Читаем без скачивания Катынь. Ложь, ставшая историей. - Елена Прудникова

Граница между Западом и Востоком Европы пролегала не по языкам и не по рекам — она проходила между церковью и костелом. И по ходу укрепления могущества Ватикана взоры католических властителей все чаще обращались на восток, к землям, которые, с точки зрения католических миссионеров, были целиной, ждущей своего пахаря. Все попытки примирения церквей они видели только одним образом: как подчинение восточной Церкви Риму.

И Польша, лежащая на границе католического и православного миров, естественным образом оказалась наконечником копья в руке Ватикана. И не только оказалась, но и согласилась им быть — что тоже немаловажно.

Знаменитый русский публицист Иван Солоневич задает резонный вопрос: «Почему именно в Польше удержалось католичество, разгромленное и в северной Германии, и в Скандинавии и остановленное на пороге России?»[46] Однако не только удержалось, но и соединилось неразрывно с польской шляхетской верхушкой в иррациональном, превыше всякой логики и здравого смысла, стремлении на восток.

На какие уловки шла католическая церковь, чтобы заполучить себе Московию, хорошо видно из истории Смутного времени. Лжедмитрий, например, купил помощь Ватикана обещанием после победы присоединить русскую церковь к римской — и получил все, что хотел (правда, впоследствии он благодетелей самым банальным образом кинул). На какие уловки шли поляки, видно из той же истории Смутного времени: был момент, когда польский королевич Владислав едва не стал московским царем, но все уперлось в вопрос вероисповедания. Русские требовали, чтобы королевич принял православие, поляки увертывались, как могли: мол, сперва коронация, потом крещение. Королевич верой не поступился, и русские стали насмерть: на примере Литвы они слишком хорошо знали, что бывает, когда в православной стране появляется монарх-католик. Собственно, с этого и началась растянувшаяся на четыре столетия гибель Литовского княжества.

…В 1385 году Польша и Литва вступили между собой в династический союз. Великий князь литовский Ягайло женился на наследнице польского престола Ядвиге и стал правителем обеих стран. Этот союз получил название Кревской унии. А поскольку политический союз в то время не значил ничего, то для закрепления унии Ягайло дал обязательство присоединить земли княжества к Польше и перейти в католичество вместе со своими братьями и всеми подданными. Католицизм был объявлен государственной религией Литвы — так князь расплатился за польскую корону.

Однако это обязательство натолкнулось на вполне предсказуемую преграду — нежелание подданных. Литва присоединялась к Польше о-очень долго, по пути теряя территории, и то, что от нее осталось, окончательно стало частью польского государства лишь в 1791 году, чтобы отойти к России уже в 1793-м. Что касается веры — то часть знати действительно ее сменила[47], но большинство подданных переходить в католичество не захотели. Они слишком хорошо помнили упорное стремление завоевателей-католиков на восток, да и просто — с какой стати? И началась многовековая война польского центра с присоединенным православным населением.

Ягайло начал круто, сразу предоставив католикам огромные преимущества. Только они могли иметь гербы, заседать в сейме, занимать государственные должности. Казалось бы, и пусть себе — «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых»… но на совет многим хотелось. Не все же сидеть филином в своем замке, надо и людей посмотреть, и себя показать.

20 февраля 1387 г. разгневанный непослушанием подданных король издает грамоту о привилегиях феодалам за переход в католическую веру. Там говорится: «Каждый рыцарь или боярин, принявший католическую веру, и его потомки, законные наследники, имеют и будут иметь полную и всякую возможность владеть, держать, пользоваться, продавать, отчуждать, отменять, давать, дарить, согласно своей доброй воле и желанию, замки, волости, деревни и дома и всё, чем владел бы по отцовскому наследству, как владеют, пользуются и употребляют на основании одинаковых прав нобили в других землях нашего королевства Польского, чтобы не было различия в правах, поскольку единство делает то, что они подданные одной короны… Всякий, кто, приняв католическую веру, позорно от нее отойдет или кто будет отказываться принимать ее, не должен пользоваться никакими указанными правами»[48]. И если, ознакомившись с этой грамотой, литовские православные не вспомнили известного текста: «…никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его…»[49] и не утвердились в противостоянии еще больше — то авторам впору менять русские фамилии на марсианские. Запрещено было строить новые православные храмы, не разрешались браки между католиками и православными — в общем, полный апартеид…

Многие рыцари и бояре, однако, полагали, что если Ягайло приобрел жену и корону, то это его личный гешефт, и расплачиваться за приобретенное чужими крестами он не имеет права. И любой, кто знает характер восточных славян, легко догадается, что было потом. Трещина между церковью и костелом начала стремительно расширяться.

