Читаем без скачивания Власов. Два лица генерала - Николай Коняев

В Виннице все предвкушали близкую победу, и, когда Хильгер спросил у Власова, согласен ли он участвовать в создаваемом немцами русском правительстве и какие у него в связи с этим есть предложения, касающиеся передачи Германии территорий Украины и Прибалтики, ответ мог быть один…

Тем более – коготок увяз… всей птичке пропасть! – Хильгер был осведомлен, что Власов уже вступил на путь сотрудничества с немцами…

Но Власов вместо этого пустился в рассуждения о необходимости создания Русской армии, которая одна только и может одолеть большевизм.

Рассуждение это, когда немецкие дивизии неслись на крыльях победы к Волге и Кавказу, рассердило Хильгера. Поморщившись, он пояснил, что русское правительство нужно не для создания русской армии, а для передачи Германии территории Украины и Прибалтики. [142]

Власов, уходя от прямого ответа, сказал, что изложил свои мысли в меморандуме, подготовленном для Гелена по указанию Штрик-Штрикфельдта.

«Офицерский корпус Советской Армии, особенно попавшие в плен офицеры, которые могут свободно обмениваться мыслями, стоят перед вопросом: каким путем может быть свергнуто правительство Сталина и создана новая Россия? Всех объединяет желание свергнуть правительство Сталина и изменить государственную форму. Стоит вопрос: к кому именно примкнуть – к Германии, Англии или Соединенным Штатам? Главная задача – свержение правительства – говорит за то, что следует примкнуть к Германии, которая объявила борьбу против существующего правительства и режима целью войны. Однако вопрос будущности России неясен. Это может привести к союзу с Соединенными Штатами и Англией, в случае если Германия не внесет ясность в этот вопрос.

Сталин, используя особенности России (бесконечные просторы, огромные потенциальные возможности) и патриотизм народа, поддерживаемый террором, никогда не отступит и не пойдет на компромисс. Он станет вести войну, пока не будут исчерпаны все силы и возможности…

Если принять во внимание население оккупированных областей и огромное количество военнопленных и учесть их враждебное отношение к правительству Сталина, то можно допустить, что эти людские массы составят ядро внутренних сил, которые под руководством Германского правительства ускорят давно назревающее возникновение нового политического порядка в России, что должно произойти параллельно осуществляемому немцами созданию новой Европы.

Эти силы в настоящее время не используются.

Исходя из вышеизложенного, мы передаем на ваше рассмотрение следующее предложение:

– создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию;

– независимо от своих военных качеств эта русская армия придаст оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранит ряд сомнений и колебаний, существующих в оккупированных и неоккупированных областях и тормозящих дело создания нового порядка;

– это мероприятие легализует выступление против России и устранит мысль о предательстве, тяготящую всех военнопленных, а также людей, находящихся в неоккупированных областях».

В записке, как мы видим, были сформулированы здравые и чрезвычайно полезные для Германии соображения, и если бы Хильгер был похуже знаком с сущностью нацистской политики на восточных территориях, возможно, его бы и заинтересовали мысли Власова. [143]

Но Хильгер о подлинных задачах войны с Россией знал, и меморандум не понравился ему. Тем более что Хильгер считал войну с Россией уже выигранной.

Победа, по мнению Хильгера, была одержана, и вдаваться в раздумья над предложениями генералов – «унтерменшей» он не посчитал нужным. Да и не входило в его компетенцию заниматься анализом предложений этих «человекообразных», у которых не хватает ума даже понять, что требуется от них…

«Я ясно сказал советским офицерам, что не разделяю их убеждений. Россия в течение ста лет являлась постоянной угрозой Германии, вне зависимости от того, было ли это при царском или при большевистском режимах. Германия вовсе не заинтересована в возрождении русского государства на великорусской базе».

Густав Хильгер уехал из Винницы в чрезвычайном раздражении, так и не добившись от Власова его прямого согласия войти в марионеточное правительство. Но вывернуться Власову все же не удалось. Штрик-Штрикфельдт использовал тревогу Власова, чтобы окончательно дожать его.

– Генерал!-сказал он. – Чтобы нейтрализовать докладную записку, которую подал господин советник, необходимо ваше обращение… Ваше обращение нужно нам, чтобы доказать политикам, что офицеры и солдаты Красной армии готовы слушать вас и следовать за вами, как за русским и патриотом. Когда они это поймут, мы приблизимся к нашей цели. А до тех пор, дорогой Андрей Андреевич, нам не остается ничего иного, как идти тернистым путем борьбы против Сталина и против…

– Против этих слепых идиотов вокруг Гитлера!-перебил его Власов.

– Совершенно верно!-Штрик-Штрикфельдт облегченно вздохнул. Наконец-то было сказано то, что ему нужно было сказать и что он не решался сказать…

Власов внимательно посмотрел на него и усмехнулся.

– Все-таки это удивительно,-сказал он. – Здесь все совершенно иначе, чем в Москве! Вы берете на себя ответственность и действуете по вашей совести. Такое у нас немыслимо. Малейший намек диктатора – и все падают ниц…

Штрик– Штрикфельдт так и не понял, то ли Власов восхищается им, то ли издевается.

– Так вы поможете нам?-отчаявшись разгадать эту загадку славянской души, спросил он. – И не только в этот первый раз, с листовкой, но и в том, что последует за ней?

И для Власова, и для Штрик-Штрикфельдта это, было заключением союза.

Как мы уже говорили, наряду с другими офицерами вермахта, Штрик-Штрикфельдт и в самом деле тогда еще верил, что Гитлер прислушается [144] к голосу разума и германский генералитет сумеет добиться правильного политического решения.

Он сказал об этом Власову, но просил (во всяком случае, в своей книге – о, эта прибалтийская порядочность!) никогда не упрекать его, если его ожидания не оправдаются.

Пока же, сказал он, нужна политика «малых шагов».

Власов, хотя он и сомневался, можно ли политикой «малых шагов» дойти до намеченной цели, согласился с ним…

– Ведь путь туда-не близок, – говорил он. – А в борьбе против тирании судья один – успех. Он выносит свой приговор, присуждая победителю звание героя, а побежденному – клеймо изменника.

– Не знаю, доживем ли мы до политического успеха,-возвращая генерала на грешную землю, ответил Штрик-Штрикфельдт. – Но разве только политика определяет наши действия? Если наши планы будут поддержаны, хотя бы наполовину, все равно сразу улучшится жизнь русских военнопленных, многие из которых еще и сегодня умирают голодной смертью.