Читаем без скачивания Слепой инстинкт - Андреас Винкельман

Франциска не хотела умирать. Ни в коем случае! Ей еще столько всего нужно сделать, столько всего пережить, столько всего узнать!

Там, наверху, ее ждали люди, которые полагались на нее и которым нужна была ее помощь. Папа, Макс. Она должна выжить ради Макса. Без нее Максу не подняться, не избавиться от этой боли, кроме того… кроме того, вчера вечером она влюбилась. Не может же все это закончиться вот так! Нет, нет, нет!

Она еще сильнее замолотила ногами и руками, расплескивая воду и отплевываясь. То была битва с самой сущностью воды, битва не на жизнь, а на смерть. Вода не желала отпускать жертву, уже попавшую ей в лапы. Но Франциска была сильна, она всегда была по-настоящему крепкой девчонкой и в школе могла обставить любого мальчишку — и в футболе, и в прыжках в длину, и в лазанье по канату. Готтлоб могла сражаться как настоящая львица, это она унаследовала от отца. Тому сейчас тоже предстоял важнейший бой в его жизни… И ради него она должна победить. У нее нет права умереть здесь и сейчас.

«Возьми себя в руки, постарайся! Давай, вытаскивай свою задницу из этих гребаных проблем! Ну же! Это не так тяжело, многим удалось справиться с подобным. Нужно только верить в себя, в свою жизнь, во все, что ждет тебя в будущем. Верить в Макса. Черт побери, все только начинается!»

Франциску вырвало, она отплевывалась маслянистой водой, извергая ее из своего тела. И вдруг она опять смогла вдохнуть воздух. Не очень свежий, но воздух.

Прошло пару секунд, прежде чем Готтлоб поняла, что никакой воды тут нет. Она не тонула в озере, а до сих пор лежала в подвале зоомагазина Эдуарда Саутера.

«Оставайся в сознании! Тебе нельзя падать в обморок, иначе пиши пропало!»

Франциска ходила по краю пропасти, наполненной тьмой. Эта пропасть пугала ее, ведь девушка чувствовала, что дороги назад не будет. Тьма остановит боль, и потому часть ее сознания готова была поддаться искушению и впасть в милосердное забытье, но Готтлоб не хотела сдаваться. Еще рано сдаваться. Хотя симптомы отравления паучьим ядом становились все сильнее.

Ее мучительно тошнило, но она уже исторгла весь завтрак. Потом ее вырвало еще раз пять: желудок пытался избавиться от горячей горькой жидкости и никак не хотел утихомириваться. Тело сводило судорогой, боль была настолько сильной, что Готтлоб забыла о своей сломанной руке.

За пару минут боль охватила все тело, включая руки и ноги. Еще никогда в жизни Франциске не было так больно. Боль не сосредоточивалась в определенном участке тела, нет, но само тело стало сосудом, наполненным болью. Готтлоб обильно потела, слезы и слюна текли по ее лицу. И чем дольше она лежала на ступеньках, тем быстрее билось ее сердце.

Тахикардия становилась все сильнее, девушка почти не могла дышать.

Ей потребовались все силы, чтобы протянуть левую руку, раздувшуюся от укуса, словно воздушный шар. Франциска попыталась поднять фонарик, но лишь толкнула его, так что он скатился на пол под лестницей, осветив полоску пола до противоположной стены.

Пауки!

Маленькие черные пауки, дюжина или две, копошились на бетонном полу. Они сновали туда-сюда, казалось, бесцельно, и когда две особи приближались друг к другу, то становились на задние лапы, принимая боевую стойку. Даже на таком расстоянии Франциска видела их черные блестящие жвала.

Готтлоб не разбиралась в пауках, не знала, к какому виду принадлежат эти мелкие черные твари на полу, но в Германии такие точно не встречались.

Один из пауков направился к лестнице, пробежав по краю ковра. Двигался он очень целеустремленно, и Франциска впала в панику: паук скрылся в темноте, и ей показалось, что она слышит, как он забирается на ступеньку.

А почему бы и нет?

Они все могли заползти сюда и покусать ее. Франциска представляла собой идеальную жертву. И одного-единственного укуса будет достаточно, чтобы добить ее.

Судорога прошла по ее телу, сконцентрировалась в животе, и, хотя в сломанной руке тоже пожаром вспыхивала боль, Франциска не обращала на это внимания. Боль от судороги была страшнее. Девушка сжала челюсти и зажмурилась, пытаясь пережить эту пытку. Застонав, она почувствовала, как изо рта течет слюна. Смерть бродила вокруг, наносила удар и отступала, играла со своей жертвой, пытаясь продлить мгновения, отделявшие Готтлоб от конца.

