Читаем без скачивания 100 великих диктаторов - Игорь Мусский

Но император успел испугаться, и с тех пор страх неотступно преследовал его. Волна репрессий взметнулась еще выше и превратилась в кошмар террора.

Положение Домициана осложнялось неудачной внешней политикой, особенно на дунайском фронте. Здесь в конце I века к северу от Дуная сложилось сильное Дакийское царство, во главе которого стоял царь Децебал. Ему удалось отразить походы римских наместников и даже заключить почетный мир с Империей (89), по которому Домициан должен был выплачивать некоторые суммы денег, а Децебал обязывался не тревожить римские границы и даже защищать их от набегов других варварских племен на Дунае, в частности, сарматов, роксоланов. Правда, неудачи на дунайском фронте несколько компенсировались завоеваниями в Британии, где римляне практически захватили весь остров, за исключением Шотландии. Но из Британии римлянам пришлось уйти, а на Дунае их войска терпели одно поражение за другим. Император в нелепой попытке обмануть сограждан устраивает один за другим два фальшивых триумфа, где переодетые рабы изображали пленных варваров. Это вызывало насмешки римлян. Атмосфера презрения и ненависти сгущалась вокруг дворца.

Домициан превращает свой дворец в настоящую крепость. Рим и вся Италия находятся под неусыпным наблюдением тайных агентов принцепса. В 94 году по приказу императора казнены сенаторы Сенецион и Рустик, написавшие воспоминания о загубленном Нероном поборнике свободы Тразее Пете и его зяте Гельвидии Приске.

Рукописи приказано сжечь на форуме. Домициан выдворил из Рима евреев и христиан. В 96 году составился заговор сенаторов из ближайшего окружения Домициана. Непосредственным исполнителем стал доверенный слуга жены принцепса по имени Стефан. Заговор удался. 18 сентября 96 года Домициан погиб от удара кинжала.

«Никаких не только торжественных, но и просто публичных похорон не было. Тело убитого на дешевых носилках из дворца вынесли могильщики. Кормилица Домициана предала его сожжению в своей усадьбе, а останки тайно принесла в храм рода Флавиев и смешала с пеплом Юлии, дочери Тита, которую тоже выкормила она. Сенаторы и состоятельные граждане торжествовали. Статуи императора раззолоченные и бесчисленные, среди ликования народного были низвергнуты и разбиты в качестве искупительной жертвы. Народу доставляло наслаждение втаптывать в землю надменные лики этих статуй, замахиваться на них мечами, разрубать их топорами, словно каждый такой удар вызывал кровь и причинял боль.

Никто не мог настолько сдержать порыв своей долго сдерживавшейся радости, чтобы не дать волю своей мести и не крушить эти ненавистные изображения и не бросать затем обезображенные их члены и облом ки в огонь» (Плиний мл.).

Войско же, подкупленное повышением жалованья и все еще чтившее в принцепсе сына Веспасиана, негодовало. Светоний утверждает, что солдаты были готовы немедленно отомстить за него, но у них не нашлось предводителя. Спустя некоторое время им все-таки удалось добиться выдачи убийц императора на расправу.

Более четырнадцати лет продолжалось жестокое правление Домициана. С его смертью династия Флавиев прекратила свое существование.

КОМОД ЛЮЦИЙ

(161–192)

Римский император с 180 года, из династии Антонинов. Опирался на преторианцев, преследовал сенаторов, конфисковывая их имущество. Требовал для себя почестей, как для Бога. Участвовал в боях гладиаторов. Убит заговорщиками из числа придворных.

В истории Римской империи был такой период, когда пять правителей сменявших друг друга на престоле, обеспечили ей истинное величие Речь идет о Нерве, Траяне, Адриане, Антонии и Марке Аврелии. Этот великолепный ряд прервался в 180 году, когда пурпурную мантию надел 19-летний Люций Коммод, сын Марка Аврелия и Фаустины Младшей. Марк Аврелий уделял много времени воспитанию своего сына. Он подолгу беседовал с ним, подбирал лучших учителей. Но все его заботы оказались напрасными. Развращенную натуру Коммода ничто не могло исправить. Коммод обладал красивой внешностью, стройной фигурой, незаурядной физической силой и изумительной ловкостью. Этим, собственно, исчерпывались все его достоинства.

Признаки жестокости обнаружил он на двенадцатом году жизни. Однажды, когда его мыли в слишком теплой воде, он велел бросить банщика в печь. Тогда дядька его, которому приказано было это сделать, сжег в печи баранью шкуру, дабы зловонным запахом гари доказать, что наказание приведено в исполнение.

