Читаем без скачивания Блю из Уайт-сити - Тим Лотт

— А вы не заметили, как они выглядели?

На этот раз ответил Тони, пристыженный тем, что Нодж бросился на амбразуру. Он помнил про татуировку «ФН».

— Их было трое: два ниггера и белая девушка. Они ржали как сумасшедшие.

При слове ниггер таксист заметно оживился.

— Чернокожие? С белой девушкой?

Тони кивнул. Вид у таксиста был зловещий, но он поднял большой палец на прощание и потихоньку тронулся с места.

— Накачались наркотиками. Или травкой обкурились. Черные подонки. Спасибо, ребята. Вы помогли. Мы их достанем. И проучим этих зверушек из джунглей как следует. Может, еще увидимся на матче.

— Да. Врежьте этим скотам и от нас, — откликнулся Тони, улыбаясь своей неотразимой улыбкой.

Теперь Ноджу стало не по себе. Ему казалось, что Тони зашел слишком далеко. Уже тогда, в 1984-м, не будучи таким политизированным, как сейчас, он участвовал в выступлениях Антинацистской лиги. А Тони всегда нравилось его поддразнивать.

Но всякое напряжение между Тони и Ноджем испарилось, когда мы увидели, как таксист что-то передал по рации и исчез за углом. Мы выдохнули разом и начали улюлюкать и хлопать друг друга по спине, хохоча от счастья и неподдельной радости.

Вернувшись на Хай-стрит, мы увидели, что автобус, идущий на восток, застрял в пробке. Нас впустили. Пройдя через салон, мы поднялись наверх и сели впереди. Внизу сновали черные такси с выключенными зелеными огоньками. Напряжение постепенно спало: глядя вниз на ряды такси, мы пьянели от ощущения своей власти и торжества победы, от того, что все-таки опустили этих уродов. В тот день никто не мог нас одолеть. Мы это чувствовали.

Шепердс-Буш жил своей обычной жизнью, все бары и пабы были уже открыты, и мы пошли в «Буш-Рейнджерс», где и собирались смотреть игру. На улице сильно похолодало, но в пабе было тепло и уютно. Сквозь широкие окна с улицы струился свет: наш столик на первом этаже щедро освещался солнцем. Тони был на высоте: мы, не переставая, смеялись над его похабными шуточками. Колин почти ничего не говорил, просто улыбался и потягивал горький коктейль из разных сортов пива. Нодж курил, пуская колечки. Все шло как нельзя лучше.

К началу игры все вокруг стали затихать. Мы обгорели на солнце, Нодж больше всех. В баре было сильно накурено, и солнечный свет проникал сквозь дым как прожектор в довоенном кинотеатре. Играла «The Look of Love»[44] группы «ABC», одна из лучших песен, которые я знаю. Я отстукивал ритм пальцами по столу.

Нодж кивнул куда-то влево:

— Смотрите.

В дальнем углу, за маленьким столиком под старыми ходиками, сидел наш ровесник, перед ним стояла кружка с недопитым пивом. Рядом сидела худая женщина с короткой стрижкой, в облегающем топе. Она была молода, но выглядела старше своих лет. Парочка держалась за руки, однако у обоих на лицах сквозили скука и раздражение. Они молчали и старались не смотреть друг на друга.

— Это же Чушка! — воскликнул Тони.

Мы дружно уставились на дальний столик, впитывая глазами представшую сцену. Чушка Пит бросил школу в прошлом году и начал работать помощником механика у отца в гараже. Учился он неважно, за что и получил свое прозвище. Жирный Чушка Пит, он же Чушка, он же ЖЧП. Я не знал женщину, которая сидела с ним, но мы слышали, что у него с кем-то роман.

Чушка заметил нас, сразу узнал и, улыбнувшись, поднял кружку в направлении нашего столика. Мы, как один, подняли свои кружки в ответ. Чушка не сводил с нас глаз, при этом рука его продолжала держать руку женщины, а узкое, помятое лицо выражало явное желание присоединиться к нам. Сильное до неловкости желание, как у голодного, засматривающегося на запотевшие окна дорогого ресторана. Мы отвернулись все сразу, как если бы стеснялись глазеть слишком долго на дорожную аварию.

Наступила долгая пауза. Тони встряхнул головой и отхлебнул из своей кружки.

— Бедный Чушка.

Нодж стал напевать мелодию «Спешиалз» «Ты еще слишком молод».

В бар вломилась целая толпа болельщиков «Рейнджерс», заслонив от нас парочку в углу. Они горланили гимн футбольного клуба.

Мы присоединились, чокаясь кружками так, что пиво плескалось через край на пробковый пол. Вскоре пение прекратилось.

Тони окинул нас взглядом и вдруг погрустнел. Когда он заговорил, мы едва могли разобрать слова из-за гула в пабе.

— Сегодняшний день удался на славу, — сказал он.

Мы все кивнули с серьезным видом.

