Читаем без скачивания Миротворец - Андрей Величко

Председатель Революционного конгресса Марсельской коммуны Фердинанд Лорио с сомнением смотрел на девушку. Да, Тулон, где базируются линкоры, вроде бы признает марсельскую власть, но только город, а не экипажи кораблей! Которые пока еще не решили, чью сторону им принять в сложившейся непростой обстановке, хотя на всякий случай пристрелили адмирала Буа де Лаперейра и кое-кого из офицеров.

– Товарищи, неужели вы не понимаете архинеобходимости скорейшего развертывания агитации среди моряков? – ужаснулась Фрося. – Да от их позиции, без всякого преувеличения, зависит дальнейшая судьба Коммуны! Орудия линкоров могут как сровнять Марсель с землей, так и защитить от любого врага, пришедшего с моря. И не надо прикрываться заявлениями, будто там традиционно сильны позиции социал-демократов. Мы, коммунисты, не должны высокомерно отказываться от союза с любыми силами, противостоящими нашим врагам. Борьба за счастье трудящихся не терпит чистоплюйства! Как говорил председатель Коммунистического Интернационала товарищ Ульянов – мы и с чертом вступим в сношения, если это потребуется для победы коммунизма! И я целиком поддерживаю эту его позицию.

Надо сказать, что тут мадемуазель Богарне несколько недоговаривала. Кроме озвученного, лично ей для сношения с чертом потребовался бы еще и приказ Татьяны Викторовны. Не будет приказа – черт сосет хвост, а вздумает возмущаться – получит по рогам, дело для тренированного бойца нехитрое.

Ядро английской средиземноморской эскадры составляли три линкора: наш старый знакомец «Дредноут» и построенные с учетом его боевого опыта почти однотипные с ним «Беллерофон» и «Темерер». И если в истории моего бывшего мира эти корабли отличались от прототипа некоторым усилением противоторпедной защиты, то здесь – резко увеличенным количеством зениток, да к тому же накрытых броневыми колпаками в качестве защиты от осколков, и увеличением толщины бронепалубы. Но отменить закон Архимеда англам не удалось, и за эти новшества дредноуты заплатили полным исчезновением брони с оконечностей. Еще в эскадре имелось четыре додредноутных броненосца типа «Лондон» и десяток крейсеров разного калибра, не считая всякой минной мелочи.

Помимо английского силы Антанты в Средиземном море были представлены и австрийским флотом. Он был интересен тем, что, говоря о нем, первый лорд Адмиралтейства, а потом и премьер Черчилль не мог обойтись без нецензурных слов. Ведь сколько денег дали паразитам! А в результате к началу войны они имели недостроенный линкор «Вирибус Унитис», являющийся хорошим примером того, что можно сделать с «Дредноутом», если экономить на каждой заклепке, а в процессе постройки еще и разворовать половину. И свой, будь он неладен, непобедимый и легендарный крейсер «Зента»!

Если кто помнит, это был единственный корабль австрийского флота, который наши «Кошки» не смогли утопить в черногорской войне. Вышло же так вот почему…

К началу налета крейсер отстал от эскадры из-за какой-то неисправности в машинах, так что под первый удар он не попал. А командир корабля оказался сообразительным и практически сразу понял, чем кончится для его посудины атака русских самолетов, когда те разберутся с ядром эскадры и начнут искать отставших. Так что неисправность была ликвидирована в считаные секунды, и крейсер на полном ходу рванул к берегу. Там он выбрал укромное местечко и затопился, причем, как оказалось, вовремя – не успели еще скрыться под водой верхушки мачт, как в небе показались две «Кошки». Но, к счастью, они, не заметив ни мачт, ни попрятавшейся по кустам команды, полетели дальше, а капитан сел сочинять историю о героическом неравном бое своего корабля с армадами русских бомбардировщиков. Понятно, что после войны команду «Зенты» объявили национальными героями, сам крейсер подняли, подкрасили и так нашпиговали зенитками всех калибров, что на палубе стало не пройти. Кроме того, обновленная «Зента» не рисковала выходить в море при волнении свыше пяти баллов, потому как в результате модернизации заметно сместилась метацентрическая высота.

