Читаем без скачивания Фигня (сборник) - Александр Житинский

Брусилов на ходу пытался отговорить донью и хотя бы перенести вече на более позднее время – после свадебного обеда, но Исидора была непреклонна. Она хотела открыть глаза народу до свадебного пира.

Звонарь ударил в набат, возвещая последний акт этой народной драмы.

Глава 24

Вече

Густой колокольный звон стоял над Касальянкой. Русская колония собиралась у открытой деревянной эстрады, где уже стояли Брусилов и духовный отец.

Неподалеку от эстрады на открытом воздухе простерлись длинные столы, накрытые белыми скатертями. На них уже дымились самовары в ожидании свадебного большого чаепития.

Внизу, у ступенек, ведущих на эстраду, ожидали открытия веча невесты в белых платьях и женихи. Правда, пар осталось две: по дороге на вече Биков и Римма откололись и направились домой. Дмитрий объяснил, что пора кормить кошечек, на самом же деле ему не терпелось начать курс практической диалектики со своею молодой женой.

Наконец Брусилов, убедившись, что все в сборе, поднял руку.

– Дамы и господа! Мы собрали вас здесь, на чрезвычайном вече, чтобы обсудить вопрос о действиях нашего Президента. Слово для сообщения имеет наша гостья донья Исидора дос Кончас и Буатрогенья.

Исидора, подобрав длинный шлейф, поднялась на помост.

– Гражданин товарищ! – храбро начала донья. – Я есть бывший друг жена Якова Веня… меня… – Она не смогла произнести отчества, рассердилась и топнула ножкой в белой туфельке.

– Якова Вениаминовича! – выкрикнула Ольга, помогая подруге.

– Я жить с ним бок на бок семь лет! – продолжала донья.

– Брак гражданский, церковью не освященный, – вставил свое слово отец Василий.

– Да! Я сейчас любить Вадим! Мы муж и жена – одна сатана! – вспомнила донья поговорку и окончательно запуталась в дебрях русского языка.

– Дело! Дело говори! – раздалось из толпы.

– Перес прохиндуй! – выпалила донья. – Он родной отец продавать!

Толпа заволновалась. Послышались негодующие крики: «Пусть объяснит!», «Это ложь!»

Пенкина не выдержала и бросилась на подмогу Исидоре. Теперь на эстраде были две митингующие невесты в подвенечных платьях. Это производило сильнейшее впечатление, как если бы футбольный матч судил священник в рясе.

– Вы производите чай, да? А это и есть наркотик, которым ваш Президент торгует с Западом! То есть с Востоком, если отсюда считать! Он ваше добро и свет поштучно продает!

Ропот в толпе возрос. Граждане Касальянки не хотели верить в преступления человека, которого они боготворили. Тщетно отец Василий воздевал руки кверху, чтобы успокоить народ.

– Товарищи! – крикнула Ольга.

– Мы вам не товарищи! – раздалось в ответ.

– Господа, извиняюсь! Дело даже не в чае. Чай – ерунда! Дело в вашем государстве. Вами управляет банда уголовных элементов, вот что обидно! Разве можно нести добро и свет с таким правительством? Ваши министры – уроды и ублюдки! И поставил их над вами дон Перес! Разве не так? – горячо убеждала Ольга.

Она вдруг заметила, что внимание народа рассеивается. Многие стали поворачивать головы, всматриваться куда-то вдаль, по толпе прошло волнение…

Ольга тоже взглянула туда.

По пыльной проселочной дороге со стороны зеленеющей вдали сельвы тянулся странный отряд вооруженных людей во главе с огромным человеком в генеральской форме с пистолетом в руках.

Они подошли ближе. Люди расступались перед ними. Отряд достиг эстрады и остановился перед ней в двух шагах от безоружных женихов.

– Кто это? Откуда эти люди? – перешептывались в толпе. – Да это же министры! Ей-богу, господа! Это правительство!

Министр обороны Федор в изрядно перепачканной и помятой генеральской форме, тяжело ступая, поднялся на эстраду и отдал честь священнику.

– Честь имею, батюшка, Мне не хотелось бы мешать проведению вашего митинга…

– Это вече, – поправил батюшка.

– Пардон, веча… У меня есть приказ Президента. Мне приказано арестовать преступников, выдающих себя за агентов Интерпола. Кто может указать их местонахожде… – Федор вдруг осекся, потому что его взгляд остановился на женихах. – Да вот же они! Иван, Вадим! Вы что, маскируетесь, что ли? Ишь, разрядились! – захохотал Федор.

Начальник генерального штаба Максим в костюме шафера подошел ближе и, приставив ладонь ко рту, подал реплику, как суфлер:

– Они женятся, Федя! Женихи они!

