени пытался меня уговорить, чтобы я не позволял Леднику вырываться вперед; но Ледник предпочитал идти первым и каждый раз сообщал мне об этом на старте. Вот и сейчас он, несмотря на разницу в весе, едва упала лента, рванулся вперед, задавая темп скачке.

Когда я был еще подростком, один американский жокей научил меня включать внутренние часы и рассчитывать скачку по секундам, так чтобы лошадь проходила дистанцию за оптимальное для себя время.

Лучшее время, которое показывал Ледник на двухмильной дистанции в Аскоте примерно при том же гандикапе и влажности грунта, было три минуты сорок восемь секунд, и я был намерен привести его к финишу за это же время, пройдя всю дистанцию примерно в одном темпе.

Мне потом говорили, что зрителям на трибунах показалось, что я начал скачку слишком быстро и кто-нибудь из более легких лошадей непременно нас догонит. Но я проверял их время по каталогу, и никто из них не проходил эту дистанцию за то время, за какое намеревался пройти ее я.

Все, что требовалось от Ледника, – это чисто брать препятствия; что он и делал, каждый раз сообщая мне о своей радости. Более легкие лошади так нас и не догнали. Мы пришли к финишу, не снижая скорости, на восемь корпусов впереди всех. Это было не так уж хорошо: в следующий раз Леднику могли из-за этого увеличить гандикап.

Переходя на рысь и от души хлопая коня по шее, я думал, что, возможно, ради будущего не стоило бы финишировать с таким отрывом. Но, в конце концов, настоящее важнее, а при такой разнице в весе рисковать не стоило.

У принцессы разгорелись щеки, она смеялась и не скрывала своей радости. Все-таки выигрывать для нее куда приятнее, чем для мрачных владельцев, которые вечно ворчат.

– Мои знакомые говорили, что это просто святотатство – ехать так быстро на лошади с таким гандикапом, да еще после вчерашнего дождя! Они выражали мне сочувствие, говорили, что вы сошли с ума...

Я улыбнулся ей, расстегивая подпруги.

– Когда он в такой хорошей форме, как сегодня, он даже при сыром грунте может пройти эту дистанцию за три минуты сорок восемь секунд. Примерно это мы и сделали.

Ее глаза расширились.

– Так вы заранее на это рассчитывали?' А мне ничего не сказали! Я не ожидала, что вы с самого старта поедете так быстро, хотя Ледник и любит идти первым.

– Вот если бы он слажал на каком-нибудь из препятствий, я бы выглядел круглым идиотом. – Я еще и еще раз похлопал коня по шее. – Он понимает, что такое скачки. Замечательный конь. Очень благородный. Он любит состязания.

– Вы так говорите, словно лошади – это разумные существа, – сказала Даниэль, которая стояла позади тети и внимательно слушала.

– Так оно и есть, – сказал я. – Лошади – не люди, но тоже личности. Они все разные.

Я унес седло в весовую, взвесился, переоделся и с непокрытой головой пошел на презентацию спонсоров.

В толпе, окружившей стол с призами, был лорд Вонли. Когда я подошел, он направился прямо ко мне.

– Дорогой мой, какая скачка! Честно говоря, я думал, что у вас не все дома. Вы уж извините. Вы ведь зайдете к нам в ложу, как собирались?

Вонли был для меня загадкой. Его серые глаза казались честными и дружелюбными, в них не было ни малейшего притворства.

– Зайду, – сказал я. – Спасибо. После пятой скачки – это мой последний заезд на сегодня. Ладно?

Рядом с лордом Вонли появилась его супруга, которая подтвердила его приглашение.

– Заходите-заходите! Мы вам всегда рады.

Слышавшая наш разговор принцесса сказала:

– А потом ко мне.

Она не ждала ответа, подразумевая, что я, разумеется, непременно зайду.

– Кстати, – с улыбкой сказала она, – а вы знаете, за какое время Ледник прошел дистанцию?

– Нет еще.

– Три минуты сорок девять секунд.

– На секунду опоздали.

