Читаем без скачивания Плывун - Александр Житинский

— Ничего не платим. Хозяйка сказала, что полгода можно не платить. Пока не обживемся.

— А кто хозяйка? — спросил Пирошникова.

Геннадий удивленно посмотрел на шефа. Будто не знает.

Женщины засуетились.

— Сейчас, сейчас…

Дагестанка нашла какие-то бумажки, по всей видимости, это был договор аренды, и прочитала по складам:

— Пирош-ни-ко-ва… Серафима Степановна.

Пирошников только головой покрутил.

— Ну, дает…

— А чего делать-то было? Вам она не велела говорить, а договор-то этой площади на вас оформлен… Ну, подписалась как жена… — принялся вполголоса торопливо объяснять Геннадий. — А что, нельзя было? — испуганно закончил он.

— Ладно, после разберемся… А где же ваши мужья? — снова обратился он к женщинам.

— Работают. Здесь же, повыше.

— На втором этаже они работают, — сказал Геннадий. — Мы их еще увидим.

— Может, выпьете по рюмочке? — робко спросила русская хозяйка.

— Мы на работе! — строго сказала Юлька.

Комиссия покинула бывшие владения Пирошникова и направилась дальше. Пирошников успел, правда, постучать в дверь к Дине, откуда выглянуло совсем другое, но несомненно армянское женское лицо, которое объяснило, что Дина Рубеновна ее тетка и позволила ей здесь жить. Сама же уехала неизвестно куда.

— Нам известно, — тихо проговорил Геннадий на ухо Пирошникову.

Дальнейшее продвижение по коридору практически не явило неожиданностей, кроме двух-трех случаев, когда на месте бывших домочадцев жили их родственники, а сами домочадцы переместились на третий или четвертый этажи этого же здания. То есть, просто улучшили жилплощадь.

Остальные жили там же, где и прежде. Что они сделали со своими сертификатами, пока оставалось неясным.

Наконец комиссия достигла лаборатории аспиранта Браткевича. Пирошников постучал.

— Входите! — раздался голос Максима.

Пирошников распахнул дверь и комиссия застыла на пороге, пораженная невиданной картиной.

Аспирант с пультом в руках стоял у раскрытой двери в следующую пустую комнату с кроватью, и сквозь проем этой двери было видно парящего в воздухе юношу Августа со взором вовсе не горящим, а просветленно-задумчивым.

Максим оглянулся на гостей и жестом пригласил их: входите смелей!

И тогда Юлька, нажав на свои колеса, бодро въехала в лабораторию и, никого не спрашивая, прямиком вкатилась в комнату, где летал Август. Там она по инерции продолжила движение, не в силах остановиться, ибо для остановки требовалась сила трения, а она, как известно, исчезает, если нет тяжести. В результате коляска Юльки ударилась о железную, привинченную к полу кровать, а Юлька вылетела из коляски головою вперед и совершила в воздухе сальто…

— Ах! — вырвалось у всех разом.

…но не упала, а продолжала полет, совершая кульбиты, пока Август не схватил ее за руку, и они вместе кое-как остановили вращение и стали парить под потолком с совершенно счастливыми лицами.

И тут Юлька отстегнула ремни, которые крепили ее к коляске и с наслаждением отпихнула ее от себя. Коляска полетела в угол, а Юлька с Августом, взявшись за руки, закружились в хороводе под потолком.

— Хорош. Хватит, — наконец скомандовал Пирошников. — Опускай их. Майна!

Максим нажал кнопку и летунов плавно притянуло к полу. Август подкатил коляску и, подняв Юльку, усадил и пристегнул ее.

Вид у Юльки был совершенно ошалелый. Она никак не могда прийти в себя.

— Еще хочу… Всегда… — шептала она.

— Успеем, — твердо сказал Пирошников. — Когда эффект возобновился? — спросил он Максима.

— Сегодня утром. Как Август пришел… И вы пришли тоже, — поспешно добавил он.

— Тоже, да… Тоже… Мы тоже пахали, — сказал Пирошников. — Что ж, поздравляю… Август, нам надо встретиться, Запиши телефон, договоримся… Надо решать с Плывуном.

Август с готовностью вытащил свой мобильник, кивнул.

— Да, сэнсей. Позвоню обязательно.

Пирошников повернулся и зашагал по коридору. Геннадий догнал его и тихо сообщил, что в «Приюте домочадца» дожидается Подземная Рада.

— Зачем? — спросил Пирошников.

— Хотят поговорить.

