Читаем без скачивания Суперклей для разбитого сердца - Елена Логунова

Мы отнесли шубу во двор, развернули ее на столе под яблоней и маникюрными ножничками, извлеченными из моей сумки, отчекрыжили от подола несколько меховых полосок. Кройкой занимался Зяма. Он согласился прилепить себе фальшивые усы только при условии, что самолично выберет ту форму накладки, которая будет ему наиболее к лицу. Я смотрела, как эстетствующий братец, глядя в зеркальце моей пудреницы, примеряет усики Чарли Чаплина, усы Гитлера и усищи Буденного, и боролась с желанием отвесить оболтусу крепкую затрещину. Нашел время выпендриваться!

Пышные усы кавалериста оказались Зяме наиболее симпатичны. Я густо намазала кожу над верхней губой бесцветным лаком для ногтей и на него, как на клей, прилепила шубные усища.

– У таракана усики, у мальчугана трусики! – подсмыкнув великоватые штаны, напел Зяма.

В этот момент за забором послышался шум мотора, какой-то транспорт остановился у наших ворот, хлопнула дверца автомобиля, и через секунду в калитку решительно постучали.

Сграбастав в охапку шубу, я гигантскими шагами унеслась в дом.

– Кто там? – дрожащим старческим голосом спросил Зяма.

Подозреваю, что голос брата вибрировал от страха, но получилось весьма натуралистично.

– «Скорую» вызывали? – донесся из-за забора озабоченный мужской голос.

– Фу-у! Не бандиты! – Я перевела дух и обнаружила, что тоже трясусь, как в лихорадке.

От волнения меня пробил озноб. Недолго думая, я натянула на себя клочковатую шубу.

– Туда идите, туда! – направлял Зяма вновь прибывших надтреснутым и слабым голосом ровесника революции (Французской буржуазной). – Не надо дергать!

Последняя фраза, сказанная довольно громко, по всей видимости, была адресована мне. Братец, похоже, боялся, что я обрушу дощатый помост на головы медиков.

– Вроде никто и не дергается, – сказал рослый дядька в незатейливом брючном костюме из голубенького ситчика, склоняясь над тихими мужиками в углу. – Что это с ними?

Я предусмотрительно ретировалась в кухню, предоставив Зяме самому разбираться со «Скорой».

– Не знаю! – ответил тот, сдвинув набекрень шляпу, чтобы почесать в затылке. – Я пришел, а они уже лежат.

– Четыре спортсмена и один амбал в штатском, – посчитал второй дядька в ситцевом костюмчике цвета горчичного салата. – Странный набор!

Я была с ним совершенно согласна. Очень интересно, откуда приблудился к нам громила в штатском? Узнать, увы, было не у кого.

– Василич, всех забирать будем или как? – спросил горчично-салатовый.

– Всех разве заберем? – поскреб подбородок Василич.

– Двоих на подвесные носилки положим, двоих в кресла посадим и ремнями пристегнем, а амбала на пол, – предложил его напарник.

– А поднимем? – нерешительный Василич окинул взглядом крупногабаритного верзилу в штатском.

– Так мы со старухой вам пособим! – засуетился Зяма, торопясь избавиться от лишнего народа.

Действительно, в преддверии нового сражения следовало поскорее очистить поле боя.

– Эй, старуха, ты где? – позвал Зяма.

– Я тута! – скрипучим, как колодезный ворот, голосом пропищала я.

Сдернула со стола льняную скатерку в крупный горох, накрутила на голове кособокий тюрбан, ссутулилась и шаркающей походкой Бабы Яги выползла из кухни.

– Бабушка сама еле-еле ноги тянет! – сочувственно заметил горчично-салатовый, едва взглянув на меня, всю такую приторможенную и горбатую, как виноградная улитка.

– Мамаша, не беспокойтесь! Идите в свой склеп и отдыхайте! – повысил голос Василич. – Мы без вас справимся!

– А не то, гляди, помрет на ходу, мы еще и откачивать ее будем, – пробормотал горчично-салатовый.

– Дык я вам хоть калиточку подержу, касатики! – прошамкала я, тряся головой так, чтобы бахрома скатерки надежно занавешивала мою физиономию.

Подержать дверь болезной бабушке разрешили, так что хоть какой-то вклад в общее дело я внесла. С погрузкой пациентов медики управились быстро, и уже минут через десять мы с Зямой, трогательно поддерживая друг друга, провожали «Скорую» в обратный путь.

– Ну вот, одной заботой меньше, – нормальным голосом сказал Зяма, когда «неотложка» отъехала подальше. – По крайней мере, не нужно думать, что делать с целой кучей спящих красавцев!

