Читаем без скачивания Туда и обратно - Клиффорд Саймак

Постоянно струящаяся по дну реки смесь воды и песка занесла траншею, которую он прорыл. И сейчас не было смысла рыть ее снова, поскольку люк не может быть открыт без ключа.

Его рубашка и брюки исчезли. Их унесло течением.

Усталый, побежденный, Саттон побрел к берегу, с трудом преодолевая сопротивление воды. Его голова показалась на поверхности воды, и он увидел первые вечерние звезды, сиявшие на небе.

На берегу он сел, прислонившись спиной к дереву, вздохнул, сделал еще вдох, затем заставил биться сердце. Первый удар, потом второй, третий… Он заставил человеческий метаболизм заработать в себе.

Река журчала около ног, как бы смеясь над ним. В долине, покрытой лесом, ночная птица призывно кричала. Светлячки танцевали в воздухе в темноте над кустами. Комар укусил его, и он ударил по нему. Кажется, не попал.

«Мне нужно где-то выспаться, — подумал он, — хотя бы в стоге сена или каком-нибудь амбаре. И какой-нибудь неприхотливой пищи, хотя бы из сада фермера, для того чтобы заполнить пустой желудок. И затем одежду». Во всяком случае он знал, где может достать одежду.

37

Его выходные дни были очень одиноки. В течение всей недели он много работал, нужно было без конца трудиться на земле, добывая этой работой пропитание. Нужно было пахать, собирать урожай. Нужно было заготавливать дрова в лесу, строить ограды, чинить их, ремонтировать машины. Вообще все это требовало физических усилий, работы мускулов, поэтому у него болела спина. Трудиться приходилось либо под обжигающим солнцем, лучи которого жгли шею, либо под порывами холодного ветра, который пронизывал зимой до костей.

В течение шести дней он работал на фермера, эта работа притупляла все его чувства и опустошала память. А к ночи, кроме изнуряющего отупления, сама по себе работа становилась чем-то таким, что вызывало у него интерес и приносило удовлетворение. Ровная линия столбов, только что поставленных для ограды, означала для него личный триумф, когда он оглядывал свою работу. Поле, с которого убирается урожай, с пылью в колосьях и запахом солнца от золотистой соломы, и характерный звук сноповязалки становились символом изобилия, довольства и радости. И были моменты, когда розовые цветы яблонь, просвечивающие сквозь серебряную сетку весеннего дождя, служили ему символами дикого, языческого возрождения земли от зимнего сна.

В течение шести дней человек должен был работать, и у него не было времени, чтобы задумываться. А на седьмой день он отдыхал и обязан был приложить всю свою силу, всю свою волю, чтобы побороть чувство одиночества, отчаяния, которое, приносила с собой бездеятельность. Это была тоска по людям, по своему миру, привычному образу жизни, поскольку этот мир был более добрым, более близким ему, более значительным и надежным, чем тот, который он оставил в будущем.

Это была тоска по работе, которая ожидала его, и никак не могла дождаться. Тоска по задаче, которую нужно было выполнять и которая могла оказаться невыполнимой.

Вначале еще была надежда.

«Конечно, — думал Саттон, — они будут искать меня. Конечно, они найдут способ отыскать меня».

Эта мысль служила ему утешением и придавала душевное спокойствие. Он не мог заставить себя тщательно проанализировать эту возможность, поскольку в глубине души понимал, хотя и гнал от себя эту мысль, что эта надежда может быть легко разрушена при таком анализе. Она выглядела слишком похожей на веру, на стремление выдать желаемое за действительное. И несмотря на то, что она давала некоторое самоуспокоение, все это могло оказаться просто мыльным пузырем.

«Прошлое не может быть изменено, — думал Саттон, — не может быть изменено полностью. Оно может только быть слегка подправлено очень обдуманным образом. Но в целом оно должно остаться таким, каким было. И вот почему я здесь. Вот почему я должен быть здесь и останусь до тех пор, пока старый Джон К. Саттон не напишет письмо. И поскольку в этом письме заключается прошлое, оно и привело меня сюда и будет удерживать до тех пор, пока, наконец, не будет написано. До этого момента схема прошлого должна сохраниться, так это уже известное мне прошлое. Но с момента, когда письмо будет написано, прошлое уже станет неизвестным мне. И здесь может произойти все что угодно, поскольку схемы уже не существует. После того как письмо будет написано и все, что касается меня, изложено в нем, со мной может произойти все что угодно».

Однако Саттон сам признавал, что посылка была не совсем правильной. Ведь независимо от того, было прошлое известным или нет, открытым или закрытым, все равно оно уже произошло.

Он жил в том времени, которое уже определилось и имело свой правильный путь. Хотя именно в этой неизвестности прошлого и была надежда, все же не следовало слепо доверять ей. Ведь события уже произошли. Ведь где-то когда-то он все же написал книгу, поскольку она существовала. Он уже видел два экземпляра этой книги. Это означало, что в будущем книга существовала.

«Когда-нибудь, — говорил себе Саттон, — они найдут меня. Надеюсь, что это не окажется слишком поздно. Они станут искать меня и найдут. Им необходимо найти меня. Кто же они, — спрашивал он себя, стараясь быть честным в этих своих надеждах. — Херкимер — андроид. Ева Армор — женщина. Они — это два человека. Конечно, со мной не только эти двое. За ними, как армия теней, стояли другие андроиды и роботы, которых создал человек. И время от времени среди людей встречались индивидуумы, которые были убеждены, что человек не только тот, который сам так считает. Они понимали, что это только способствовало бы еще большей славе и величию человека, если бы он занял равное место среди других творений природы, в которые она вдохнула жизнь, человек выступал бы в этом случае, как друг, который мог бы вести всех за собой, учить их, а не подавлять и править».

Они, конечно, будут искать его. Но где? Ведь поиск необходимо проводить во все времена и во всех пространствах. Как они будут знать, где и когда его найти?

Тот робот из информационного отдела может сказать им, что он наводил справки о древнем городе под названием Бриджпорт. Но никто, наверное, не сможет сказать им, когда, в каком времени искать его. Поскольку об этом никто не знал… Абсолютно никто. Он припомнил, как посыпались сухие крошки клея, когда он распечатал конверт. Клей тогда показался ему очень старым. Он отчетливо помнил, как похрустывала бумага. Конечно, никто не видел содержимого этого конверта с того самого дня, как письмо было написано, и до того момента, как он открыл его.

Саттон теперь понял, что, конечно, нужно бы сообщить кому-либо о себе. Сообщить о том, куда и в какое время он собирается отправиться и что он собирается предпринять. Но он был так уверен в себе, все это казалось таким простым, а план таким великолепным!