Читаем без скачивания Попаданка. Финал - Нина Петровна Ахминеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Али, я тебе не рассказывала. Моя мама лежит в подольской городской больнице. Болеет давно. Елизар Авдеевич согласился помочь и уже поехал к ней. Я хочу вас покинуть и тоже отправиться в больницу, — скупо улыбнулась. — Вижу, что в моем присутствии нет особой необходимости. Вы прекрасно поладили. Надеюсь, не обидитесь.
— О какой обиде ты вообще говоришь? — горец нахмурился. — Мать — это святое. Какой адрес больницы?
— Кирова, тридцать восемь. На повороте направо. Затем прямо по дороге.
Али перестроился в крайний правый ряд, свернул направо и нажал на педаль газа.
Французы о чем-то тихо переговаривались. Не знаю, понимали ли они русский, однако вопросов ни Али, ни мне не задавали. И это было кстати. Поддерживать светскую беседу я бы не смогла.
Изредка командуя горцу, где поворачивать, я чувствовала, как бешено стучит сердце. Один раз я маму хоронила. Неужели придется пройти через это снова⁈ Пожалуйста, боже, не отнимай ее опять!
До больницы мы не доехали, а буквально долетели. Перекинувшись лишь парой фраз с престарелым седым охранником, Гоев беспрепятственно въехал на территорию. Затормозил возле центрального входа в пятиэтажное кирпичное здание, придержал меня за локоть:
— Могу чем-то помочь?
— Нет. Я пошла. Дома встретимся.
Распахнула дверцу, покинула салон. Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, поднялась по ступенькам, вошла в прохладный вестибюль. Не глядя по сторонам, практически взлетела на третий этаж и бросилась к палате, где лежала мама.
Неожиданно кто-то схватил меня за руку. Вздрогнув, я резко остановилась, намереваясь дать отпор нахалу или нахалке.
Слова застряли в горле. Предо мной стоял мрачный Елизар Авдеевич.
Не говори, что ее больше нет! Прошу, не говори!
— Я приехал десять минут назад, — произнес ученый, поправив сползший с плеча белый халат. — Мне сообщили, что твоя мама в реанимации. Состояние критическое.
Глава 25
Табличка с надписью «реанимация» горела зеленым светом. Минуты ожидания складывались в часы.
Я сидела с Елизаром Авдеевичем на потертой кушетке и смотрела на стену с местами облупившейся темно-зеленой краской. Кто-то внутри меня упрямо твердил — мама умрет, смирись. Но надежда не желала отступать. Она кричала, требовала верить и действовать.
Но что я могу⁈
Иномирный ученый молчит. Сила двойной звезды лечить не способна. Помолиться? А толку? В той, прошлой жизни я делала это бессчетное количество раз, на коленях стояла пред иконами, умоляя небеса даровать маме исцеление. Шестнадцать долгих лет боролась за нее. В итоге проиграла. Самый родной человек ушел на небо.
Мамочка, не сдавайся. Ты нужна мне. Я так тебя люблю.
Прижавшись спиной к стене, прикрыла глаза. Несколько слезинок скатилось по щеке. Украдкой их смахнула.
Неужели и правда ничего нельзя сделать⁈
Повернув голову к ученому, поймала его сочувствующий взгляд, сипло прошептала:
— Елизар Авдеевич, вы можете как-то помочь?
Артефактор нахмурился.
— Расскажи о маме, — попросил, задумчиво потеребив цепочку на шее.
И что это даст? Ну да хуже не будет. И я заговорила:
— Она сирота. Выросла в детском доме. Ту квартиру в Подольске дало государство. О родственниках не рассказывала. Думаю, сама не знает. В молодости мечтала стать ученым. Поступила на физмат, но в девятнадцать влюбилась, родила меня, и об учебе пришлось забыть. Одинокой девушке с грудным ребенком на руках в нашем мире нелегко. Мыла полы в подъездах, хваталась за любую работу, чтобы меня поднять, — спазм перехватил горло. Сглотнув, продолжила: — Мне было шестнадцать, когда у нее случился первый инсульт. Отнялись ноги. Через полгода повторный. Все стало совсем плохо. В пятьдесят один год она умерла в клинике. Мама мой единственный родной человек, — добавила, едва сдержав всхлип.
— А сколько сейчас ей лет?
— Раз мне двадцать четыре, значит, ей сорок три.
И в этот момент дверь реанимации открылась.
По телу пробежала дрожь. Позабыв, как дышать, я со страхом и мольбой смотрела на усталого пожилого мужчину белом халате.
— Мы сделали все что смогли, — сказал он тихо.
Внутри все оборвалось. Я обессиленно уронила голову, прижала ладони к лицу.
— Мне очень жаль, — откуда-то издалека донеслись слова дежурного врача.
Он что-то еще говорил, пытаясь утешить, но я не слушала. Сидела, скрючившись, прибитая жутким горем. Невыносимая боль утраты раздирала изнутри.
Мамочка, родная моя, я опять подвела. Осталось лишь достойно тебя проводить.
Эта мысль немного привела в чувство. Уж не знаю, откуда взялись силы, но я выпрямилась, затем встала. Безразлично отметив, что артефактора рядом нет, скрипуче спросила у врача:
— Когда я могу забрать маму?
Внезапно из реанимации выбежала медсестра. Взмахнув руками, вскрикнула:
— Сергей Сергеевич! У Рябцевой сердечная активность! — и стремительно залетела обратно.
— Не понял? — шокировано пробормотал реаниматолог. — Подождите, — бросил мне и в прямом смысле убежал.
Что происходит⁈
Следующие минуты, а может, и часы я просто стояла и смотрела на табличку «реанимация». Наконец дверь приоткрылась, в коридор выскользнул Елизар Авдеевич. Приблизившись, он бережно обнял меня за плечи.
— Все хорошо, — шепнул на ухо. — Я кое-что сделал. Завтра утром твою маму заберем, и окончательно ее вылечу.
Не справившись с эмоциями, я громко всхлипнула и уткнулась в грудь ученому. Слезы потекли водопадом.
— Ну вот те раз. Как плохую новость сказали, так не плакала. А тут сырость развела, — артефактор неловко погладил меня по голове. — Я же тебе утром говорил, что все будет нормально, — напомнил смущенно. — Не поверила, что ли? Зря. Ты мне уже как дочка, а взрослые детей не обманывают.
Я рассмеялась сквозь слезы. Стерла соленую влагу тыльной стороной ладони, счастливо улыбнулась:
— Такому отцу буду только рада, — и, понизив голос, спросила: — Как вам удалось вытащить маму с того света?
Ракитин слегка покраснел, кашлянул. Явно увиливая от ответа, деловито сообщил:
— Позже расскажу. Если хотим Марину Олеговну завтра забрать, то я домой поеду. Нужные данные снял. Ты со мной или останешься здесь на ночь?
— Останусь.
— Так и думал, — мужчина согласно кивнул. — Ну, тогда я поехал. Утром вернусь за вами. О спецмашине не беспокойся, решим этот вопрос. И запомни: старшим надо верить, — он шутливо погрозил мне пальцем, подмигнул и ушел.
А я вновь села на кушетку. На душе творилась полная неразбериха. По всей видимости, эти эмоциональные качели вымотали меня окончательно. Поставила локти на колени, сжала пальцами виски.
Где-то