Читаем без скачивания Искусство оскорблять - Александр Невзоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вполне возможно, что открытое пренебрежение библейскими смыслами было вызвано не конъюнктурой и не стратегическими соображениями, а очень ироничной оценкой мироздания «по Моисею».
Да, имена Исидора Севильского, Василия Кесарийского, бл. Августина и Фомы Аквината сейчас стали синонимами ограниченности и фанатизма.
Но!
Не забываем о том, что время — это кривая и мутная линза. Никто не может состязаться с ним в способности исказить любой факт и образ.
Быть может, на самом деле эти люди были смельчаками, уже тогда вставшими на сторону знания, подлинными гностиками, что ткали узористое полотно высокой теологии для себя и единиц себе подобных, оставляя церковным массам библейский примитивизм.
Отметим, что отцами церкви не обсуждалась автогенерация более сложных существ. Опасность подобных размышлений была слишком велика и очевидна. Библия категорично оставляла «авторское право» на творение большей части животного мира и человека исключительно за богом. Здесь лазеек для идеологов христианства, вынужденных несколько «отрихтовать» Св. Писание под Аристотеля (и отчасти Платона и Эпикура) не оставалось. Впрочем, в этом не было и особой потребности. Всеобъясняющего принципа автогенерации жизни в органических субстанциях было достаточно, чтобы выстроить удовлетворительную картину сотворения мира. Ее можно было использовать в изысканиях, естественно не переходя те незримые черты, что были обозначены в сочинениях отцов церкви, но держа ее в уме, как некий универсальный ключик ко всем загадкам изначального жизнеобразования.
Отметим, что поиск эмпирических доказательств самозарождения организмов всегда казался излишним.
Бэконы, Галилей, Коперник, Гук, Картезиус и др. приняли данную идею без возражений и оперировали ею, как некой «вечной истиной». Разумеется, почти не переходя границ, обозначенных «отцами церкви».
Френсис Бэкон (1561–1626), в частности, в качестве примера описывал самозарождение чертополоха в земле, а Роберт Гук (1635–1703) настаивал на таком же происхождении всех видов грибов и плесени.
В XVI веке Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм (Парацельс) резко нарушил «правила игры», распространив принцип Generatio spontanea с низших форм жизни на самого человека. Он писал: «Возьми известную человеческую жидкость и оставь ее гнить в запечатанной тыкве, потом в лошадином желудке сорок дней, пока там не начнет двигаться, жить и копошиться, что легко заметить. То, что получилось, еще нисколько не похоже на человека, но прозрачно и без тела. Но если потом осторожно, ежедневно и с благоразумием питать человеческой кровью и сохранять в течении сорока недель в постоянной и размеренной теплоте лошадиного желудка, то произойдет настоящий живой ребенок, только очень маленький». «De natura rerum».
Сегодня этот пассаж Парацельса кажется образчиком босховского фантастизма, порождением гомункулярных грез и откровенным мракобесием.
Но это сегодня.
В год же своего написания парацельсово откровение было эталоном научности и свободомыслия. Декларируя возможность лабораторного выведения «маленького прозрачного человечка», Гогенхайм не просто нарушил границу допустимого для науки, но и пошел в «лобовую атаку» на бога.
Гомункулизм (как бы он не был сегодня смешон) отбирал у божества прерогативу творения не только низших, но и высших форм жизни, тем самым вообще ставя под сомнение роль сверхъестественной силы в мироздании.
Парацельс поплатился за свою вольность всего лишь изгнанием. У мягкости этого наказания есть, разумеется, своя любопытная история, но она имеет мало отношения к обсуждаемому нами вопросу.
Впрочем, выходка знаменитого врача и алхимика никак не повредила концепции самозарождения. Она продолжала жить, владеть умами и служить основой научного мировоззрения того времени.
К VII веку авторитет идеи был столь велик, что опыты доктора Жана Батиста Ван-Гельмонта (1580–1644), которые тот проделал с пропотелым бельем и пшеницей, были восприняты уважительно, но несколько недоуменно.
Repeto, самозарождение представлялось настолько бесспорным научным фактом, что эмпирическая проверка его истинности выглядела чудачеством.
В чем заключались опыты Ван Гельмонта, имевшего превосходную научную репутацию медика, химика да еще и специалиста по питанию растений?
Напомним, что почтеннейший доктор набил глиняные горшки своими грязными, сильно пропотевшими рубашками, пересыпанными зерновой пшеницей и через пару недель получил в этой субстанции «самозародившихся» мышей обоих полов.
