Читаем без скачивания Удача в подарок, неприятности в комплекте (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна

Корсаров огляделся по сторонам. От ведьмы он вернулся таким измотанным, что сразу рухнул в постель, даже не разулся, и сразу провалился в сон, так что мог и не заметить оставленного горничной гребешка.

- Только почему она положила его в кровать, а не на стол? – Алексей посмотрел на обломок в руке, словно ждал от него ответа на свой вопрос, но тот, естественно, хранил молчание. – Да и причёсывался я утром… кажется…

Следователь провёл ладонью по волосам, запутался пальцами в лохмах, более похожих на воронье гнездо, чем на причёску, сдавленно зашипел, раздражённо смахнул обломки гребешка в ладонь и огляделся по сторонам в поисках мусорного ведра, но ничего подобного не было.

- Вот чёрт, даже ведра нет, - прошипел Корсаров, стискивая кулак.

Резкая боль обожгла руку, Алексей разжал пальцы и сдавленно застонал, увидев, что костяной осколок впился в кожу, поранив ладонь.

- Да что же за день такой! – следователь зло смахнул обломки на стол, перетряхнул одеяло, подушку, даже простынку, но больше никаких сюрпризов не обнаружил.

Старательно, отработанными до автоматизма за годы службы движениями опять застелил постель, взбил подушку, откинул одеяло, да так и застыл, понимая, что спать не хочется совсем.

- Ещё и бессонница, - с досадой буркнул Корсаров, потёр лицо ладонями и направился к столу, где призывно белела аккуратная стопка бумаги и чуть поблескивала в льющемся в окно лунном свете бронзовая чернильница. – Ну что ж, тогда поработаем.

Алексей включил настольную лампу, озарившую всё вокруг тёплым жёлтым светом, похожим на настоящее деревенское масло, и невольно улыбнулся, вспомнив байку о том, что в Кремле в кабинете Сталина тоже всю ночь не выключали свет, дабы жители страны советов знали, что вождь народов никогда не спит. Всё ещё тихонько посмеиваясь, Корсаров открыл саквояж, принялся доставать из него разрозненные записи с места убийства госпожи Васильевой, затем вытащил из стопочки чистый лист бумаги, придвинул чернильницу и двумя резкими движениями разделил листок на три чуть косящих вправо столбца. Первый столбик Алексей назвал госпожа Васильева, второй - Ольга и третий, после некоторого колебания, Лиза. Корсаров ещё раз прочитал название третьего столбика, поморщился, старательно зачеркнул написанное и поверх вывел: Елизавета Андреевна.

- И кого я обманываю? – хмыкнул Алексей, но продолжать крамольные думы не стал, сосредоточившись на заполнении первого, посвящённого убийству Дарьи Васильевны, столбца. – Ладно, приступим к работе.

Следователь нахмурился, привычно анализирую сделанные записи, раскладывая их в хронологическом порядке и до мельчайших деталей вспоминая всё, что происходило в доме Васильевых и у Алеси. Перо с такой скоростью летело по бумаге, что в паре мест железный наконечник даже порвал лист, оставив кляксы, на которые увлечённый работой Алексей не обратил внимания. Когда была поставлена последняя точка, Корсаров чуть откинулся на стуле и принялся рассуждать вслух, как делал всегда, когда вёл следствие:

- Итак, что у нас есть? Убита госпожа Васильева, особа по натуре распутная и тщеславная, не брезгующая приворотами. У супруга её алиби нет, но и возможности совершить преступление тоже не наблюдается, потому как, - Алексей вздохнул и покачал головой, - он от неё зависит как физически, так и психологически. Идём дальше. Племянник, Пётр Игнатьевич. Чисто теоретически он мог зарезать тётушку, но на практике, - Корсаров скривился, подавляя вспышку раздражения, - кишка у него на такие дела тонка. Далее идёт ведьма Алеся. Ей смерть клиентки и вовсе невыгодна, да и если бы Алеся захотела убить Дарью Васильевну, то выбрала бы яд или ещё что-нибудь, дабы на неё никто даже мельком не подумал. Так, и кто у нас остаётся? Господин Рябинин и отец и сын Пряниковы, с которыми покойная амуры крутила незадолго до своей смерти. Вот ими с утра и займусь, только надо будет у Аристарха Дмитриевича помощника себе вытребовать, вдвоём-то быстрее получится.