Попытка «нажать» на православных встретила такое сопротивление, что очень скоро польским королям пришлось снизить градус дискриминации, однако по-прежнему шляхетские привилегии и вольности могли получить только католики. Естественно, православным литовским магнатам не нравилось такое положение. А поскольку рядом лежало Московское княжество, то вопрос: «А нужен ли нам такой король?» для тех, кто, не будучи католиком, не имел права влиять на государственную политику, имел и другое решение. Начался переход пограничных земель под руку Москвы. Литовским князьям, чтобы не растерять подданных, поневоле пришлось прекратить преследование православных и дать им возможность свободно исповедовать свою веру. Пока Литва оставалась независимым государством, имевшим с Польшей лишь общего правителя, наступление католицизма было приостановлено. Однако конец литовской независимости маячил уже не за горами.

В середине XVI века в результате сложной интриги литовские князья один за другим начали склоняться к Польше. В 1569 году была заключена Люблинская уния, давшая начало Речи Посполитой (в переводе «общее дело»). Это государство — отнюдь не Польша, как почему-то думают многие наши граждане, а федерация — союз Польского королевства и Великого княжества Литовского, плюс Украина как автономная территория. В тексте унии нет даже упоминания о конфессиональных различиях народов, однако польский народ провозглашается главным, а подданные присягают «Короне Польской». Согласятся ли поляки признать «схизматиков» равными себе? Король, может статься, и согласился бы, если б мог решать единолично — но у Польши была еще такая беда, как сейм, которому иноверцы внутри себя были совершенно не нужны…

Трудно сказать, какие общие дела могли быть у польских и литовских князей, а вот раздоры начались сразу. Когда последних уговаривали на союз с Польшей, их соблазняли правами и привилегиями дворянства, которые в этом государстве действительно были исключительными. А вот после заключения Люблинской унии оказалось, что права-то существуют — но не для всех. Началась теперь уже открытая полонизация украинских и белорусских земель, и равными себе польская шляхта признавала только тех, кто поддерживал эту политику.

Уже к концу XVI века значительная часть литовских земель оказалась под властью крупных польских либо ополяченных магнатов, которые не церемонились и с вероисповеданием своих подданных. Окатоличенная местная знать не отставала от шляхетства метрополии, так что вскоре все паны-католики стали восприниматься не только как угнетатели, но и как чужаки, оккупанты. Трещина превратилась в пропасть.

Самые активные из русских бежали от панов. Им было куда идти — по протоптанной дорожке к казакам. С казаками у Польши сохранялись отношения сложные: польский король то принимал их к себе на службу, даруя жалованье и вольности (если вел войну), то притеснял (если войны не было). Соответственно вели себя и казаки (см. хотя бы «Тараса Бульбу»). В конце концов эта кадриль закончилась присоединением левобережной Украины к Московскому Царству.

Впрочем, оставшееся на месте население было настроено не лучше казаков. Особенно после того, как польские власти, обозленные неудачной попыткой захвата Московии в начале XVII века, всерьез занялись полонизацией зависимых территорий. В первую очередь начали, опять же, решать вопросы веры. Решали так, как привыкли — мечом и плетью.

Каждая победа поляков на пути к общему государству давала толчок новым преследованиям православия. Не стало исключением и такое крупное событие, как рождение Речи Посполитой. В новорожденном государстве духовенство двух конфессий было изначально поставлено в неравноправное положение. Так, например, католический священник приравнивался к шляхте, а православный относился к «тягловым людям». Власти, как центральные, так и местные, чинили постоянные препятствия и мелкие пакости в том, что касалось имущества. Магнаты-католики просто переводили подвластных им крестьян в латинскую веру. Результат? Результат предсказуем: всплеск антикатолических настроений. Пропасть все расширялась, и тогда Ватикан пошел, как ему показалось, на хорошую хитрость.