Читаем без скачивания Эпсилон Эридана - Алексей Барон

— У каждого — свои недостатки, — туманно высказался Турумалай.

Его очень занимала родинка на шее собеседницы Шанталь. Делала вид, что не замечает этого. Одиннадцатый год она была замужем, и брак оказался вполне удачным. Настолько удачным, что оставалось только сожалеть по поводу невозможности завести ребенка.

— Запиши меня в очередь, а?

— Шерше ля фам, Турум.

— Так я уже.

— Э, нет. Другую.

Они прогуливались вокруг сизого от окалины «Гепарда» в одних комбинезонах из легкой ткани. Громоздкие скафандры было разрешено не надевать, поскольку от макул они не спасали, как уже выяснилось со всей очевидностью. А вот гулять в них совершенно немыслимо.

— И все равно я тебе благодарен, — вкрадчиво сказал Турумалай.

Шанталь улыбнулась.

— Не поможет. Прекрасная погода. Мне кажется, ты этого не замечаешь, а зря.

— Сейчас исправлюсь, — сказал Турумалай.

Он остановился и поднял голову.

С голубого, почти безоблачного неба сиял Эпсилон. Было удивительно тепло для сентября. Шапки дыма от вулканов плыли на юг, прочь от базы.

В степи завораживающе шелестел ветер, навевая меланхолические мысли.

Вопреки этому жизнерадостные мужчины, забыв о военном положении, устроили волейбольный матч между «гепардовцами» и «орешевцами». Мяч поочередно шлепался то по броне планетной базы, то по обшивке шнелльбота. В этом случае Яцек Барановский яростно сверкал глазами и топал ногами. В кабине «Гепарда» он являл само хладнокровие, но только не на спортивной площадке. Тут его темперамент прорывался в полной мере. Командир шнелльбота с явным трудом удерживался от ругательств, хотя его команда и вела в счете.

Из окна диспетчерской за игрой наблюдала Ио.

— Ты считаешь это нормальным? — спросил Хосе.

— Что?

— Игрище.

— После вчерашнего?

— Да.

— Нужно уметь расслабляться. Нервы нам еще потребуются.

— Это правильно. Но я вот все ломаю голову над тем, как поступить со следующей макулой. Может, и другим не вредно подумать?

— Следующую ловить не будем. Абрахам настоял на другом.

— На чем именно?

— Следующую мы уничтожим. Если получится.

— Да уж, если получится. А для чего?

— Чтобы узнать, получится ли это.

— Что ж, логика вроде есть. Но можно ли уничтожить призрак?

— Рано или поздно, мы это узнаем.

— Узнаем рано, но будет поздно, — мрачно предрек Хосе. — Мы удивительно беспечны.

Ио внимательно на него посмотрела, о чем-то подумала, но заговорила явно о другом:

— А наши-то проигрывают. Эх, Рональда нет…

А Рональд был, только в волейбол играть не мог. Из каких-то уму не постижимых далей он пробился ко второму интравизору "Звездного Вихря".

Милдред, занимавшаяся анализом результатов схватки с макулой, резко выпрямилась. Прикрыв глаза, она откинулась на спинку кресла и постаралась максимально расслабиться. Многочисленные тренировки сказались, нить внезапного контакта она уловила, но удержала ее просто чудом. Если человеку в руки неожиданно бросают теннисный мяч, он машинально его ловит. Примерно то же самое происходит при внезапных ИВ-контактах у подготовленного интравизора. Сложнее мяч не выронить, но Милдред удалось и это.

Расстояние связи ужасало, вектор не определялся, возникло сильное, до звона в ушах, головокружение. Милдред судорожно вцепилась в подлокотники и окаменела. Находившиеся рядом люди, знавшие о ее способностях, тоже замерли, боясь неосторожным звуком помешать сеансу.

Несмотря на всю свою силу, Рональд сумел передать одну только эмоцию, но эмоцию, которая многого стоила. Это было чувство спокойной уверенности. И все. Никакой цифровой информации, зрительных либо слуховых образов Милдред не уловила. Сеанс продолжался меньше секунды. Чтобы выдержать эти миги, транслирующему визу, очевидно, потребовались предельная концентрация и предельное напряжение. После импульса такой силы немногие могли остаться психически здоровыми. Но Рональд должен был выдержать, он такой.

Милдред открыла глаза. Голова продолжала кружиться, подташнивало. Она провела несколько быстрых дыхательных упражнений и заставила себя встать. Сам факт ИВ-связи, не говоря уж о личностном моменте, имел такое значение, что Милдред срочно передала работу помощнику и выбежала из лаборатории. Новость заслуживала того, чтобы ее сообщили живьем, не с экрана.

Воспользовавшись скоростным лифтом, она поднялась к ярусу жилых помещений и прикоснулась к двери капитанского номера. Створки послушно ушли в стенные пазы.

Из кабинета Маши слышались голоса. Там находились Угрюмов, Мерконци, Кнорр, Мбойе, еще несколько человек. Между ними над полом мерцал шар Кампанеллы. Тонкая нить пронизывала толщу планеты, соединяя оба кольца вулканов. Ее концы из-за многочисленных еще более тонких ответвлений напоминали пушистые кисточки. Сумасшедший факт существования просверленной планеты собравшихся уже не повергал в шок. Шло деловое обсуждение того, что может дать этот факт. Когда Милдред стремительно вошла в комнату, все тревожно обернулись.

— Прошу прощения, — сказала Милдред.

— Что случилось? — спросила Маша. — На тебе лица нет.

— Он жив, жив! Жив и спокоен.

Маша уронила лазерную указку. Лоб и щеки ее побледнели, а глаза сделались огромными. Старший офицер и главный инженер с двух сторон молча подхватили командира.

— Нельзя так врываться… девочка, — сухо обронил Кнорр.

— Нет-нет, все хорошо, — выдохнула Маша. — Лучше быть не может! Милдред, ты и не представляешь, в каком я у тебя долгу.

Но лица присутствующих оставались неподвижными. Милдред почувствовала, что ей остро не хватает Абрахама. Или Джетти.

— Сделаем перерыв? — предложил Джанкарло.

— Да. На несколько минут, — с благодарностью сказала Маша.

Она ушла из гостиной в спальню. Милдред была готова провалиться сквозь пол.

— Ну, каковы успехи аналитического центра? — спросил Джанкарло.

В этот совершенно будничный вопрос инженер сумел вместить интонации сочувствия, теплого человеческого понимания, ободрения. И этот букет прежде всего подействовал на остальных мужчин.

Ястребиный профиль Кнорра неожиданно смягчился, Александер поднял глаза от ковра, а Сахнун даже неуверенно улыбнулся. Один Угрюмов ничего не замечал, вперив пристальный взгляд в изображение планеты. Но не потому, что осуждал, а потому, что по своему обыкновению был погружен в размышления. В такие моменты он слабо разбирался в том, что происходило вокруг.

— Да так себе, — сказала Милдред. — Работаем.