Процитируем самого доктора: «Ибо если вы набьете открытый кувшин нижним бельем, загрязненным потом, добавив туда некоторое количество пшеницы, то приблизительно через двадцать один день вы почувствуете изменение запаха, поскольку закваска, находившаяся в белье, проникает сквозь пшеничную шелуху и превращает пшеницу в мышь.» Van Helmont J. B. Ortus medicinae (1667)
Успех эксперимента был несомненным. Представления и науки и теологии о происхождении живых организмов подтвердилось писком восемнадцати веселых мышат.
Если бы не этот маленький триумф голландского педанта, то возможно, старая теория Аристотеля беззаботно прожила бы еще лет пятьдесят.
Но!
Именно с мышек доктора Ван Гельмонта и началось обрушение «вечной истины самозарождения».
В соответствии с законами развития науки, успех Гельмонта спровоцировал доктора Франческо Реди (1626–1697) на ответный эксперимент с гнилым мясом и мухами.
Следует помнить, что Реди был последователем и учеником Гарвея, который к «вечной истине» относился весьма скептически.
Реди поместил тухлое змеиное мясо в открытый сосуд и очень скоро обнаружил там множество самозародившихся червячков, которые со временем преобразовались в мух.
На этом можно было бы успокоиться и снять шляпу перед мышатами, Аристотелем и Исидором Севильским, но Реди (как мы уже отметили) был крайне педантичным доктором и решил проверить собственный эксперимент на «чистоту».
На этот раз он взял два сосуда и поместив туда куски мяса одинаковые по степени протухлости, один из сосудов затянул муслином, тем самым закрыв туда доступ любым инсектусам.
Естественно, в закрытом сосуде «червячки» не самозародились.
У Реди возникли подозрения, что «вечная истина» не является бесспорным научным фактом. Он многократно повторял эксперименты, публиковал их результаты, заслужил славу ниспровергателя основ и, разумеется, был атакован защитниками автогенерации.
Вскоре забавный спор двух педантов разросся до масштабов общеевропейской научной дискуссии, в которую втянулись такие авторитеты, как Марчелло Мальпиги (1628–1694), Антонис Ван Левенгук (1632–1723), Ян Сваммердам (1637–1680), Пьер Гассенди (1592–1655).
Левенгук раскритиковал Реди, снисходительно поясняя с высоты своего величия «микроскописта № 1», что формат зарождающихся в закрытом сосуде организмов был слишком мал, чтобы быть обнаруженным без волшебных стекол.
Впрочем, позиция Левенгука не отличалась отчетливостью и однозначностью. Скорее всего, она естественным образом менялась под влиянием наблюдений и размышлений. В своем письме Лондонскому Королевскому обществу он писал: «Наблюдая за удивительным промыслом природы, благодаря которому возникают эти «маленькие зверушки», способные жить и продолжать свой род, нам следует смутиться и задаться вопросом, неужели до сей поры есть люди, которые цепляются за старое убеждение, будто бы живые существа могут зарождаться в результате гниения?» Как видим, здесь Левенгук скорее поддерживает Реди, чем его оппонентов. Иными словами, основной шум наделал сам факт участия великого микроскописта в дискуссии, а не его меняющаяся позиция.
Аббат Гассенди, бывший на тот момент одним из властителей дум, пылко продекларировал стагиритовские постулаты о самопроизвольном зарождении жизни в моче, навозе, трупах, поте, а затем (будучи все-таки философом) еще и обогатил идею размышлениями о тонкостях механики автогенерации.
В «De terrenis viventibus seu de animabilus» Гассенди подробно прописал процесс самозарождения, добавив, что душу эти новообразованные организмы получают из остатков души, сохранившейся в том трупе, который их и порождает.
Скептичный Сваммердам, тончайший исследователь анатомии и физиологии инсектусов, публично опроверг Гассенди и Ван-Гельмонта, назвав саму идею автогенерации «вздорной и не достойной даже осмеяния». (Сваммердам, впрочем, никак экспериментально не подтверждал свою убежденность, а основывался лишь на опыте морфологиста и понимании сложности зародышевого процесса.)
К концу XVII столетия диспут стал жестче и масштабнее.
Ситуацию усердно подогревал Реди, исчерпавший доводы, но сохранивший до старости дар к утонченным издевательствам над «самозарожденцами».