Читаем без скачивания Подвиг разведчика - Валерий Рощин

Да, майор помнил и о мощной «Гюрзе», способной одним выстрелом снести нахрапистому молодцу полголовы, и о торчащем за поясом под халатом кинжале. Но этого единственного уцелевшего биндюжника надлежало взять живым, и не просто живым, а способным озвучить интересующую разведчиков информацию.

Огромный нож скользнул по плечу, изрядно распоров грубый материал на рукаве. Мгновение спустя, изловчившись, музыкант резко двинул палкой чеченца в горло. Неожиданный маневр возымел успех — тот остановился, сипло дыша, схватился левой ладонью за шею, закашлялся. И этой мизерной форы сотруднику «Шторма» хватило сполна — следующим ударом посоха он вышиб массивный тесак из правой руки горца.

Вот затем-то и наступила настоящая развязка. Обезоруженный моджахед взвыл от боли и, держась уж не за горло, а за перебитую руку, затрусил к грунтовке. Ниязов, конечно же, наблюдал сквозь оптику прицела за скоротечным единоборством, и Константину опять пришлось просигналить ему отбой, чтобы очередная башка не разлетелась в клочья. Костя собирался остановить спешившего к машине абрека другим способом…

Выхватив из-за пояса кинжал, он привычно подбросил его и, перехватив в воздухе за остро отточенную сталь, почти без замаха метнул в сгорбленную фигуру, удалявшуюся по сугробам к дороге. Тяжелое лезвие зловеще засверкало на солнце и бесшумно вошло чеченцу в поясницу немного правее позвоночника. Громко вскрикнув, тот пробежал по инерции пару метров, заметно припадая на правую ногу, упал на колени и повалился в снег…

— Его молодой приятель — Габаров Магомед, собирался ехать в Верхний Ларс, — переводил улем обессиленный шепот раненного, лежащего неподалеку от темно-синей «десятки».

Позади богослова стоял инженер Берг, а снайпер с винтовкой прогуливался вдоль дороги и внимательно посматривал во все стороны…

— Зачем? — угрюмо поинтересовался майор.

На ладони его лежала шприц-ампула с сильным обезболивающим средством. Страдающий взгляд кавказца молил о помощи и бывший «немой» музыкант пообещал сделать укол, если тот быстро и подробно расскажет об исчезнувшем с базарного пустыря человеке в кожаной кепке.

— Там — на Военно-Грузинской Дороге, Магомед хотел встретиться с бойцами какого-то отряда, и присоединиться к нему, — прислушиваясь к слабевшей речи, шептал по-русски Чиркейнов.

— Что за отряд?

— Этого он не знает. Клянется Аллахом…

— Во сколько должна состояться встреча?

— Точно сказать не может. Магомед спешил, значит скоро. Через час или два…

— Почему же эти трое не отправились вместе с ним?

Ризван Халифович перевел вопрос. Ответ чеченца звучал примерно так:

— Магомед воюет с федералами с пятнадцати лет. Его знают многие амиры. Ему доверяют…

Константин прямо сквозь одежду всадил иглу в правое бедро бандита, выдавил из прозрачной пластиковой ампулы наркотик и, призадумался. Позабыв, что держит в левой руке хрупкий музыкальный инструмент, а не посох, облокотился на его тонкий гриф и поднялся. Не замечая, как дутое основание дечига полностью утонуло в снегу, достал из ранца сигареты… Раньше Яровой никогда бы не позволил себе такого кощунства над инструментом, но сейчас мысли его были полностью поглощены другим. Лишь когда внизу — в сугробе, хрустнула сломанная дека, он спохватился, бросил обратно в ранец не пригодившуюся пачку и произнес:

— Садитесь в машину. Быстро все садитесь, мы едем к Верхнему Ларсу.

Разведчики послушно погрузили в «десятку» вещи и уселись в салон. Майор же скинул с себя восточную одежду, облачился в привычную — спецназовскую, и выудил из наплечного кармана куртки еще одну шприц-ампулу. Чеченец даже не смотрел в его сторону — заглушая боль, подействовал наркотик: зрачки расширились, на лице появилось подобие расслабленной улыбки. Весь снег под его спиной давно пропитался кровью, и жить ему, вероятно, оставалось от силы час-полтора.

