Читаем без скачивания Роза на алтаре - Лора Бекитт

– Но в Париже множество салонов и множество женщин.

– У тебя есть ряд преимуществ: ты не заносчива, искренна, а главное – не вульгарна. На фоне всеобщей безвкусицы и пустоты ты сверкала как алмаз, людей привлек этот блеск неподдельности, и они потянулись в твой дом.

Шарлотта произнесла это без зависти, как человек, познавший правду жизни и знающий цену временному успеху.

– Но все проходит, Элиана, – сказала она, – рано или поздно в моду вновь войдут прочные семейные узы, и тогда ты окажешься за бортом. Прости, но на роль жены ты уже не подходишь.

– Максимилиан любит меня, – тихо возразила молодая женщина.

– Максимилиан стремительными шагами поднимается вверх по служебной лестнице. Поль говорит, что ему светит получить видный пост в министерстве. А там, на высоте, личная жизнь чиновников находится под контролем государства. Поверь, Максимилиан перешагнет через любовь, если она вдруг станет мешать его карьере. Кстати, он как-то сказал Полю, что в его роду все мужчины женились исключительно по расчету.

Элиана молчала, и тогда Шарлотта, переведя дыхание, продолжила:

– Разве он когда-нибудь предлагал тебе жить одним домом, говорил, что хочет иметь от тебя ребенка? Нет! Детей, наследников, ему родит другая женщина. Посмотри на него: для своих тридцати пяти лет он великолепно выглядит! Любая девушка будет счастлива стать его женой. Тебе он, возможно, предложит прежнюю роль, но не думаю, что ты согласишься.

– Зачем ты мне это говоришь? – повторила Элиана. Шарлотта положила руку на плечо сестры, и та вдруг почувствовала, как сильна эта рука.

– Я не хочу, чтобы ты страдала, девочка.

– И что ты предлагаешь?

– Ничего. Просто будь готова к такому повороту событий.

– Я давно к этому готова.

– Не уверена, – отвечала Шарлотта и, немного помедлив, произнесла: – Ты позволишь мне быть откровенной?

Элиана вскинула взор, в котором читалась твердость.

– Я всегда ждала от тебя откровенности.

– Вот как? Хорошо. Тогда я скажу тебе следующее: до тех пор, пока твоя репутация безупречна, все будет в порядке. Но запомни – в тот день, когда о тебе впервые заговорят как о доступной женщине, твой мир рухнет, как карточный городок. Добропорядочная часть общества откажется посещать твой салон, и это станет ударом для Максимилиана. Боюсь предугадывать его дальнейшие действия, но… – Шарлотта многозначительно умолкла.

В глубине глаз молодой женщины вспыхнули золотистые огни, она тряхнула головой, и волны роскошных блестящих волос рассыпались по спине.

– А такое обязательно случится?

– Это вполне возможно. Максимилиан такой же гость в твоем доме, как и все остальные. Разница в двух вещах: он за все платит, и он с тобой спит. Твоему окружению это прекрасно известно, и, поверь, в конце концов кому-нибудь обязательно захочется попробовать кусок чужого пирога.

– Неужели ты думаешь, что кто-то решится ухаживать за мной за спиной Максимилиана?

– Вижу, ты слишком хорошего мнения о мужчинах, – усмехнулась Шарлотта.

– Если такое произойдет, я расскажу Максимилиану, вот и все. – Элиана пожала плечами. – Он не станет ревновать меня без причины.

Шарлотта покачала головой.

– Ты не понимаешь, что я хочу сказать. Дело не в ревности. Возможно, он весело посмеется в ответ, но в глубине души почувствует опасение. Не опасение потерять тебя, нет, боязнь испортить свою репутацию.

– Почему ты так плохо думаешь о нем? – спросила Элиана, и женщина резко, без тени сомнения отвечала:

– Потому что я слишком хорошо его знаю. Наступила тишина, лишь из детской доносились веселые голоса мальчишек – Ролана и сынишки Дезире, Себастьяна. Шарлотта чуть заметно поморщилась.

– Тебе не кажется, что ты слишком многое позволяешь этой простолюдинке?

– Но Дезире мне почти как сестра.

Шарлотта насмешливо прищурилась.

– Неужели?

– Прости, – сказала Элиана, – я вовсе не это имела в виду…

– Не оправдывайся, – перебила Шарлотта, – я все понимаю.

Элиана замолчала, подумав о Ролане. У них с сыном был свой маленький мир, не отгороженный от действительности, но действительность преображавший, и ни Максимилиан, ни Шарлотта, никто другой никогда не имел в него доступа. И она промолвила:

– Я подумаю над тем, что ты сказала, сестра. Но я твердо знаю одно: пусть Максимилиан оставит меня, пусть люди станут говорить обо мне гадости – я не испугаюсь. Единственное, что меня волнует и будет волновать всегда, – это будущее моего ребенка. Если дело касается Ролана – я уязвима, я слаба. И я боюсь одного: вдруг у меня не хватит сил его защитить, дать ему все, что нужно, сделать так, чтобы он мог уважать и меня, и себя самого?

Она не ожидала что-либо услышать в ответ, но сестра произнесла – хлестко, так, словно хотела дать Элиане пощечину:

– Что ж, дорогая, об этом надо было подумать раньше!

Над Парижем догорал закат, такой же пламенно-яркий, как огонь в камине главного зала, куда только что вошла Элиана. Краски, отражавшиеся в больших окнах, были поразительно чисты, и их временное смешение в череде постоянно сменяющихся оттенков казалось удивительно естественным.

Появившиеся на горизонте первые звезды горели как церковные свечи, последние лучи канувшего в невидимую бездну солнца золотили небо, в этот момент напоминавшее алтарь храма Вечности. Всюду вспыхивали багряные отблески, будто отражения чьих-то восторженных взглядов, устремленных на Небеса.

Хотелось просто стоять и любоваться всем этим, но то, что сейчас творилось в душе и сердце, казалось Элиане гораздо более впечатляющим и ярким, чем пейзаж за окном.

Она думала о Максимилиане. Покинув Париж в 1789 году, он навек потерял ту наивную, бесхитростную, беззаветно преданную ему девочку, какой она была тогда. Прошло немного времени, и она уже не смотрела на мир сквозь призму своих мечтаний, ее путь больше не освещался огнем надежд, а взгляд стал взрослым и трезвым.

Но после, вернувшись, он встретил другую женщину – с проницательным пламенным взором, жаждущую новой жизни, свободы, любви! Неужели он способен был увидеть ее облик, словно в треснувшем зеркале, зеркале, по которому провели грязной рукой?

Нет, это казалось невозможным.

Молодая женщина оглядела зал. Массивные кресла и стулья с квадратными спинками и саблевидными ножками, обитые красным лионским шелком, круглые столики, украшенные изображениями сфинксов. Всюду чистота и строгость линий, великолепное дерево, золоченая бронза, темный мрамор.

В помещении было хорошо натоплено – Элиана следила за этим; она знала, что закутанные в легкие пеплумы озябшие женщины будут греть у камина обутые в котурны ножки и жаловаться на бесконечные лютые холода. Правила тогдашней моды предписывали дамам носить на себе как можно меньше одежды, и парижские красавицы в любую погоду, даже в мороз, щеголяли в кисейных платьях, поверх которых набрасывали короткие курточки, отчего нередко жестоко простужались и, случалось, умирали.