Читаем без скачивания Код Мазепы. Украинский кризис на страницах «Столетия» - Алексей Викторович Тимофеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Военспец РФ Игорь Коротченко убежден, что покушение на Моторолу было осуществлено профессионально, учитывая минирование лифта, наблюдение за домом, дистанционный подрыв. «Это СБУ или ГУР МОУ. Вероятно, украинскую ДРГ готовили и обучали профи из западных спецслужб. Плюс спутниковая закрытая связь для обеспечения ДРГ — у Киева ее нет».
Выгодно устранение Моторолы и кукловодам киевских марионеток. «Отправная точка нового витка обострения в Донбассе — 22 сентября, когда палата представителей Конгресса США поддержала закон о поставках «летального оружия» Киеву, — убежден журналист Дмитрий Стешин. — Это был внятный сигнал Украине — «продолжайте, мы с вами». Заказчиков искать нет нужды — они первыми заявили публично о смерти Арсения Павлова. Советник главы СБУ Юрий Тандит сообщил о покушении раньше всех. Когда стало ясно, что СБУ несколько поспешило «вскрыться» и последствия могут быть непредсказуемыми, в Сети появилось видео с клоунами из запрещенной в РФ украинской националистической организации Misanthropic Division — срывающимся голосом они взяли на себя ответственность и зиганули дрожащими руками…»
Уже стало традицией искать в событиях в Донецке и Луганске и некие «внутренние обстоятельства», «разборки». Тому есть причины, в том числе несколько громких и нераскрытых убийств начиная с Алексея Мозгового. Однако аналитик Ева Меркурьева восклицает: «Не хочу слышать о том, что «убили свои». Не нужно навязывать мне видео Шария — он и про подрыв автобуса в Волновахе говорил, что это сделали ополченцы. Моторола не был ни политиком, ни бизнесменом. Он был русским воином. И врагов у Арсения Павлова было в числе тех, с кем он воевал и на этой войне, и на других войнах, достаточно. Убили чужие. Те, кому была выгодна смерть боевого командира «Спарты» именно теперь, в привязке к датам 14 и 15 октября (день образования УПА* и день убийства Бандеры). Те, кому понадобилось лепить из этого убийства кровавое жуткое зрелище, вдохновляющее нацистов, — взрыв в жилом доме Донецка. Думаете, те, кого называют аббревиатурой «ДРГ», ходят по городам республик в черных плащах с кинжалами и рюкзаками, набитыми взрывчаткой? Нет, это люди, которые неотличимы от обычных граждан — следить за Моторолой вполне могла семейная парочка с ребенком (или тремя попугаями и собакой), которая поселилась в том же доме, а через месяц-другой исчезло бесследно. Организация же самого теракта в жилом доме для специалистов по терактам не представляет никакой сложности. Убийство Моторолы — дело рук украинских спецслужб. Не стоит преуменьшать их возможности. Гораздо менее изощренно, но по сути так же открыто убили Олеся Бузину в Киеве. На людях. Цели очевидны — удар по республикам, смута в ополчении и в народе одновременно с поднятием «духа» националистов, обвиняющих режим в зраде и отсутствии успехов на восточном фронте».
Горько констатируем, что убийство Моторолы — удар не только по нему лично или даже по ополченцам, а удар по всему Русскому миру.
* * *
С прочувствованными репликами выступили в социальных сетях журналисты и публицисты.
Денис Тукмаков, объявивший в знак горечи и траура сорокадневное молчание в Фейсбуке*, пишет на кончину Арсения Павлова: «Какая прекрасная жизнь! Какая завидная смерть. Погибнуть сразу, в расцвете сил, всеобщим любимцем, успев увидеть рождение своих детей. Заставить врага даже через год после перемирия с. ться от страха. Так и остаться непобежденным на поле боя — чтобы тысячи битых вояк по ту сторону фронта до старости кусали ногти из-за собственной бездарности. До чего же счастливый человек. Светлая тебе память, Моторола!»
Дмитрий Ольшанский: «Моторола был веселый солдат. Оживший Василий Теркин двадцать первого века; маленький, смешной вроде бы, а на самом деле сломавший хваленых киборгов и весь горе-миф про донецкий аэропорт.
Но главное все-таки другое. Главное то, что Моторола был удавшимся, состоявшимся русским человеком. … Наш народ устал быть ненужным. Так вот он пришел из пустоты, откуда-то с автомойки, — и сразу стал нужным. Немножко разбойник, конечно, — но разбойник во славу России и государя, как любой атаман Платов или казак Ермак во все времена. Словом, национальный герой. Пушкину бы понравился Моторола. Пушкин таких любил. Ну а мы и подавно».
Правозащитник Лариса Шеслер: «Смерть Моторолы воспринимается как личная горчайшая утрата. Герой из народа, герой для народа, символ народного свободолюбивого духа. Таких героев рождает время, такими были Чапаев и Ковпак, такие герои становятся легендой после гибели. Моторола навсегда останется в нашей памяти, рыжебородый веселый и жизнелюбивый победитель».
Блогер Амирам Григоров: «Мы, что говорить, видели в нем то самое добро, что должно быть с кулаками, из стихотворения советской эпохи, помните же? Видели ту добрую силу, что вышла из самых недр Русского мира, растоптанного, униженного и раздавленного 1990‑ми, практически закопанного заживо Русского мира, на могиле которого принялись отплясывать практически в обнимку различные региональные нацисты вроде украинских самостийников и московские либеральные, простите, гниды. Да, Арсена Павлова больше нет с нами. Но он показал нам, возможно, самое главное: Русский мир жив, и он теперь — не беззащитен».
Андрей Бабицкий: «Моторола ушел туда, откуда неожиданно и появился — в легенду, получившую название Русской весны, в тот воплотившийся, ставший реальностью миф о русских людях, которые встряхнулись, пришли в сознание и поднялись на собственную защиту. Это стало возможным, когда проснулся Донбасс, когда Россия взяла под свое крыло соотечественников в Крыму. Именно в этот период обычный русский человек, прозябавший в каком-нибудь затянутом паутиной, забытом Богом и людьми углу, получил возможность вырвать себя из идиотизма повседневности и поставить в ряды защитников Отечества в самом широком понимании этого слова. Отечества, которое шире, чем конкретные страна или государство, Отечества как пространства, объединяющего всех своих — бывших, живущих, еще не рожденных. Именно во времена Русской весны стремление простых русских людей стать частью общенародного действия обрело, как при Минине и Пожарском, свой редкий исторический шанс. Добровольцы, хлынувшие в Крым, а потом перебравшиеся в Донбасс, а также местные жители, влившиеся в ополчение — это как раз и была весна русского духа. Чего там было в каждом отдельном случае больше — авантюризма или патриотического подъема — никто не знает, но по совокупности, складывая отдельные воли и судьбы в единое целое, мы получаем картину народного восстания, в котором уже нет ничего наносного и случайного. Это именно что ожившее в самой толще желание сохранить себя, защищая язык,