«Просто позволь ей забрать тебя! Окунись во тьму, плыви по волнам тьмы, они отнесут тебя туда, где больше не будет боли, лишь покой…»

Часть 3

Глава 1

Тут никто не мог его увидеть. Никто, кроме него самого. Здесь Эдуард был защищен от глаз других людей, здесь не могла звучать та старая проклятая считалочка. Тут он мог насладиться покоем.

Саутер сидел за одним из множества столов в большом зале. Лампа над столешницей вырезала в теле темноты желтоватый кружок. Вокруг плясали духи прошлого, взметали пыль, забивавшуюся в нос. Духи не тревожили Эдуарда.

Всего пару минут назад его пальцы дрожали, голова болела, а душу переполняла тревога. Ему казалось, что он, словно выкорчеванное грозой дерево, лишился связи с землей, ее защиты, и теперь его корни открыты любому взгляду.

Поездка сюда напоминала паническое бегство. Эдуард чувствовал множество взглядов, направленных на него после того поступка в доме родителей. Считалочка вновь и вновь кружилась в его голове.

«Прячь не прячь свое лицо, отыщу в конце концов».

Но все это в прошлом! Все закончилось и не вернется никогда!

Тут он в безопасности.

С каждой картой, доставаемой из новой колоды, к Саутеру возвращалось спокойствие. Дамы к дамам, валеты к валетам, короли к королям; сперва тузы, короли, дамы и валеты, потом десятки, девятки, восьмерки, семерки и шестерки… Каждая карта должна лежать на своем месте, чтобы их края образовывали единую линию.

Расстояния между рядами должны быть абсолютно одинаковыми. Тогда все будет идеально!

Глядя на четкую, упорядоченную структуру на столе, Эдуард чувствовал, как к нему возвращается спокойствие. Мышцы шеи расслабились, сосущий холодок в животе приутих. За последние дни было слишком много всякой суеты. Саутер не мог ни предусмотреть этого, ни избежать более педантичным планированием. Но он не впал в панику, нет, он действовал и решал проблемы. Теперь можно было целиком и полностью посвятить себя новенькой. В последнее время у него просто руки не доходили до того, чтобы развлечься с ней. Нужно еще немного подготовиться, и он сможет поохотиться. Да, охота — это то, что ему сейчас нужно.

Выйдя из-за стола, Эдуард снял рубашку и майку и все аккуратно повесил на спинку стула, следя за тем, чтобы не задеть карты. Потом взял толстый тюбик с краской защитного цвета, отвинтил колпачок и приставил тюбик к пупку. Не отрывая руки, Саутер провел широкую полосу наискосок от низа живота до ключицы. Он повторял эту процедуру, пока весь его торс не покрылся темно-оливковой краской. Потом Эдуард нарисовал полоски потоньше на лице, осторожно избегая воспаленной области вокруг укуса. Он разрисовал даже бороду, и густая краска превратила волосы в сосульки.

Использовав половину содержимого тюбика, Саутер остановился. Он чувствовал себя прекрасно! Он был сильным и непоколебимым, словно великие охотники, достигшие единения с природой и не знавшие жалости. В последний раз посмотрев на комбинацию карт, Эдуард холодно улыбнулся. Отойдя немного, он оглянулся. Освещен был лишь стол с картами, остальное пространство тонуло во тьме. Так ему нравилось. Настоящему охотнику не нужен свет, он полагается не только на зрение, но и на другие органы чувств. Саутер учился этому, усердно тренировался долгие годы. Он умел чувствовать и думать, как его жертвы. Стоило захотеть — и он становился таким же слепым, как они.

Двигаясь среди столов и стульев, расставленных так, словно намечалась большая вечеринка, Эдуард ни на что не наткнулся. Кроме того, он научился двигаться совершенно бесшумно.

Выйдя из зала, Саутер оказался на кухне. Из холодильника он достал упаковку молока. Судя по указанной дате, до окончания срока годности оставалось еще два дня.

Эдуард поставил молоко и чистый стакан на стол в центре кухни, собрал продукты и сделал пару бутербродов с маслом, салями и сыром. Девочке нужно сытно поесть. Она наверняка проголодалась, а для охоты ей следовало быть в хорошей физической форме. Нарезая хлеб для бутербродов, Саутер чувствовал, как растет в нем возбуждение. Ему не терпелось пережить этот сладостный момент, но хороший охотник должен быть терпеливым. Этому его научил дядя, когда Эдуард был еще маленьким. Дядя часто брал его с собой на охоту и рыбалку.

Вернув масло в холодильник, Саутер проверил выложенные на верхней полке стеклянные ампулы — коричневые емкости с белыми, подписанными от руки этикетками. Он лично наполнил каждую из них, доза была рассчитана точно.