Противостоял же всему этому Черногорский флот, именуемый некоторыми остряками «подводным». И вовсе не из-за двух десятков «Барракуд», которые в его состав не входили, оставаясь пятой дивизией нашего подводного флота. Просто все черногорские корабли были подняты со дна. Первый – это был наш крейсер «Варяг», который после подъема прошел модернизацию в Николаеве и стал не таким уж плохим ракетным крейсером – правда, вооруженным самыми первыми ракетами, с убогим качеством изображения на пульте оператора, частыми сбоями в управлении и дальностью полета тридцать пять километров. Кроме него имелось два бывших австрийских броненосца, «Монарх» и «Габсбург». Этих восстановили практически в первозданном виде, да к тому же халтурно, потому как работы производились в Баре и почти полностью местными силами. Единственным назначением этих ушлепков было – при встрече с хоть сколько-нибудь серьезным противником задержать его на время, необходимое тому для их утопления, чтобы «Варяг» имел хоть какую-то возможность сбежать. Ну и вдвоем они могли выйти против «Зенты», но только если бы та сама их атаковала, ибо догнать ее старые калоши не могли ни при каких условиях.

Поэтому наш интерес к революционной агитации среди тулонских матросов был вполне понятен. Ведь если англам удастся прибрать к рукам французские линкоры, у нас начнутся очень серьезные трудности. А если, наоборот, в процессе героического сопротивления французских коммунаров количество исправных кораблей уменьшится у обеих сторон, трудности будут у англичан. Ибо пора было заняться Дарданеллами, из-за гарнизона которых нашему Черноморскому флоту был недоступен выход к театру боевых действий. Султана в последний раз предупредили, что русские войска в любом случае пройдут по турецкой территории. Но они могут пройти по ней как по дружеской, приветливо улыбаясь туркам, и даже как-то материально компенсировать им неудобства от этого события. А могут – и как по враждебной. Тогда то, что останется после этого прохода, потом будет отдано Николе Черногорскому и Фердинанду Болгарскому, потому что России чужие развалины и пожарища не нужны. Официального ответа султан пока не дал, но ни малейших попыток помешать высадке наших войск на Галлиполийском полуострове не делалось.

Ну а я использовал образовавшуюся паузу для прочтения и утверждения очередных документов прейскурантного отдела, образованного перед войной в составе конторы Алафузова. Причиной же его создания стало решение о том, что принимавшие участие в сопротивлении оккупантам поляки высылаться не будут. Если бы мы ограничились только этим, то нетрудно представить себе дальнейшее развитие событий. Показав австриякам фигу в кармане или, как максимум, передав японцам в Бресте подохшую от старости курицу, народ тут же начал бы требовать бумаги о своем героическом партизанстве. Так что все возможные способы сопротивления были заранее перечислены и оценены в неких условных единицах, далее именуемых «уе». Для получения полноценной индульгенции на себя, семью и еще три семьи по выбору нужно было насопротивляться на сто уёв. Минимум, при котором вообще мог подниматься разговор о невысылке, составлял сорок. Набравшие двадцать могли выбирать место ссылки. Естественно, из предложенных. А дальше подробно расписывалось, что почем. Убийство австрийского военнослужащего оценивалось в полтинник, поляка-бунтовщика – в тридцатник. Потом излагалось все остальное, включая и ту курицу за половину условной единицы. Также в механизм учета услуг по сопротивлению была заложена дефляция. То есть чем дальше, тем они будут дешевле, и, например, после Нового года за убитого австрийца можно будет получить всего сорок уе. Но это было уже давно прописано и доведено до населения, а сейчас я читал свежие документы, относящиеся к Чехии и Словакии.