Читаем без скачивания Фея Семи Лесов - Роксана Гедеон

– Значит, вы лицемерка, – прямо заявил он.

– Нет! – воскликнула я, топнув ногой. – Я не лицемерка, потому что… потому что…

Не найдя ничего лучше, я выкрикнула:

– Потому что я люблю герцога! Да!

Виконт отступил назад. Сердце у меня больно заныло от слов, сказанных мною только что, а особенно от того, каким вдруг странно холодным и отчужденным стал виконт. Словно мы и не знакомы вовсе, словно ни он, ни я не питаем друг к другу никаких чувств.

Он поклонился мне сухо, как-то официально.

– За свой дерзкий поступок я прошу у вас прощения, мадемуазель. Даю вам слово, что больше никогда я не позволю себе так увлечься. Клянусь вам, это было лишь минутное увлечение.

Это было жестоко. Я грезила о нем в снах, мечтала наяву, а он лишь увлекся мною на минуту. И тут же отрекся от своего увлечения, встретив небольшое препятствие, – отрекся с поразительной легкостью. Ну что ж, раз он меня не любит, я тоже его не люблю. Честное слово, я абсолютно к нему равнодушна.

Монастырские уроки предписывали мне сохранять хладнокровие в любой ситуации. Кроме того, я принадлежала к касте аристократов, обычно умело скрывающих свои чувства.

– Браво, сударь, – сказала я холодно, – как вы благородны. Я принимаю ваши извинения. Нет смысла даже жаловаться на вас герцогу – ведь ясно, что на такую дерзость вы во второй раз не способны. И не кажется ли вам, сударь, что госпожа виконтесса уже заскучала без вас?

Он снова поклонился мне и скрылся между деревьями.

Из открытых окон неслась веселая музыка итальянца Скарлатти, а сердце мне словно сдавило обручем. Виконт ушел, не сказав ни слова, не оглянувшись… Неужели мне и вправду надо было, чтобы заслужить его улыбку, отказаться от обручения?

Я сама испугалась своих мыслей. Разве я так испорчена, что мне хочется устроить скандал, потерять репутацию? И кто такой этот виконт? Его даже не принимают в обществе.

– Пустяки, – прошептала я, – надо быть спокойнее. В конце концов, я будущая принцесса де Кабри. Женщины из нашего рода имеют право передавать мужу и свой титул…

Я невольно представила себе парижский особняк, изысканные и жеманные салоны, балы и приемы. Мне будут приносить приглашения от королевы, в которых будет написано: «Принцессу де Кабри всемилостивейше просим прибыть на наш бал в Трианон. Мария Антуанетта». Ну или что-то в этом роде… И вот принцесса де Кабри, одетая по последней моде, отправляется в Трианон, вступает под высокие сверкающие своды, окруженная толпой блестящих мужчин… Перспектива очень даже заманчива, она стоит того, чтобы терпеть рядом с собой такого человека, как мой жених.

– Святая пятница, Сюзанна, – услышала я голос герцога, – да где же вы? Церемония вот-вот начнется, уже прибыл нотариус… Все ждут – а вы здесь прогуливаетесь!

Я безучастно подала ему руку и пошла за ним по ночному саду… Свет сотен свечей ошеломил меня, и с минуту я стояла возле герцога, отца и мачехи совершенно неподвижно, не понимая, что со мной происходит. Отец взял меня за руку и вывел на середину зала. Гости глухо переговаривались, дамы закрывались роскошными веерами. Слышался шорох юбок и позванивание драгоценностей.

– Тише! – сказал отец. – Прошу тишины!

Тишина наступила довольно скоро, и теперь было слышно, как нотариус скрипит пером, заполняя какие-то бумаги.

– Господа! – произнес отец в притихшем зале. – Имею честь вам представить мою дочь, Сюзанну де ла Тремуйль, мою единственную дочь!

Он остановился, словно волнение мешало ему говорить.

– Господа, Бог не дал мне сына. У меня есть только дочь. И нынче, господа, у меня радостный день. Я наконец могу объявить вам о помолвке Сюзанны с одним из самых блестящих аристократов – герцогом де Кабри. Уже завтра священники по всей Бретани известят об этом с амвона…

Шумные возгласы заполнили зал. Какие-то незнакомые люди наперебой поздравляли меня, я невпопад отвечала, краснея и чувствуя себя неловко от всеобщего внимания, под доброй сотней глаз, устремленных на меня.

– Начинайте, мэтр, – сказал отец нотариусу. Судейский в черном, казавшийся вороной в этой пышном собрании аристократов, произнес, напрягая голос:

– Сейчас жених и невеста скрепят свое согласие на брак подписями.

Герцог, не задумываясь ни на секунду, твердым почерком вывел свое имя. «Черт возьми, – подумала я, – как он спешит…»

– Прошу вас, мадемуазель…

Я подошла к столу, волнуясь и раздумывая. Колебания не оставляли меня. Я думала: зачем вся эта чепуха, если все равно я не хочу выходить замуж за герцога? С другой стороны, это ведь только помолвка, которая почти ни к чему не обязывает…

– Ну, что еще за раздумья, – раздраженно проговорил мне на ухо отец. – Давайте побыстрее!

Подталкиваемая его рукой, я почти машинально поставила на бумаге свою подпись.

– Итак, – провозгласил нотариус, посыпая чернила песком, – отныне Арман Луи де Гоше, герцог де Кабри, вдовец сорока одного года от роду, и Сюзанна де ла Тремуйль, принцесса де Тальмон, девица шестнадцати лет, объявляются помолвленными и обязующимися вступить в брак не позднее двух лет после обручения.

Моя тонкая белая рука оказалась в руке герцога, и он надел мне на палец заблаговременно купленное отцом золотое кольцо. Я сделала то же самое, и в тот момент, когда церемония обмена кольцами подходила к концу, я вдруг услышала со всех сторон шутливые возгласы, требующие, чтобы жених и невеста обменялись и поцелуями.

Я вспыхнула, однако тут же заметила, что до моего возмущения никому нет дела. Отец, казалось, совсем забыл обо мне, как только я вывела на бумаге свою подпись.

Тем не менее любопытные уставились на нас во все глаза.

Я не предполагала, что на их требования нужно отвечать, но руки герцога вдруг обхватили мои плечи, повернули к себе, и я неожиданно ощутила на своих губах настойчивое, почти грубое прикосновение его губ. Его жесткие усы неприятно укололи меня, а по его горячим губам, прилипшим к моем рту, я с ужасом и отвращением поняла, что он чувствует ко мне что-то низкое, вульгарное, развращенное, такое же неприятное для меня, как и его поцелуй. Лицо у меня исказилось от гадливости, и я изо всех сил оттолкнула герцога от себя.

Мой гнев был замечен, и по залу пробежал удивленный шумок.

«Болваны! – хотелось крикнуть мне. – Вы что – все с ума сошли? Неужели вы тоже думаете, что я люблю его?!»

Я мельком увидела себя в зеркале: я вся дрожала от странного ужаса, лицо стало белее снега.

В это же мгновение, к счастью, в саду раздались взрывы петард, и небо расцветилось огнями фейерверка. О моем поступке все забыли. Один только герцог смотрел на меня не отрываясь.