Читаем без скачивания Чертова дюжина Путина. Хроника последних лет - Андрей Пионтковский

Анна Политковская была святая. Мне почти всегда было мучительно тяжело читать Анну. Ее строки были наполнены невыносимой человеческой болью, страданием разрываемых тел и душ жертв, которым не суждено было умереть легкой и достойной смертью.

Им, умершим в аду, Анна возвращала сочувствие и достоинство после смерти. Я всегда задавал себе вопрос, а каково это было не читать, а писать, пропуская всю эту боль через свое сердце, потому что только так можно было писать о том, о чем писала Анна.

Она не идеализировала и не романтизировала чеченское сопротивление. Она писала об их мерзавцах так же, как и о наших. В этой войне она всегда была на одной стороне — на стороне жертв.

Спускаясь в ад, она ежедневно брала на себя те муки, которые мы заслуживали своей трусостью, бессердечием, равнодушием, невозможностью воспринимать чужую боль. Правда, которую она приносила, не нужна была нам, ее соотечественникам.

Но она была прежде всего русским писателем и так же, как и другой русский писатель, свидетель и участник все той же русско-чеченской войны, только проходившей полтора века назад, своим сочувствием к чеченцам Анна спасала честь русских.

В одном интервью после убийства Политковской я позволил себе предположить, что в восстановленном Грозном, так же как в Иерусалиме, будет своя аллея праведников — тех русских, кто пытался остановить преступную войну. И место Анны там. Я не представлял тогда, насколько я ошибался.

Попробую объяснить, в чем. Начнем с рутинного «военного репортажа» «Независимой газеты», последовательно и горячо поддерживавшей и Путина, и военную операцию в Чечне:

«Бойня в Комсомольском продолжалась три недели. По селу наносились удары мыслимым и немыслимым оружием. Работала артиллерия всех калибров, танковые пушки и системы залпового огня не знали передышки, использовались ракеты „земля-земля“, вертолеты и бомбардировщики сбрасывали свой смертельный груз круглые сутки…

В отдельных подвалах было сплошное месиво из человеческих тел. Иногда приходилось собирать трупы по частям.

У многих отрезаны уши. Над кладбищем стоит смрад. Со всей республики приезжают родители, жены, близкие в поисках пропавших без вести. Мать, узнавшая своего сына по родимому пятну на плече, обнимает труп, у которого вместо лица одно месиво. Как ни странно, плача на кладбище нет. Стоит какая-то гнетущая тишина, хотя здесь постоянно находятся несколько сотен человек. Уже четыре ряда могил вытянулись метров на сто…» («Независимая газета», 13 апреля 2000 года).

«Как ни странно, плача на кладбище нет». Запомним эти слова. О чем-то подобном уже писал русский офицер после очередной «зачистки», может быть, того же села (только оно тогда не называлось Комсомольское) лет 150 назад:

«Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти.

Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения». (Лев Толстой, «Хаджи-Мурат», 17 глава).

«О ненависти к русским никто и не говорил» — в этой короткой фразе были предсказаны все русско-чеченские войны на 150 лет вперед. Мы не услышали. Мы за сто с лишним лет так и не поняли до конца, о чем говорил нам наш национальный гений.

«Плача на кладбище нет. Стоит какая-то гнетущая тишина». Мы снова не услышали этой тишины. Мы никогда не покорим народ, чьи женщины не плачут на таких кладбищах.

Нам говорили, что дело вовсе не в Чечне, а в том, что благодаря чеченской операции Россия встает с колен, изживает веймарский комплекс, возрождает свое величие и ставит, наконец, перед собой новые гордые и дерзкие цели — догнать через 15 лет Португалию.

Мы всегда строили свои Города Солнца — и Петербург, и Беломорканал — на месиве человеческих тел. Своих. И после каждого такого «модернизационного проекта» Россия все глубже погружалась в трясину Истории.

На этот раз мы решили заложить наш лучезарный либеральный Лиссабон на более прочном основании. На месиве из чужих тел в подвалах Комсомольского, Грозного и десятков других чеченских городов и сел. Португалия может спать спокойно. Так не встают с колен. Так теряют способность к прямохождению.

