Читаем без скачивания Тайна пропавшей экспедиции: затерянные во льдах - Александр Конрад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со скал с шумом сбегала вода, образуя во многих местах водопады, и по террасам она сбегала в море многочисленными ручьями. Снег с открытых мест почти весь стаял, была масса мха, между которым был и цветущий, а местами на холмах много желтеньких цветочков, какие мы видели на мысе Мэри Хармсуорт. Но здесь растительности значительно было больше, чем на других виденных нами мысах; да так и должно было быть: почему-нибудь да называется он Флора.
Почва еще не просохла, было много грязи и воды. Местами эту площадь пересекали широкие и глубокие овраги, своим происхождением обязанные сбегающей с ледника воде, а на дне оврагов бежали шумные потоки. На скалах птиц было видимо-невидимо, и непрерывный их шум положительно оглушал нас после тихого плавания на каяке. Между камнями бегали маленькие серые птички, похожие на куличков. Около берега льда почти совершенно не было; только кое-где виднелся припай в виде отдельных узких почерневших льдин.
Мы торопливо, поминутно спотыкаясь на камнях, а иногда еще «запинаясь» больными ногами, шли вдоль берега на восток, жадно всматриваясь вперед.
За поворотом нам показалось, что мы видим что-то вроде постройки, но скоро она опять скрылась за холмом.
Пройдя еще саженей 150, мы увидели, что за холмом как будто возвышается шест. Он все больше высовывался из-за холма и был уже ясно виден. Не могло быть сомнения, что мы подходим к самому интересному месту. Мы знали, что ожидать деревьев на мысе Флора не могли, значит, этот шест кто-нибудь да ставил. Левее рассмотрели и второй шест; к вершинам их что-то было прикреплено.
Но вот показался и дом, настоящий бревенчатый дом с почти плоской крышей на один скат и с трубой. Да это уже не развалины, а целый дом. Увидели еще дом и еще постройку и уже были уверены, что здесь если не город, то порядочный поселок, так как мы за дома впопыхах принимали и все большие камни. Мы так были заняты рассматриванием этого поселка, что не обращали внимания на ближайшие предметы. Вдруг совершенно неожиданно, саженях в 30 от нас, около глубокого оврага мы увидели большой промысловый бот норвежского типа. Он был совершенно в порядке и лежал килем кверху. Около были сложены различные принадлежности: весла, решетки и проч. Почему-то нам показалось, что этим ботом пользовались очень недавно, может быть, в этом году. Бежим далее к поселку, к самому большому дому, ожидая увидеть людей. Если бы мы их сейчас увидели, то, право, не удивились бы, так как серьезно вообразили себя в каком-нибудь промысловом поселке, о существовании которого раньше не знали. Мы не обращали внимания, в каком состоянии эти, уже близкие теперь, дома. Они казались нам новыми, может быть, обитаемыми. Возможно, что сейчас откроется какая-нибудь дверь, услышим мы незнакомый голос и увидим какого-нибудь норвежца или англичанина с трубкой в зубах.
Но, подойдя к дому, мы убедились, что он необитаем: все окна были заколочены, хотя и неплотно, но в некоторых стекла были разбиты. Дверь в дом была полуоткрыта и занесена снегом, который уже превратился в грязный лед. Нижние бревна дома были занесены тоже снегом, но верхняя часть постройки была свежа и производила впечатление недавно поставленной. Но теперь мы не обращали еще внимания на детали; нас заинтересовали какие-то большие ящики, полузанесенные снегом, которые лежали у самого дома. Оторвав доску у одного из них, мы внутри увидели второй ящик, но уже жестяной. Разрезали ножом жесть и, – о счастье! – внутри ящик оказался полон белыми сухарями, галетами. Сейчас же у нас и в карманах, и во рту очутились эти чудесные галеты, о которых мы столько времени мечтали. Вскрыли второй ящик, и он оказался тоже с галетами, но уже лучшего сорта. Таких ящиков было пять, и не было сомнения, что все они с галетами. Для того чтобы понять нашу радость при этом открытии, надо несколько месяцев получать ржаные сухари ограниченными порциями, а в течение полумесяца не видеть ни крошки хлеба или сухаря и питаться одной мясной пищей, без всякой абсолютно приправы, кроме морской воды. Когда вы садитесь за стол и вам подают обед, в котором встречается и зелень, и крупа, и картофель, то вы обращаете внимание на эти горячие или холодные блюда, совершенно игнорируя те несколько кусочков тонко нарезанного хлеба, которые не составляют собственно обеда, а служат как бы приложением к нему. Вы даже не обратите, может быть, внимания, какой вам дали хлеб, сколько дали и сколько вы съели. Я тоже раньше был в таком положении, что не придавал особенного значения хлебу, и никак не предполагал, что по хлебу или даже сухарю можно тосковать, буквально тосковать, даже тогда, когда вы сыты от одного мяса. Читая еще давно описанные зимовки Нансена и Иогансена в мрачной хижине на острове Джексона, когда они питались в течение зимы только мясом, мне казались несколько преувеличенными их мечты о сухарях, которые можно найти на какой-то промысловой шхуне у Шпицбергена, мне казался преувеличенным их восторг, когда они нашли этот хлеб у Джексона на этом же мысе Флора.
Но потом я понял, как я ошибался; без мяса легче жить, чем без хлеба или без сухаря; я убедился и после того, как не видел его только полмесяца. Познал тогда я действительную цену хлеба! И теперь, когда нашли целых пять ящиков сухарей, мы были счастливы как никогда!
Только теперь мы обратили внимание, что к стене дома, со стороны входа, была прибита вертикальная доска, возвышавшаяся над крышей аршина на два с половиной. К этой доске наверху была прибита другая доска, поперечная, покороче, на которой была четкая надпись латинским шрифтом: «Экспедиция старшего лейтенанта Седова 1913 год».
Вот те раз! Так мы, значит, находимся в гостях в становище Седова?
Но почему здесь написано 1913 год, когда Седов отправился в том же 1912-м, как и мы! Странно!.. Под поперечной доской были привязаны проволокой две запаянные жестяные банки из-под какао.
Это почта, догадался я; должно быть, ждут прихода судна.
Подойдя к двери, мы увидели надпись синим карандашом: «Первая Русская полярная экспедиция старшего лейтенанта Седова прибыла на кап Флора 30 августа 1913 года и 2 сентября отправилась в Теплиц-бай».
Теплиц-бай… Залив Теплиц, это мне знакомое название. Это на Земле кронпринца Рудольфа. Пришли 30 августа, а 2 сентября