— Но день еще не закончился, — заметил Нодж.

— Нет, я о другом. Этот день… удался, — повторил Тони. — Солнце, бассейн, сторож, кокаин, таксисты. Мне кажется, нам надо… запомнить этот день.

Не забывать. Вот, например, старина Чушка. Он тоже здесь, но по воле судьбы…

— Это с каждым может случиться, — сказал я. — И тогда все забывается. Забывается, какой жизнь может быть.

Тони посмотрел на меня, его глаза горели.

— Именно так. Именно это я и имел в виду. А мы не должны забывать, какая она — жизнь. Школа заканчивается, начинается работа, появляется девушка. Все это засасывает, вся эта… рутина. Ты и ахнуть не успел, а тебя уже взяли в оборот, как бедного старину ЖЧП. А там город мертвых и… пшик. Все в прошлом. Поздно. Главное, помнить. Не забывать.

Мы снова кивнули.

— Надо быть М, С и X, — заключил Тони.

И опять мы склонили головы в знак согласия. Это означало — быть молодыми, свободными и холостыми. Нодж закурил и посмотрел в окно на освещенный памятник — военный мемориал. На пьедестале лежало несколько жалких цветочков. Он показал на памятник:

— Нам нужно сделать этот день днем памяти. Как старики отмечают День Победы, что-то в этом роде. Будем собираться раз в год и отмечать его.

Тони грохнул кулаком по деревянному столу так, что аж кружки подскочили.

— Точно! Это идея! У нас будет свой… день памяти. И мы будем собираться вместе в этот день каждый год. И когда нас засосет дерьмовая работа и нами начнут помыкать разные безумные девицы, мы сможем собираться вот так и… и…

— Напоминать друг другу, — закончил я.

— Да, — согласился Колин. Похоже, даже его эта идея захватила.

— Напоминать, что такое настоящая жизнь.

Нодж встал и поднял кружку.

— За четырнадцатое августа, — сказал он.

Мы все тоже встали и со звоном сомкнули наши кружки. А потом молча, торжественно сели на свои места.

Глава пятнадцатая

14 августа 1998 года

Мы встретились, как всегда, в «Буш-Рейнджерс» и пропустили по нескольку кружек. Тони опаздывал по обыкновению. Несмотря на это, мы выпили втроем шампанского за встречу. Погода была хорошая, жаркая и солнечная, как тогда, в наше первое 14 августа. Я сидел и не мог понять, хорошо ли мне, гадал, серьезно ли Вероника сказала, что между нами все кончено. По всему выходило, что серьезно. Потом я пытался понять, хотел ли я этого.

Пока мы сидели втроем за столиком в пабе, не зная, о чем говорить, я внимательно изучал их лица, пытаясь припомнить, как они выглядели тогда, четырнадцать лет назад. Я знал, что Тони, который все еще не подошел, мало изменился: немного похорошел, стал дороже одеваться, но волосы не выпали, и единственным признаком возраста были намечающиеся гусиные лапки в уголках глаз. А Нодж стал толще, грустнее, заторможеннее, что ли. В нем появились жесткость и раскаяние, которых раньше, насколько я помню, не было. Колин, как и Тони, изменился мало: все та же виноватая улыбка, зажатая поза, как будто он готовится к удару. Все та же черепаха.

Про себя я ничего не могу сказать. Я уже давно разучился смотреть на себя со стороны. Может быть, поэтому я и связался с Вероникой. Она была зеркалом, а я отвык от зеркал, давно в них не смотрелся. И теперь, возможно, мне не понравилось то, что я увидел в этом зеркале. То, что Вероника мне показала.

Разговор, потеряв нить, угас. Продолжая выпивать, мы еще полчаса ждали Тони. Все уже начинало плыть перед глазами.

Тони не отвечал по мобильному. В конце концов, мы решили ехать на поле для гольфа без него, каждый на своей машине. Договорились, что сыграем девять лунок, пообедаем там же, а потом поедем ужинать все вместе. Мы не сомневались, что Тони подъедет туда. Он всегда, в конце концов, объявлялся, рассыпаясь в очаровательных извинениях.

Проехав напрямую по Аксбридж-роуд, я попал на объездную дорогу, ведущую к полю для гольфа. На въезде щит с рекламой «сааба». Надпись гласит: «Нет сил, которые Вам неподвластны».

Нодж и Колин уже сидят в кафе. По-прежнему никаких признаков Тони. Нодж смотрит на часы. В руках у обоих по банке пива. Мы много пьем, чтобы восполнить недостаток общения. Для этого ведь и пьют, не так ли?

Губы Ноджа, и без того узкие, сжались и вытянулись в тонкую нитку, он курит больше, чем всегда: штуки четыре в час против обычных трех. Естественно, «Крейвен Эй». Только что он позволил себе громко вздохнуть, выразив таким образом свой протест. Я уверен, что он уже начинает заводиться.