— Не о чем мне пока говорить. Дом посмотрю, тогда и поговорим…

На минус втором этаже, как выяснилось, было общежитие гастарбайтеров. Здесь жили, в основном, мужчины — таджики и узбеки, работавшие в доме или окрестностях на всякого рода физических работах — дворниками, подсобниками, мусорщиками, мойщиками машин. Сейчас большинство тоже было на работе, кто-то отсыпался, в одной из комнат шестеро узбеков, сгрудившись вокруг огромного медного казана, ели руками плов.

Увидев комиссию, они радушно замахали руками с жирными пальцами, галдя что-то по-своему и приглашая присоединиться.

— Ложки и вилки! Нужно есть ложками и вилками! — пыталась втолковать им Юлька.

Они кивали, смеялись.

— По-русски никто почти не говорит, — посетовал Геннадий.

— Договор с нами заключили? — спросил Пирошников.

— Нет. Субаренда, — сказал Геннадий.

— А кто владелец?

— Гусарский, помните? Директор филиала банка…

— Вот как же? А какое отношение, простите, он имеет к нашему дому? — спросил Пирошников.

— Но вы же разрешили продавать сертификаты. Он скупил. Сдает комнаты.

Этажом выше тоже была гостиница, принадлежащая Гусарскому, только рангом повыше. Здесь проживали продавцы продуктовых и вещевых рынков, в основном, азербайджанцы, а также южные граждане России без определенных занятиий и безработные.

На обоих минусовых этажах был довольно омерзительный запах пота и нестиранной затхлой одежды.

Комиссия поспешила в лифт и оказалась в вестибюле первого этажа, где еще недавно жил нынешний хозяин дома господин Пирошников.

Он оглядел вестибюль и, заметив в будке вахтера Ларису Павловну, приподнял котелок и поклонился ей.

Вахтерша изобразила на лице благодарную улыбку и тоже отвесила поклон, прижав руку к груди.

Пирошников заметил какое-то шевеление в темном углу под лестницей, где недавно они обитали с Серафимой и где теперь остался лишь туалет с душем и умывальником. Подойдя ближе, он увидел некое подобие шатра или чума, сооруженного из старых одеял и ломаных стульев. Вход был занавешен махровым синим полотенцем. Пирошников осторожно постучал по торчащей из-под одеяла ножке стула, и из норы, отодвинув полотенце, высунулась женская голова, довольно привлекательная.

— Здравствуйте. Вы кто? — спросил Пирошников.

— Гуль, — сказала она.

— Это Гуля, — сказал Геннадий. — Она тут пока живет с детьми…

— У нее есть дети? — удивился Пирошников.

— Трое! — отозвалась со своего места Лариса Павловна. — Мал мала меньше.

— Но это же… черт знает что! — возмутился Пирошников. — Почему ей не дали квартиру?

Гуля испуганно переводила взгляд с одного на другого, стараясь понять, о чем речь.

— Да нет у нее денег, — объяснил Геннадий. — Ей продукты еще приносят сородичи… А денег нет.

— Вот что, — повернулся к нему Пирошников. — Вызови двух своих парней, пускай перевезут Гулю с детьми на пятый и сдадут Серафиме. Я ей сейчас позвоню.

Геннадий молча кивнул и принялся набирать номер на мобильном телефоне.

Пирошников сделал то же самое и передал Серафиме, чтобы она принимала и размещала семью с тремя детьми.

— Мы сейчас тоже приедем, — добавил он.

Серафима не задала ни одного вопроса.

Через минуту появились два крепких охранника, однако Гуль стоило большого труда объяснить — чего от нее хотят. Она плакала и прикрывала своим телом вход в шатер, но потом наконец поняла и извлекла из норы детей. Это были две девочки трех и пяти лет и годовалый мальчишка. Вместе с охранниками и нищенским скарбом семья была препровождена в лифт.

— Благородный поступок… — прокомментировала Лариса Павловна.

Пирошников посмотрел на свою команду.

— Хорошего понемножку, — сказал он. — Закончим завтра.

Глава 34. Танцпол

Уже улегшись в постель вечером, Пирошников все рассказывал Серафиме о том, что он увидел в доме. Она терпеливо слушала, хотя знала и видела гораздо больше чем он, занимаясь здешними делами уже более месяца.

— Понимаешь, это уже совсем другой дом! — горячо говорил он. — Здесь другие люди и другие порядки.

— Ты даже не представляешь, насколько они другие, — улыбнулась она.

— Да, но что-то с этим надо делать!

— Но разве не ты сам устроил эти порядки?

— Отнюдь. Я хотел как лучше…

— А вышло, как всегда.

— Я дал людям возможность лучше жить и зарабатывать.

— Вот они и заработали. Продали свои бумажки. Довольно дорого, надо сказать.