Читаем без скачивания Гарем - Кэти Хикман

— Вы полагаете, что подобная мысль могла прийти в голову этим женщинам? — скептично поинтересовалась Сьюзи. — Сомневаюсь.

— Не будьте так категоричны — В своей привычной спокойной манере Берин сохраняла настойчивость. — Полагаю, что большинство из них именно об этом и думали. Даже ваша Селия Лампри впоследствии могла допустить такую возможность. — Она положила руку на плечо Элизабет. — Могу вам дать совет, не отвергайте эту идею как полностью недопустимую. Множество мужчин европейского происхождения процветали под властью Османской династии, почему этого не могло случиться с женщинами?

Перед ними раскрылись тяжелые, обитые медью деревянные двери, наверху виднелась позолоченная надпись, сделанная арабской вязью. Элизабет подняла на нее глаза и вздрогнула. О чем думала Селия Лампри, впервые оказавшись здесь? Показался ли ей дворец адом? Или наоборот? Сможет ли она, Элизабет, заглянуть в прошлое?

— В действительности никто не знал, кем были женщины, обитавшие здесь. — Берин вздрогнула и подняла воротник пальто, словно холод внезапно охватил ее. — И никто не узнает об этом. Из многих сотен женщин, что прошли через эти двери, мы знаем имена лишь нескольких, и ничего более. Таково, собственно, и значение слова «гарем», по-турецки это означает «запретно».[40] — Тут она сочувственно улыбнулась Элизабет. — Предполагалось, что никто о них ничего не должен был знать. Но я надеюсь, вам удастся раскопать сведения о вашей англичанке. Вот мы и пришли. — Она в свою очередь подняла глаза на огромные двери, высившиеся перед нею. — Входите же.

Первое, что вызвало удивление Элизабет, это кромешная темнота, царившая в помещениях. Она рассталась со съемочной группой, занявшейся установкой оборудования в главных покоях султана, и отправилась бродить по дворцу наугад. Сначала один из охранников взялся ее сопровождать, но скоро это ему наскучило, он вернулся на свой пост и мирно углубился в газету. В галерее пустых комнат Элизабет осталась в одиночестве.

Из вестибюля со сводчатым потолком она медленно прошла коридором, ведшим в помещения евнухов. Никакой мебели, иногда даже отсутствие окон, комнаты не больше чулана. Но их старые неровные стены покрывал фаянс из Изника[41] несравненной красоты и древности, издававший волшебное бледное сияние.

Заканчивался коридор другим сводчатым вестибюлем, от которого шли три новых, расположенных под углом друг к другу прохода. Элизабет достала карту и прочитала их названия. Первый вел на половину самого султана, назывался Золотой Путь, им следовали наложницы, когда их вели к повелителю. Второй коридор, устремленный в самое сердце гарема, имел весьма прозаическое название коридор Подачи Блюд, а третий, через который можно было добраться как до гарема, так и до внутреннего дворика и жилых помещений, на карте был отмечен как «Дверь в Птичник». Элизабет выбрала второй и, пройдя им, скоро очутилась в маленьком, окруженном каменными стенами дворике. Далее путь ей преградила натянутая веревка, рядом с которой висела табличка с надписью «Дворик карие».

Девушка оглянулась, охраны не было видно, и она отважно переступила через заграждение. В этот дворик выходили двери нескольких комнат. Через трещину в одной из дверей она разглядела валявшиеся в помещении мраморные обломки скамей, видимо тут в прежние времена находилась купальня. Остальные комнаты были пусты, штукатурка на стенах растрескалась и покрылась пятнами влаги. Дух тления и долгого распада, который даже потоки туристов не смогли развеять, царил здесь. Напротив купальни девушка обнаружила лестницу, круто уходившую вниз, к похожим на спальни помещениям, а оттуда в заброшенный сад. В этих комнатах, таких маленьких и тесных, что обитать в них мог только самый простой люд гарема, планки полов насквозь прогнили до того, что Элизабет на каждом шагу оступалась. Поэтому она решила вернуться.

Миновав дворик, девушка подошла к входу в апартаменты самой валиде, матери султана. Это был ряд сообщающихся комнат, тоже до удивления тесных, но обильно украшенных, как и коридор евнухов, бирюзовыми, синими, зелеными изразцами, создававшими и здесь призрачный свет. Элизабет предположила, что сейчас может появиться охранник, но никто не показывался. Она прислушалась, вокруг стояла вековая тишина.

Уверившись, что по-прежнему находится в полном одиночестве, девушка присела на располагавшийся перед окном диван и застыла неподвижно, прислушиваясь к себе. Закрыла глаза, стараясь сосредоточиться, обрести что-то в самой себе, но безуспешно. Никаких ассоциаций не рождалось в ее разуме, никаких связей с прошлым. Она провела рукой по блестящим плиткам фаянса, пригляделась к изображениям на них: перед ней были распустивший хвост павлин, гирлянды цветов гвоздики, тюльпаны. Но они ничего не давали ее разуму и чувствам. Тогда она поднялась, снова неторопливо обошла ряд помещений, и опять все они показались ей одинаковыми. Даже неожиданно представший ее глазам ряд тайных, но сообщавшихся между собой деревянных проходов, расположенных позади главных помещений, принадлежавших валиде, — спальни, молельни и гостиной, — не уменьшил чувства отстраненности, которое рождалось в ней.

«Это ведь просто комнаты, пустые комнаты, — сказала она себе и невольно рассмеялась — Что ты ожидала тут увидеть?»

Она уже собралась оставить апартаменты валиде, как вдруг, в том самом небольшом коридорчике, из которого она вошла сюда, ее внимание привлекла закрытая дверь. Она нажала на нее рукой, не сомневаясь, что та окажется запертой, но, к ее удивлению, дверь легко распахнулась, и девушка увидела, что стоит на пороге заброшенных, пустынных покоев.

Комната оказалась довольно велика, много больше, чем все другие, кроме, разумеется, личных апартаментов самой султанши, она хоть и примыкала к ним, но частью их не являлась, насколько могла судить Элизабет. Минуту, а может быть, две она медлила на пороге, затем решительно сделала несколько шагов вперед.

Затхлая нежилая атмосфера. Бледный свет зимнего дня струился сквозь повреждения в сводчатом потолке. Ветхие ковры с обтрепанными краями до сих пор расстелены на полах. В комнате имелась еще одна дверь, выходившая в сад, которого Элизабет прежде не видела. Дыхание прошлых дней наполняло это помещение, как, бывает, наполняет его рокот моря.

Девушка стояла неподвижно.

«Осторожно. Будь сейчас как можно более осторожна. Затаи дыхание и слушай. Напряги слух. Что ты услышишь?»

Но в этой давно забывшей о людях комнате стояла глубокая тишина.

Полная любопытства, Элизабет сделала еще несколько шагов внутрь помещения, чувствуя себя при этом незваным гостем. Все здесь дышало таким мертвым безмолвием, что она слышала стук собственного сердца. Кончиком туфли она приподняла уголок одного из ковров и увидела клочья разложившихся пальмовых волокон, устилавших под ним поверхность пола. Приподнятая плоскость помоста занимала почти всю центральную часть большой комнаты. Приглядевшись внимательнее, девушка заметила, что это возвышение покрывают старые покрывала и подушки. Казалось, они так и оставались с тех самых пор, как их бросила сюда рука последнего обитателя покоев. Игра ли это воображения или она и вправду видит отпечаток женского тела на подушках?