Читаем без скачивания Роза Марена - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я могу пройти через это, — подумала она. — Не знаю, смогу ли я на самом деле поесть, но я наверняка наберусь храбрости, достаточной для того, чтобы посидеть с ним немного в этом хорошо освещенном и уютном ресторане. А стану ли я тревожиться о том, что он может изнасиловать меня? Нет, по-моему, насилие — последнее, что может прийти ему в голову. Это просто одна из идей Нормана, который считает, что весь мир держится на насилии».
От этого успокаивающего умозаключения она слегка расслабилась и улыбнулась Биллу. Улыбка вышла слабой, уголки губ чуть дрожали, но все же и такая улыбка лучше никакой.
— Все нормально, — сказала она. — Я чуть-чуть боюсь, вот и все. Вам придется потерпеть.
— Но вы не меня боитесь?
«Еще как тебя боюсь», — раздался голос Нормана из того места в ее голове, наподобие злокачественной опухоли, где он жил.
— Нет, не совсем то. — Она подняла на него глаза. Это было очень трудно, и она почувствовала, как вспыхнули ее щеки, но все-таки сумела. — Просто вы первый мужчина после мужа, с которым я куда-то пошла за всю мою жизнь. Если это свидание, то оно — первое с той поры, когда я заканчивала школу. Это было в 1980-м.
— Боже правый, — сказал он растроганно. — Теперь уже я начинаю немного бояться.
К ним подошел служащий в смокинге. Рози не знала, называется ли он метрдотель, или иначе. Он спросил, какой они желают столик — среди курящих или некурящих?
— Вы курите? — спросил Билл, и Рози торопливо покачала головой. — Где-нибудь подальше от основного дымохода было бы замечательно, — сказал Билл человеку в смокинге, и Рози заметила, как серо-зеленая бумажка — ей показалось, что это пятидолларовая банкнота, — перекочевала из руки Билла в руку ресторанного служащего. — Может, в уголке?
— Разумеется, сэр. — Он повел их через ярко освещенный зал, под лениво крутящимися вентиляторами.
Когда они уселись, Рози спросила Билла, как он отыскал ее, хотя она догадывалась. Что действительно вызывало у нее любопытство, так это то, зачем он ее отыскал.
— Это Робби Леффертс, — сказал он. — Робби заходит каждые несколько дней — посмотреть, не появились ли у меня какие-нибудь новые книжки, — ну, разумеется, старые, у нас же букинистический отдел.
Она вспомнила Дэвида Гудиса: «Это был тяжелый случай, Парри был невиновен» — и улыбнулась.
— Я знаю, он пригласил вас читать романы Кристины Белл — он специально зашел, чтобы сказать мне об этом. И был очень взволнован.
— Правда?
— Он сказал, что у вас лучший голос, какой он только слышал с тех пор, как Кэти Бэйтс записала «Молчание ягнят», а это дорогого стоит. Робби молится на эту запись не меньше, чем на Роберта Фроста, когда тот читал «Смерть наемника». Фрост у него есть на старой пластинке, скорость — тридцать три и одна треть. Скрипит, но сама запись замечательная.
Рози молчала. На нее нахлынуло слишком много чувств.
— Итак, я попросил у него ваш адрес. Ну, может, это мягко сказано. Честно говоря, я так долго ходил вокруг да около, что просто вынудил его к этому. Робби один из тех, кто не выносит занудства. И надо отдать ему должное, Рози…
Но остальное пролетело мимо ее ушей. «Рози, — думала она. — Он назвал меня Рози. Я не просила его — он сам назвал».
— Кто-нибудь из вас, ребята, желает выпить? — спросил официант, возникший у локтя Билла. Пожилой, держащийся с достоинством, красивый, он был похож на профессора литературы из колледжа. Питающего слабость к приталенным костюмам, подумала Рози, и ей от радости захотелось хихикнуть.
— Я бы предпочел холодный чай, — сказал Билл. — А вы, Рози?
Вот опять. Он снова сделал это. Откуда ему известно, что по-настоящему я никогда не была Розой, что меня действительно зовут Рози?
— Я согласна.
— Отлично, два холодных чая, — произнес официант, а потом огласил короткое меню фирменных блюд. К облегчению Рози все они были на английском, а при словах «лондонское жаркое» она почувствовала слабый голод.
— Мы обдумаем и через минуту закажем, — сказал Билл.
Официант отошел, и Билл снова повернулся к Рози.
— Еще две вещи в пользу Робби, — сказал он. — Он предложил, чтобы я заехал в студию… вы сидите в «Корн Билдинг», верно?
— Да, студия называется «Тэйп Энджин».
— Словом, он предложил заехать как-нибудь в студию, чтобы мы втроем выпили по рюмочке после сеанса записи. Очень пристойно, почти по-семейному. Когда я сказал, что не смогу, он заставил меня пообещать, что я позвоню вам первый. И я пытался, Рози, но не смог отыскать ваш номер в справочной службе. Он не зарегистрирован?
— У меня еще нет телефона, — ответила она, слегка увиливая от ответа. Конечно, номер был не зарегистрирован. Это стоило лишних тридцать долларов — она с трудом могла позволить себе такой расход. Но еще меньше она могла допустить, чтобы номер ее телефона выплыл в полицейском компьютере там, дома. Она знала по злобному ворчанию Нормана, что полицейские не имеют свободного доступа ко всем незарегистрированным телефонным номерам в отличие от тех, что значатся в справочнике. Это незаконно и считается нарушением права на частную жизнь, от которого добровольно отказывались те, кто позволял телефонным компаниям регистрировать их номера. Именно такие постановления выносили суды. Как и большинство легавых, которых она встречала за время своего брака, Норман испытывал злобную ненависть ко всем судам и всем их постановлениям.
— Почему вы не могли подъехать к студии? Вы уезжали за город?
Он взял салфетку, расправил ее и аккуратно положил на колени. Когда он снова поднял на нее глаза, она увидела, что его лицо как-то изменилось, но ей потребовалось всего несколько мгновений, чтобы понять, в чем дело, — он покраснел.
— Ну, наверное, я не хотел встречаться с вами в компании, — с запинкой сказал он. — Так ведь невозможно толком поговорить с человеком. Я просто хотел как-то… ну… узнать вас.
— И вот мы здесь, — мягко произнесла она.
— Да, это верно. Вот мы здесь.
— Но почему вам захотелось узнать меня? Пригласить меня куда-то? — После мгновенного замешательства она закончила: — Я хочу сказать, я ведь слегка старовата для вас, разве нет?
На его лице отразилось удивление, а потом он, видимо, принял это за шутку и рассмеялся.
— Ага, — сказал он. — Так сколько же вам лет, бабуля? Двадцать семь? Двадцать восемь?
Сначала она подумала, что это он шутит — причем не очень удачно, — а потом поняла, что, несмотря на легкий, шутливый тон, он вполне серьезен. И даже не пытается ей польстить, а лишь утверждает очевидное. Во всяком случае, то, что очевидно для него. Это понимание поразило ее, и мысли ее снова разлетелись в разных направлениях. Лишь одна промелькнула достаточно ясно: перемены в ее жизни не закончились на том, что она нашла работу и жилье, они только начинаются. Все, что случилось с ней до нынешнего момента, было просто серией толчков перед настоящим землетрясением. Точнее, не землетрясением, а жизнетрясением. Неожиданно ее охватила жажда этой встряски, она ощутила возбуждение, природу которого не понимала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});