Алексей Михайлович удовлетворённо улыбнулся, потянулся, раскинув руки в стороны, и приступил к записи сведений, предположений и набрасыванию планов работы по делу о нападении на бесприданницу Ольгу. Тут сведений пока было до обидного мало, лишь то, что успели рассказать доктор и Лиза, а углубляться в построение гипотез не следовало, пустое оно, воздушные замки строить. Конечно, был ещё подслушанный разговор, но он тоже более к сфере домыслов и предположений, нежели фактов, относится. Корсаров поморщился, поставил точку, расплывшуюся по листу кляксой, и опять откинулся на спинку стула, задумчиво крутя перо в руке:

- Игнатовская Ольга Георгиевна… Что мне о ней известно? Бесприданница, мать была услана Софьей Витольдовной в родовое имение куда-то под Саратов, крутит роман с неким Прохором Милорадовичем и заглядывается на Олега Петровича. Носит платья Елизаветы Андреевны. Так, с фактами разобрались, их немного, переходим к предположениям, кто мог искуситься на сию особу.

Алексей побарабанил пальцами по столу, глядя на рабочие записи, которые Лика со смехом называла «объявление о продаже славянского шкафа» из-за обилия пометок, стрелок и прочих обозначений, понятных лишь автору да ещё ограниченному кругу посвящённых, как правило, лишь Сашке и Никите. Впрочем, Лика никогда в служебные дела мужа и не вмешивалась, у неё всегда было чёткое деление: работа отдельно, а семья отдельно, исключение делалось лишь для талантливых учеников и Её Величества Музыки, которая безраздельно властвовала в доме. А Лиза, наоборот, охотно принимает участие в расследовании, было бы интересно обсудить эти записи с ней… Корсаров нахмурился и шлёпнул ладонью по столу. Вот дьявол, он же приказывал себе не думать об этой девчушке, только ничего не получается! Мысли, словно зачарованные, снова и снова возвращаются к госпоже Соколовой, стоит прикрыть веки, как тут же всплывают в памяти зелёные глаза, то искристые, с лукавыми смешинками на дне, а то холодные, словно бесценные изумруды. В ушах начинает звенеть нежный девичий голос, который, как бы банально это ни звучало, так и тянет сравнить с рокотом чистого лесного ручейка, дарящего прохладу усталому путнику.

«Да Вы поэт, сударь, - Алексей усмехнулся, покрутил головой, разминая шею, и мысленно продолжил отчитывать пробудившегося в душе романтика, безжалостно растаптывая его доводами разума, - только не стоит забывать в море сладости и о капле горести: Елизавета Андреевна просватана, у неё жених есть. Кроме этого Вы, сударь, барышни старше, ей, дай господь, если восемнадцать стукнуло, она девочка ещё совсем, даже целоваться не умеет, для неё мужчину холостого за руку взять – уже романтическое приключение, после коего непременно должны быть признание в любви и свадьба. Вам же, господин хороший, уже тридцать пять стукнуло, что по меркам этого общества срок немалый, голова седая, шрамы по всему телу имеются, что тоже пригожести не придаёт, а помимо прочего невесте своей предложить нечего. Капиталами Вы не владеете, поместья фамильного нет, квартирку, в коей проживали, и ту уже другим жильцам сосватали. Род у Вас хоть и древний, но незнатный, происхождения Вы самого что ни на есть пролетарского. И что в сухом остатке имеется? Сердце пылкое любящее? Так и оно неполно, Лике покойной отдано, смертью её изранено, Вы вдовец, что опять-таки по меркам этой эпохи Вам чести не делает. Одну, мол, жену извели, как бы и со второй такая же беда не приключилась. А ещё, напомню, коли Вы запамятовали, Вас от госпожи Соколовой отделяет, помимо всего перечисленного, ещё сто с хвостиком лет, Вы же, как говорят любители фэнтези, попаданец. Вы здесь гость, частный детектив, приглашённый для расследования преступления… преступлений, точнее, как только работу свою выполните, так назад и вернётесь непременно. А Елизавета Андреевна останется здесь, потому что это её эпоха, её жизнь и её судьба, в которой Вы не имеете ни малейшего права оставить хоть какой-то значимый след помимо изобличения искушающегося на барышню злодея. Так что хватит забивать себе голову всякой романтической чепухой, как говорится: «Хороша Маша, да жена Наташа».