Вторая ампула была очень похожа на первую. Ее игла вонзилась так же через одежду и в то же самое бедро тридцатилетнего мужчины. С той же скоростью и такой же сильнейший препарат перекочевал в его тело. Разница заключалась лишь в одном — смерть от содержащегося в первой ампуле наркотика настигала человека либо от передозировки, либо от регулярного его употребления. Гибель от одного кубика яда, бывшего во второй, наступала в течение двух-трех минут…

Глава пятая

Северная Грузия — Главный штаб ВС ЧРИ

Весь Главный штаб Вооруженных сил Ичкерии на время операции собрался в укромном местечке на самом севере Грузии — в верховьях реки Асса. Отсюда было удобно руководить действиями сотен бойцов, готовых проникнуть на территорию родной республики весьма необычным способом. Был среди сплошь бородатых чеченцев: генералов, амиров, муфтиев и молодой, чистый лицом аджарец — Рустам Азимов. Держался он скромно; сидя в дальнем уголочке огромной утепленной палатки, внимания к себе не привлекал; все больше слушал и оценивал, нежели говорил сам. Боле ему, собственно и заняться-то было нечем — дело он свое сделал мастерски, ювелирно: разведку противника запутал и увел по ложному следу, российскую службу безопасности сбил с толку основательно, русских генералов заставил перебросить основные силы подальше от истинного «эпицентра» предстоящих перипетий.

А послушать и оценить в муравейнике штабной лихорадки, известному аналитику было что. В армии Ичкерии он состоял не первый год, потому и заметный прогресс в организации и управлении войсками не мог ускользнуть от проницательного уроженца Аджарии. Одетые в новенькую форму натовского образца сотрудники штаба не мельтешили, не производили лишних телодвижений и не сотрясали понапрасну воздух бестолковым словоблудием. Окрестить лихорадкой происходящее в необъятной палатке, возможно было только после первого, мимолетного и самого поверхностного взгляда. Четко принимая доклады посыльных от полевых командиров — каждый в своем направлении, штабисты тут же обрабатывали поступавшую информацию и воссоздавали на огромной карте завораживающую воображение картину. «Дирижировавший» действом на этой карте руководитель операции изредка отдавал лаконичные приказы, корректирующие чьи-то маршруты. Указание моментально передавалось в эфир, либо диктовалось устно тем же посыльным и в скорости возвращалось в виде доклада об исполнении. А еще спустя несколько секунд сие изменение обретало окончательную полноценность в виде переместившихся на зеленовато-коричневой бумаге значков или фишек. Зачастую процветающими в русских штабах и соединениях сумбуром, расхлябьем, самодурством больших чинов здесь не пахло и в помине…

Азимов удовлетворенно вздохнул, пожалел, что рядом нет его любимой Кеды, и подумал: «Ситуация на воображаемой шахматной доске доведена мной до абсолютного преимущества над соперником. Продумано все, вплоть до самых несущественных элементов. И все это должно выступить, сыграть на нашей стороне. Даже погода… Лишь бы не встряла какая-нибудь неучтенная, случайная мелочь, способная перечеркнуть все усилия. Не люблю я цугцвангов… Ненавижу, когда нет в арсенале полезных ходов! Не для того я полгода не спал ночей и мечтал об этом славном дне!»

— Все подразделения, отряды и бригады в сборе. Все готово. Через пятнадцать минут можем начинать, — наконец, произнес в абсолютной тишине один из бригадных генералов.

Другой, чином, должно быть, повыше, оторвав взгляд от хорошо освещенной карты, посмотрел на часы, кивнул и отвечал:

— Помолимся, братья-мусульмане. До назначенных четырнадцати часов осталось время для молитвы…

Теперь бразды правления на пятнадцать быстротечных минут перешли к имаму. Тот высоко заголосил, призывая всех свершить духовный обряд общения с Богом. Чеченцы послушно и едиными, слаженными движениями встали на колени, склонили тела…

Когда молитва стихла, руководитель операции поднялся и, стал кого-то искать среди присутствующих. Отыскав, улыбнулся и сказал довольным, громким голосом:

— Я хочу, чтобы команду о начале операции озвучил тот, кто занимался кропотливой разработкой нашего великого Возмездия в течение полугода. Дорогой Рустам! Прошу!..

Чеченский генерал подошел к узкому столу с нагромождением всевозможной аппаратуры. Радист подал ему микрофон от рации, настроенной на заранее определенную частоту.

Азимов же встал с низенького табурета, на котором пришлось провести без малого три часа и, ощущая на себе десятки взглядов, нерешительно топтался на месте. Идти к столу радиста он отчего-то не торопился…

— Ну что же ты, Рустам?! — с радостным нетерпением вскричал начальник Главного штаба.

— Я благодарен вам за оказанную честь, — начал Азимов сообразно горским законам. Продолжил, однако, по-европейски дипломатично и решительно: — Но позвольте уж мне оставаться тем, кто я есть — аналитиком и теоретиком. Отдавать приказы — дело командиров и практиков.