– Вот именно! Так что в следующий раз вы уж постарайтесь ехать быстрее.

Леди Вонли воззрилась на нее в изумлении.

– Как вы можете так говорить?.. – начала было она, но тут поняла, что принцесса просто шутит. – Ох! Я просто...

Принцесса успокаивающе похлопала ее по руке. А я тем временем смотрел, как на другом конце стола, покрытого зеленым сукном и заставленного кубками, Даниэль беседует со спонсорами, словно всю жизнь только тем и занималась, что получала призы. Она повернула голову и посмотрела на меня, и я ощутил, как от этого взгляда по спине у меня пробежал холодок. "Как она хороша! подумал я. – Я ее хочу".

Даниэль осеклась на середине фразы. Спонсор недоумевающе переспросил ее. Она тупо взглянула на него, потом еще раз посмотрела на меня, привела в порядок свои мысли и, наконец, ответила на его вопрос.

Я уставился на призы, боясь, что все вокруг догадаются, о чем я думаю.

У меня впереди еще две скачки и болтовня в ложах, и только после этого я смогу остаться с ней наедине. И воспоминание об ее поцелуях ничуть не утешало.

Награждение закончилось, принцесса и прочие удалились, я снова сел в седло и снова пришел первым на лошади Уайкема. На этот раз я пришел впереди всего лишь на голову, безо всякого изящества, изо всех сил подгоняя коня, заставив его выложиться полностью. Он, наверно, и не подозревал, что способен на такое.

– Во черт! сказал его владелец, встречавший меня в загоне, где награждают победителей. – Не хотел бы я, чтоб ты ехал верхом на мне!

И тем не менее он, похоже, был вполне доволен мной. Это был фермер из Суссекса, большой и прямолинейный. Вокруг него толпились оживленно разговаривающие приятели.

– Не, мужик, ты настоящий черт, вот что я тебе скажу. Как ты его прижал! Он эту скачку надолго запомнит.

– Ничего, мистер Дэвис, выдержит. Он у вас, слава богу, крепкий парень. Под стать своему хозяину, верно, мистер Дэвис?

Он радостно заржал и хлопнул меня по плечу. Я пошел, взвесился и переоделся в цвета принцессы к пятой скачке.

Аллегени была второй кобылой принцессы (первой была Бернина). Кобыл у принцессы было всего две – принцесса, как и многие женщины-владельцы, предпочитала жеребцов. Аллегени была не такой темпераментной, как Бернина: добродушная старая квашня, которая всегда скакала достаточно хорошо, но без особого энтузиазма. Я не раз говорил Уайкему, чтобы он убедил принцессу ее продать, но Уайкем отвечал, что принцессе виднее. Аллегени регулярно занимала вторые, третьи, четвертые, пятые, шестые, а иногда и последние места, но это не могло заставить принцессу разочароваться в ней. Она говорила, что ее дети не обязательно должны быть звездами.

Мы с Аллегени, как всегда, встретились по-дружески, но все мои попытки расшевелить ее, как обычно, оказались тщетными. Мы с самого начала шли четвертыми, подошли к первому простому препятствию, взвились в воздух, приземлились, поскакали дальше...

У Аллегени слетела ногавка на задней ноге, и шага через три кобыла захромала и сбилась с ритма, точно автомобиль с лопнувшей шиной. Я остановил лошадь, спешился и провел ее несколько шагов, чтобы убедиться, что она не сломала ногу.

Слава богу, это была всего лишь связка. Плохо, конечно, но все же не смертельно. Когда лошадь приходится пристрелить – это всегда огромный удар для всех. Мне приходилось видеть, как Уайкем плакал над мертвыми лошадьми, да и со мной такое бывало, и с принцессой тоже. Но иногда просто нет выбора.

Подъехал ветеринар, осмотрел лошадь и сказал, что ходить она может, поэтому я повел ее назад под уздцы. Наступая на больную ногу, она каждый раз прихрамывала. Когда я расседлывал лошадь, пришли обеспокоенные принцесса и Даниэль, и Дасти заверил их, что хозяин немедленно позовет к лошади ветеринара.