В 175 году, в дни восстания Авидия Кассия, Коммод сопровождал отца в его поездке в Египет и Сирию. После этого он был провозглашен императором, а в следующем году, в нарушение закона о возрасте, получил первое консульство.

Коммод обращался со всеми пренебрежительно и дерзко, его манеры не выдавали в нем человека высокого происхождения. Обычно он пребывал в праздности — прыгал, свистел, вел себя как клоун. Он осквернял свой дворец ужасными попойками и дебошами, а свои апартаменты превратил в место для занятий проституцией и постыдных наслаждений. Там он со своими собутыльниками предавался пьянству до потери сознания, бесстыдствам и ни на секунду не задумывался о приличиях.

Таким было начало чудовищной жизни Коммода, сына самого лучшего и самого мудрого из всех римских императоров. Постоянно окружавшие его люди лишь поощряли его в порочном поведении, да он и не выносил рядом с собой никого, кто не стал бы ему льстить или потворствовать его разнузданным страстям. Марку Аврелию, конечно, было все известно о его безумствах, поэтому он решил взять сына с собой в поход на Скифию, где мятежное племя маркоманов вновь приступило к военным действиям. Но прежде он женил Коммода на Криспине, одной из самых красивых женщин в Риме, дочери сенатора Бруттия Презента, чьи заслуги неоднократно отмечались консульством. Но, увы, Криспина не унаследовала образцовых качеств отца, а впоследствии обесчестила свое имя самыми скандальными похождениями.

После пышной свадьбы император с сыном отправились в Скифию. Вскоре император заразился чумой и умер, оставив Коммода своим наследником, который немедленно прекратил почти законченную отцом войну. Требования одних врагов он принял, дружбу других купил деньгами и поспешил после этого в Рим.

В течение некоторого времени Коммод оказывал всяческий почет отцовским друзьям и во всех делах пользовался их советами. Но потом он поставил во главе преторианцев Перенниса, родом италийца, который, злоупотребляя возрастом юноши, совершенно развратил его и отвлек от подобающих государю забот. Охотно поддавшись его влиянию, Коммод стал безумствовать во дворце на пирах и в банях вместе с тремястами наложниц, которых он выбрал из жен аристократов и проституток, а также с тремястами взрослых развратников, которых он собрал из простого народа и из знати, насильно и за деньги.

Между тем, позволив Коммоду заниматься удовольствиями и попойками, Переннис постепенно приобрел такую силу, что все управление государством оказалось у него в руках. Влияние свое он всецело использовал в корыстных целях и первым делом начал клеветать на самых достойных из друзей и сподвижников Марка Аврелия.

Успеху его козней способствовал и заговор против императора, раскрытый как раз в это время. Во главе заговорщиков стояла сестра принцепса Луцилла, а убить Коммода должен был близкий к нему человек, Клавдий Помпеян. Но войдя к Коммоду с обнаженным мечом, он выкрикнул: «Этот кинжал посылает тебе сенат». Этим он только выдал существование замысла, но не выполнил дела, так как был в ту же минуту обезоружен.

Коммод никогда не забывал слова Помпеяна, пытавшегося убить его Они настолько запали ему в голову, что с тех пор он видел в сенате лишь сборище своих заклятых врагов. Так начала проявляться его беспощадная ненависть к избранникам, приведшая к потокам крови и слез в Риме. Он велел казнить самых выдающихся сенаторов, особенно близких друзей Марка Аврелия. Полковник Патерн, начальник его охраны, которого он обвинил в подготовке покушения на свою жизнь, и братья Кондианы, которые верой и правдой служили в войсках его отца, стали первыми жертвами дикого приступа его необузданной ярости. Сальвий Юлиан, командующий одной из армий, тоже был предан смерти.

Все очень боялись Коммода из-за его жестокости и презирали за его половую распущенность: он растлил своих сестер и принудил к сожительству всех других ближайших родственниц. Он ввел в обычай отдавать своих наложниц всем желающим утолить похоть, но только в его присутствии.

Не было такого безумства на свете, которому Коммод ни предавался бы с беспримерной, невиданной прежде невоздержанностью. Криспина, конечно, была свидетелем всего этого распутства, но ей ли было осуждать его или жаловаться — она была ничуть не лучше. Коммод, однажды застав ее с одним из развратников-кавалеров, настолько был возмущен таким оскорблением и бесчестьем, что тут же выслал любезную супруту на остров Капри.