Россия проиграла войну в Чечне и проиграла ее навсегда, потому что после массированных бомбардировок городов и артиллерийских обстрелов сел, после зачисток и «российских расценок» в зинданах и на блокпостах подавляющее большинство чеченцев, включая тех, кто вынужден с нами сотрудничать, «испытывает к русским чувство, гораздо большее, чем просто ненависть».

После всего того, что натворили в Чечне в XX и XXI веках Сталин, Ельцин и Путин, это чувство чеченцев стало настолько всепоглощающим, что они просто не желают разбираться в нюансах русских.

Анну убили чеченцы. И ни ее убийство, ни обнародование имен ее убийц не потрясли чеченское общество. Оно осталось абсолютно равнодушным к судьбе Анны. Это казалось мне совершенно непостижимым, пока я не понял, наконец, что и Путин и Политковская для чеченцев по большому счету неразличимы.

И тот и другая, как и мы все, по факту своего рождения принадлежат в их восприятии к категории тех самых существ, к которым они испытывают чувство, что сильнее ненависти. Путин просто полезнее как временный пахан этих существ, с которым приходится вести важные переговоры. И принести ему в день рождения в качестве подарка голову ненавидимой им незначительной журналистки может оказаться полезным тактическим ходом.

Послушайте, с каким благородным пафосом обличает сегодня этих существ интеллигентнейший Мурад Мусаев:

«Вы просто циники и лицемеры, использующие чужую беду как повод для отправления животной ненависти, переполняющей ваши больные души».

Но вот интересно, чем наполнена его, по всей видимости, очень здоровая душа, когда он в очередной раз гордо идет на заседание суда, чтобы снова убивать Политковскую вместе с глумящимися над памятью своей жертвы братьями Махмудовыми.

Г-ну Путину очень часто вспоминали и вспоминают тот пафосный сортирный призыв, который задал установку на вторую чеченскую войну и определил ее печальный для России исход.

Оказавшись через несколько лет кровавой войны, затеянной олигархами ради прихода его к власти, перед выбором между очень плохим и чудовищным, Путин, надо отдать ему должное, выбрал очень плохое. Признав свое поражение, он отдал всю власть в Чечне Кадырову с его армией и выплачивает ему контрибуцию бюджетными трансфертами. В ответ Кадыров формально декларирует не столько даже лояльность Кремлю, сколько свою личную унию с Путиным. Чудовищным было бы продолжение войны на уничтожение — по-шамановски, по-будановски.

Исламистский терроризм за это время расползся по всему Северному Кавказу, и ему уже не нужны кураторы с Ближнего Востока. В северокавказских республиках выросли собственные его адепты и укрепились структуры собственных джамаатов. И так же, как и в Чечне, мы обманываем себя, выплачивая дань корумпированным «элитам» этих республик, которые ее разворовывают, толкая обездоленных на путь исламской революции. Приведу еще раз бесценное свидетельство крота на вершинах власти, нашего российского Ассанжа — Бенедиктова:

«Когда иногда разговариваешь с действительно высокопоставленными людьми, людьми, принимающими решения, когда им говоришь: послушай, эти президенты на Кавказе ведут себя уже как ханы, — они говорят: это цена за отсутствие войны. Как отсутствие войны? Да, конечно, танки не ходят, системы «Град» не работают. Но как отсутствие войны? А это что, это не война, то, что мы имеем? Тут я совершенно не согласен. Это я говорю и вам, и тем людям, с которыми я встречаюсь. Это глобальная ошибка. Мы воюющая сторона».

Отношения федерального центра с Северным Кавказом все более перерастают рамки серьезного регионального конфликта, превращаясь в центральную экзистенциальную проблему

Российской Федерации. На сегодняшний день — даже более острую, чем разлагающий нашу экономику и нашу социальную структуру рабский труд среднеазиатских мигрантов. В кавказском узле сплелись все ошибки, провалы и преступления властей посткоммунистической России в сфере безопасности, экономики, национальной политики, федеративного устройства.

За что мы дважды воевали в Чечне? За территориальную целостность России. За Чечню в составе России. Но территориальная целостность — это не выжженная земля без людей. Мы воевали, чтобы доказать чеченцам, что они являются гражданами России. Но при этом мы уничтожали их города и села авиацией и системами залпового огня («А в чистом поле система "Град", за нами Путин и Сталинград»), похищали мирных жителей, трупы которых потом находили со следами пыток.