– Ну, поздравляю! – от души улыбнулся Федор. – Молодцы, не теряли времени. Не то что эти… – Он с горечью взглянул на министров. – Арестовать женихов! – отдал он приказ.

Министры нехотя направились к Ивану и Вадиму, но Ольга, выступив вперед, простерла к народу руки.

– Народ! Вас обманывают! Президент хочет избавиться от простых русских парней – Ивана и Вадима. Они не преступники. Они кроткие добрые люди, истинные православные!

– Что ты мелешь? Менты они, а не православные, – опешил Федор.

– Во всем виновато правительство! – воскликнула Ольга, указывая на министров, точно пенсионерка на коммунистическом митинге. – Посмотрите на них! Разве может свободный народ управляться такими правителями?!

Обитатели Касальянки наконец поняли – кто перед ними. Они с интересом уставились на министров, которых видели впервые. Те застенчиво прятали глаза.

– Я предлагаю судить их! – выкрикнула Ольга, развивая свой ораторский успех.

Отец Василий шагнул к ней, успокаивающе погладил по плечу.

– Успокойся, дочь моя… Братья и сестры! – обратился он к народу. – Будем ли мы судить правительство или ну его на фиг?

И весь народ Касальянки – мужчины, женщины, старики и дети малые, – вскинув вверх правую руку с пальцами, сложенными в фигу, в один голос ответил:

– Ну его на фиг!

– Господа, сдайте оружие, и ну вас на фиг, – вежливым густым баритоном обратился с эстрады к правительству Брусилов.

Министры послушно сложили оружие рядом с помостом, но продолжали недоуменно топтаться на месте, ибо не понимали – что же значит на фиг? Какой мере наказания или поощрения соответствует эта формулировка?

Федор откашлялся, снова выступил вперед.

– Я хочу сделать заявление от имени правительства…

– Почему вы? – возразил снизу министр торговли. – Вы у нас без году неделю министром. Дайте ветерану…

И он полез на эстраду. Федор был вынужден уступить ему место.

– Русичи! – старческим тенором начал Илья Захарович. – Не судите да не судимы будете. Мы не желаем больше служить прогнившему режиму Переса де Гуэйры! Этот тиран дискредитирует русскую идею. Этот мошенник имеет столько бабок… О, сколько он имеет бабок! – закатил глаза министр торговли.

И тут в наступившей тишине послышался крик осла.

Все опять оглянулись. К площади приближалась повозка, запряженная осликом. В повозке сидели связанные по рукам Перес де Гуэйра и Алексей Заблудский.

Повозка медленно двигалась сквозь толпу. Народ Касальянки по привычке кланялся Президенту в пояс. Повинуясь общему порыву, министры опустились на колени. Женихи сплотились теснее, понимая, что сейчас предстоит последняя схватка.

Ослик дотащил повозку до эстрады и остановился. В повозке, кроме связанных, навалены были винтовки и шашки аммонала.

– Развяжет меня кто-нибудь или нет, черт меня дери! – вскричал Перес.

К нему бросились министр финансов и кто-то из толпы зрителей. Переса развязали, принялись за Алексея, находившегося в полубредовом от голода состоянии.

Перес с трудом поднялся на эстраду.

– Да здравствует Президент Касальянки! – фальцетом вскричал Илья Захарович.

Отец Василий осенил Президента крестом.

Перес снисходительно поцеловал руку священника.

– Что здесь происходит? – спросил он, оглядывая собравшихся.

– Да так… ничего… решаем процедурные вопросы… – замявшись, объяснил Брусилов.

Перес наконец увидел Исидору и Пенкину в свадебных платьях. Он тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя наваждение.

– Исидора… Что за маскарад?

Донья кошачьим шагом приблизилась к нему и влепила пощечину, которая прогремела над Касальянкой, как выстрел пушки на Петропавловской крепости. От неожиданности Перес рухнул с эстрады.

– Ты низложен, наркоман! – воскликнула она.

– Опять низложен? Да что вы все как сговорились?! – изумленно проговорил Перес, поднимаясь с земли.

Отец Василий тихо обратился к донье:

– Вы бы того, полегче, уважаемая… Зачем семейные дрязги выносить на публику? Вы уедете, а нам здесь жить…

– Взять его! – скомандовала донья, указывая на Переса.

– Я тебе возьму! – прорычал Перес.

Произошло всеобщее замешательство. Никто не знал, кого слушаться – Президента ли, получившего увесистую пощечину, его бывшую супругу или местную администрацию?

Не успел народ опомниться, как раздался запредельно дикий крик:

– Всем слушать меня! Ложись!

Конечно, никто сразу не лег, а лишь обернулись на крик. Он исходил с повозки. На ней среди винтовок и аммонала стоял старик в черных очках и в котелке, дотоле мирно наблюдавший за церемонией митинга. В руках у него была ручная граната марки РГД.