Читаем без скачивания Маска чародея - Дарелл Швайцер

Но в путь мы отправились не сразу. Женщины долго причесывали друг друга, пока волосы не обрели более-менее приличный вид. Мне неожиданно пришла мысль, уж не собираются ли они выдавать меня за принца, играя роль служанок.

— Вот еще, — вспомнила госпожа Хапсенекьют. — Напоследок нам надо помолиться, поблагодарить богов за наше спасение и попросить удачи в будущем.

Так что мы втроем встали на колени на прибрежном камне и молились Реке, что вытекает из чрева Сюрат-Кемада и является одновременно и дорогой в Царство Смерти, и источником жизни, а также Царю Неоку, воплотившемуся во Всепобеждающем Солнце, хотя солнце уже садилось; и наступающей тьме молились мы, называя по именам все появлявшиеся на небе звезды.

Я встревожился, узнав среди первых звезд Малевендру — Богиню Боли, Смерти и Кровавого Возмездия. Госпожа Неку молилась ей дольше всего. Во время этой молитвы я хранил молчание, сказав себе, что чародей не имеет права молиться, равно как и плакать (ну в самом деле, Секенр, зачем ты продолжаешь рассуждать подобным образом, хотя прекрасно знаешь, что это неправда?) и что чародей может внушать богам страх, красть у них и даже повелевать ими, но молиться им не должен. Он не будет вымаливать того, что, как известно, никогда не будет ему даровано.

И все же я молился. Я молился даже Царю Неоку, молился и трепетал.

Тика положила ладонь мне на руку.

— Ты дрожишь. Так и не согрелся?

Город назывался Тадистафоном, что, как сказала Тика, означало Место Упокоения Царя. Я сразу подумал, что за этим названием скрывается какая-то история. Возможно, я даже когда-нибудь ее узнаю.

Но пока у нас были совсем другие, более насущные задачи.

Над воротами красовалась эмблема с изображением одинокого Царского Орла; этот символ Древнего Царства не сопровождался крокодилом, появившимся лишь во времена Гегемонии. Видно было, что о ней заботились надлежащим образом — красили золотом и серебром, так что распростертые крылья птицы в лучах заката отливали оранжевым блеском.

Когда мы подходили к городу, стражники зажигали фонари — одна за другой загорались на стенах яркие точки. Из города доносился хор множества труб, подобный долгому глубокому вздоху. К тому времени, когда мы добрались до ворот, их уже закрыли. Вдоль дороги на обочинах разбивали лагерь караванщики и одинокие торговцы, они собирались дождаться утра, чтобы получить разрешение въехать в город. В гавани на якоре стоял крутобокий корабль.

Я едва не свернул себе шею, в изумлении разглядывая каменные стены с бесконечной чередой крыш за ними. Я подумал: такими должны быть горы далеко на юге, где рождается река — они так же возвышаются одна за другой до самого горизонта.

Над воротами были построены две совершенно одинаковые башни с бойницами для лучников. На стене, на самом видном месте, приготовились к прыжку каменные звери, извергающие из пастей на лапы раскаленный докрасна песок и камни. На стенах сгрудилось множество стражников: кто стоял в карауле, кто маршировал взад-вперед, отрывисто выкрикивая приказы.

Похоже, у жителей Тадистафона имелись веские причины запирать ворота и бояться ночи: всадники заргати и выползающие из реки эватимы, но, как бросилось мне в глаза, караванщики совершенно не проявляли бдительности — они спокойно разводили костры, готовили ужин…

Госпожа Неку не намеревалась дожидаться утра. Она выхватила у опешившего кострового палку, стукнула ею в ворота и закричала:

— Впустите нас, во имя всех богов!

Караванщики насмешливо заулюлюкали.

Она постучала вновь. Мы застыли в ожидании. Я стоял немного поодаль, пытаясь в тусклом лунном свете разглядеть колоссальные мозаики на створках ворот: орлы и крокодилы вместе сражались против чудовищ, полулюдей-полузверей.

Неку оглянулась на меня через плечо.

— Нет, так не пойдет, — заявила она и вытолкнула меня вперед. — Вот. Стой тут, сложив руки на груди. Попытайся принять важный вид.

Я попытался.

Дверь в створке ворот с громким скрипом распахнулась. Неку принялась спорить с кем-то внутри. Дверь снова закрылась.

— Эй! Имейте совесть! Я привела к вам в город великого волшебника, Секенра, соизволившего почтить его своим присутствием.

Дверца приоткрылась. Тика прошептала мне на ухо:

— Сотвори какое-нибудь волшебство.

— Но это не получается…

Она наступила мне на ногу.

— Какое угодно! Быстрее!

— …могущественнейший маг, — вещала Неку, — прославившийся своими чудесами…

Стражник за стеной что-то пробормотал. Другой голос, громкий и твердый, сказал:

— Мадам, ваши требования не могут быть удовлетворены до утра. Вам придется подождать вместе с остальными.

Я подумал, что сильнейшее впечатление, произведенное на меня этим необычным местом, заставило меня полностью забыть о магии. Город шептал тысячами разных голосов: далекие крики, музыка, стук ставней, плач трубы… Мне казалось, что в городе что-то празднуют.

За рекой взошла луна. На бескрайней поверхности воды засверкали серебряные блики. Мозаичные звери, казалось, ожили, как только их коснулся лунный свет. Я сжал правую руку в кулак и медленно раскрыл ее. На ладони плясало маленькое пламя цвета луны.

Двое за воротами заспорили. Громкий уверенный голос сказал:

— Ха! Такие трюки мы уже видели. Немного спирта на коже и…

— А чем он зажег его? — закричала Тика. — Как он высек огонь? Вы же не спускали с нас глаз все это время.

Я повернул руку ладонью вниз. Пламя бесшумно текло у меня между пальцами. Неку обернулась ко мне. Наши взгляды встретились. Она была явно довольна мной.

Забряцал металл — за стеной отодвинули щеколду. В воротах наполовину приоткрылась небольшая дверца. Госпожа Неку вошла первой — она держалась с такой уверенностью, словно стража была обязана впустить ее. За ней последовала Тика. Я вошел последним. Двое стражников в кожаных доспехах — один совсем молодой, высокий и сухопарый, с вытянутым лицом, и второй, седой, напоминавший пивной бочонок — избегали встречаться со мной взглядом. Я поднял руку, показывая им, что она не обожжена. Неку сунула седому монету. Они поспешили закрыть дверь, водрузить на место засов и запереть замок. Я шел, сунув руки в карманы, словно ничего особенного не произошло.

Тика остановилась, поставила сумки на землю и вынула мои руки из карманов.

— Так нельзя. Веди себя прилично.

Мы прошли по длинному туннелю, плавно поднимавшемуся вверх. Он заканчивался во дворе, где все еще сидело несколько коробейников, разложивших свой товар на куске ткани или демонстрировавших его с задков крытых повозок — так как ворота были закрыты, рассчитывать на приличную выручку им уже не приходилось.