Читаем без скачивания Самый темный вечер в году - Дин Кунц

Эпизоды реальной жизни редко могли конкурировать с хорошими романами жанра «все-бессмысленно-и-глупо», вот почему все эти годы Билли по- прежнему много читал.

Но вот что пугало. Далеко не все эпизоды реальной жизни были столь же бессмысленны, как жизнь, какой ее рисовали его любимые писатели. Время от времени что-то говорило о том, что в последовательности событий есть определенный смысл, или он сталкивался с человеком, который жил и действовал ради достижения конкретной цели.

В таких случаях Билли искал убежище в своих книгах и оставался с ними, пока не уходили последние сомнения.

Если же любимые книги не добавляли ему здорового цинизма, он убивал человека, стремящегося к некой цели, доказывая тем самым, что значимость чего-либо — иллюзия.

В квартире по-прежнему царила тишина, и Билли двинулся дальше, зажигая свет в каждой комнате.

Ему не нравился минималистский интерьер. Слишком упорядоченно. Слишком спокойно. Ничего реального. Жизнь — это хаос. От квартиры Маккарти за милю несло фальшью.

Настоящей он считал квартиру полоумной старухи, заваленную газетами, которые не выкидывались последние пятьдесят лет, и мешками мусора. Ее муж умер двенадцатью годами раньше на диване в гостиной, и теперь компанию ей составляли двадцать шесть кошек. Настоящими он считал обшарпанные многоквартирные дома, где жили черные проститутки. И Лас-Вегас.

Билли любил Вегас. Идеальным отпуском, который он позволял себе не так уж часто, виделась ему именно поездка в Вегас. Приехать туда с двумя сотнями баксов наличными, проиграть половину за карточными столами, вернуть потери, проиграться вдрызг и убить незнакомца, не выбирая, кто попадется под руку, на пути из города.

В раздражающе чистом, ярко освещенном кабинете Маккарти Билли отсоединил от сети системный блок, вынес из комнаты. Поставил рядом с дверью, с тем чтобы потом положить в багажник «Кадиллака» и увезти в Санта-Барбару. В дальнейшем Билли намеревался залить системный блок кислотой и сжечь в крематории.

Архитектору велели взять ноутбук с собой. Его компьютер Билли мог уничтожить только после смерти Маккарти.

Вернувшись в кабинет, он обыскал шкафы с документами и нашел распечатки электронных писем Ванессы, которые она посылала Маккарти последние десять лет. И хотя корзинка для мусора была большая, распечатки заполнили ее до краев. Корзинку Билли тоже отнес к передней двери.

Поскольку Маккарти мог сохранять старые электронные письма на дискетах, Билли тщательно просмотрел все коробочки с ними, но, судя по надписям на наклейках, не нашел ничего такого, что следовало взять с собой.

Цель он преследовал одну: уничтожить все, что могло, в случае исчезновения Маккарти, привести полицию к Ванессе.

В кабинете и спальне Билли также искал дневник. Хотя и не рассчитывал, что найдет.

У Билли Пилгрима было свое мнение насчет дневников, точно так же, как насчет литературы, интерьера и идеального отпуска.

Женщины гораздо чаще мужчин полагали, что их жизнь достаточно значима и требует ежедневного описания. И по большей части речь в этих дневниках шла не о том, как Бог-ведет-меня-по-удивительному-пути. Нет, за значимость принималось сентиментальное я-такая-растакая-но-всем-плевать. К тридцати годам женщины обычно переставали вести дневник, потому что к тому времени больше не хотели размышлять о смысле жизни. Смысл этот уже до смерти их пугал.

Конечно же, он не обнаружил дневника в квартире Маккарти, зато нашел десятки альбомов со скетчами и рисунками, главным образом, портретами. Альбомы говорили о том, что архитектор в душе хотел не проектировать здания, а заниматься живописью.

Карандашные рисунки лежали и на кухонном столе. Один — потрясающий по точности портрет золотистого ретривера. Другие — глаза собаки, на которые под разным углом падал свет. Некоторые — абстрактное сочетание света и тени.

Рисунки зачаровали Билли с первого взгляда: он сразу понял, что художник, работая над ними, пребывал в состоянии эмоционального хаоса. Билли по праву считал себя знатоком хаоса.

Он стоял у стола, проглядывая рисунки, а через какое-то время обнаружил, что сидит на стуле, но не мог вспомнить, как садился на него. А настенные часы разъяснили ему, что на рисунки он смотрел более четверти часа, хотя Билли мог поклясться, что провел над ними две-три минуты.

Потом, все еще завороженный искусством, он крайне удивился, почувствовав текущую по щекам кровь.

Не ощущая боли, в полном недоумении, поднял руку, коснулся щек, лба, поискал рану, но найти не смог. А когда взглянул на кончики пальцев, обнаружил, что они блестят от бесцветной жидкости.

Он узнал эту жидкость. Слезы. По роду своей работы ему иногда приходилось доводить людей до слез.

Билли не плакал тридцать один год, с тех самых пор, как прочел невероятно большой и потрясающе прекрасный роман, лишивший его последних остатков жалости и сочувствия к человеческим существам. Люди были не чем иным, как машинами из мяса. Он не мог жалеть ни машины, ни мясо.

Тот роман заставлял его хохотать до слез. И потом, благодаря беспредельной глупости человечества, слезы смеха не раз и не два наворачивались на глаза.

Но эти новые слезы поставили Билли в тупик.

Удивили его.

Встревожили.

У него увлажнились ладони.

Обсыпанные мелкодисперсным порошком латексные перчатки стали склизкими от пота. Пот поднимался вверх, вытекал из-под перчаток повыше запястий, смачивал рукава рубашки.

Будь его слезы слезами смеха, которые появлялись, если хохотать очень уж долго и громко, он бы ничего не имел против. Но он не смеялся, да и не хотелось ему смеяться.

Его презрение к человечеству оставалось прежним, и он знал, что слезы эти вызваны не комичным ужасом, который он иной раз ощущал, читая книгу или наблюдая за людьми.

Еще один вариант пришел в голову: этими слезами он оплакивал себя, жизнь, которую устроил себе.

Тревога переросла в страх.

Жалость к себе указывала на то, что ты чувствуешь себя обманутым, что жизнь несправедливо обошлась с тобой. Но справедливости ты мог ожидать, если вселенная функционировала согласно некоему набору принципов, некоему дао, и в основе ее лежала кротость и добро.

Такие идеи являли собой интеллектуальный водоворот, который мог засосать и уничтожить его, если бы он позволил им еще на мгновение оставаться в голове.

Билли хорошо знал могущество идей. «Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты» — так сторонники здоровой пищи всегда попрекают завсегдатаев кафе быстрого обслуживания. Но ведь то же самое можно сказать и об идеях.