Разделяя Зямино удовлетворение, я послала вслед «Скорой» воздушный поцелуй и уже хотела вернуться во двор, но не успела. Карета с красным крестом свернула за угол, и почти сразу послышался требовательный и недовольный сигнал клаксона. Я обернулась на звук и увидела выезжающую из-за поворота лошадь, тянущую за собой фургон кубической формы, которая свойственна кузовам машин-хлебовозок.

– Ой, блин! – Зяма помянул хлебобулочное изделие и попятился к забору. – Никак, дождались!

Я в этот момент стояла на середине дороги, и от калитки меня отделяло метра четыре, не меньше. Причем калитка была еще прикрыта, и доступ к ней мне перегородил отступающий Зяма. Еще секунда – и сидящие в фургоне бандиты меня увидят, а потом и узнают!

Недолго думая, я бухнулась вниз животом в канаву на обочине дороги. Сухой окопчик, густо поросший травой, оказался неплохим укрытием, разве что был немного мелковат, и с дороги можно было увидеть часть моей спины в меховом тулупе.

– Здравствуйте, дедушка! – весело произнес женский голос, который я не смогла бы забыть, даже если бы захотела. – Вы с этого двора? Мы к вам за шкафом приехали.

– Ве-вечер до-добрый! – просипел Зяма.

Распереживавшись, он не только голос потерял, но еще и заикаться начал. Получилось так жалостливо – хоть плачь!

– В-вы, эта… рассупонивайтесь! – справившись с волнением, предложил гостеприимный дедушка Зяма. – Лошадку ослобоните от постромок, а сами заходьте во двор.

Я не удержалась и пожала своими мохнатыми плечами: и где только мой культурный братец замшелых диалектных словечек набрался?

– Заходьте, заходьте, все заходьте! – квохтал Зяма, старательно загоняя гостей в калитку. – Я туточки сейчас козу свою глупую найду и тоже за вами вслед буду.

«Какую еще козу?!» – удивленно подумала я.

– Эй, Дюха! Гангрена рогатая! Топай на свое место, скотина! – без всякого намека на заиканье и прочие дефекты речи, с откровенным удовольствием обругал меня братец.

Кое-как удержавшись, чтобы не крикнуть в ответ: «Сам гангрена и скотина!», я на четвереньках проворно поползла по канаве вдоль забора. Обижаться на Зяму не стоило, он правильно обозвал меня глупой козой: я совсем забыла, что непременно должна оказаться в доме раньше, чем бандиты. Иначе кто дернет за веревочку, когда дверь откроется?

К сожалению, мой окопчик и дачный забор недолго шли параллельным курсом, так что вскоре я должна была покинуть спасительную канавку. Сделать это мне предстояло перед лицом неприятеля, потому что, когда мужчины – потенциальные грузчики «Хельги» – вошли во двор, на облучке фургона осталась сидеть женщина.

Я осторожно высунула голову из лопухов и на глаз прикинула расстояние, отделяющее меня от угла, за которым я могла бы укрыться. Метра два с половиной, кажется…

– Дюха, да куда ж ты, зараза, запропастилась?! – заорал со двора Зяма. – Нету у меня времени тебя искать!

Я поняла, что надо спешить.

– Эх, где наша не пропадала! – прошептала я, нащупывая на дне канавы крупный голыш.

Камень размером с яйцо удобно лег в руку. Толком размахнуться, лежа в мелкой канаве, было невозможно, но я не собиралась ставить рекорд по метанию. Я просто хотела отвлечь внимание тетки на облучке фургона.

– Пли! – сама себе скомандовала я – и практически без замаха отправила булыжник в полет.

Камень шумно упал в кусты позади фургона. Тетка машинально обернулась на шум, и в этот момент я прыгнула.

Что я могу сказать об этом своем прыжке? Если хотите узнать, в хорошей ли вы спортивной форме, попробуйте совершить тройной прыжок без разбега из интересного положения на четвереньках! Я лично этим своим спортивным достижением горжусь!

– Н-ну, коза! – восхищенно ахнул Зяма, который не купился на отвлекающий маневр с булыжником и стал единственным свидетелем моего исторического прыжка.

За забором я совершила стремительный эволюционный переход к прямохождению и уже на двух ногах побежала дальше. Пролом в заборе был гостеприимно открыт, я протиснулась в дырку, толкнула дверь летней кухни и через секунду уже стояла в доме, тяжело дыша и сжимая в потном кулаке веревочную петлю.

Наружная дверь открылась, и в проеме показалась голова в просторной шляпе, похожей на старый мухомор:

– Дюха, козочка моя, ты здесь?

– М-ме-е-е! – сказала я в ответ.

Грибовидная голова исчезла, и я услышала, как Зяма объясняет гостям во дворе:

– Коза, гангрена такая, опять в дом полезла! Ее, заразу, хлебом не корми, дай только герань в горшках объесть! Ну, господа хорошие, ступайте в дом, там ваш шкаф стоит, новых хозяев дожидается!