Читаем без скачивания Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский

Союз стал настойчивее в требованиях урегулировать транзит по Неману. Вначале сплаву белорусского леса сопротивлялись боявшиеся конкуренции литовские лесопромышленники. Но затем, по мнению В.Л. Коппа, против транзита могла выступить Польша – чтобы шантажировать Литву[792]. Новый советский полпред в Литве И.Л. Лоренц писал Коппу: в случае открытия Немана для нас он «будет открыт и для Польши <…> мы переговорами с Литвой о сплаве по Неману <…> становимся посредниками в этом вопросе между Литвой и Польшей», что позволяет использовать Литву против Польши[793]. Кроме того, он сообщал, что переговоры о транзите, по мнению Гальванаускаса, должно вести «Сов[етское]пра[вительство], которое имеет по мир[ному]договору право на сплав по Неману». По словам полпреда, «Литва сейчас поняла, что она перегнула палку», и готова открыть Неман, но выступает против специальных прав для Польши в Мемеле[794].

Вместе с тем в течение всего 1923 г. отношения СССР и Литвы подвергались серьезным испытаниям. Обострение международной обстановки в Европе и усиление борьбы за власть в польских правящих кругах благоприятствовали, по мнению Пурицкиса, осуществлению задуманного им в марте плана отрыва от Польши восточных кресов. Проведя в Берлине переговоры с представителями немецких и украинских националистов, министр вознамерился создать на территории Литвы, Германии, Чехословакии, СССР партизанские базы и, опираясь на них, поднять в Польше восстание национальных меньшинств. Успех акции, считал Пурицкис, позволит вернуть в состав Литовской республики Виленский край, создать также Западноукраинское и Западнобелорусское государства[795]. Появление подобной утопии свидетельствовало, что в разрешении территориальных проблем Каунас надеялся уже в основном на помощь Берлина и Москвы. Председатель литовского Союза стрелков В. Крево-Мицкявичюс говорил советскому корреспонденту 18 октября: «…наша главная работа сосредоточена в оккупированной части Литвы <…> Тут совпадают интересы Литвы и России <…>. Мы должны друг друга информировать о всех событиях на кресах», где «можно установить контакт наших и ваших представителей в случае совместных выступлений»[796].

Но к лету лидеры большевиков предпочли использовать нараставший в Германии политический кризис для ее советизации, и, напуганная этими планами, Литва попыталась наладить отношения с Польшей. 25 мая Пличе сообщил Ганецкому о беседе с руководителями белорусских партизан, которые «под руководством литовского командования боролись с Польшей», но теперь Литва разоружает их по обвинению в большевизме, и партизаны установили «связь с нашими секретными работниками»[797]. Лоренц отметил позже: «.часть белорусов <…> собирается уехать в Прагу <…>. Они для нас гораздо приемлемее в Ковно, чем в Праге, где они оторвутся от <…> антипольской работы»[798]. В августе Пличе писал Коппу: «Возможность коммунистического переворота в Германии немало тревожит Лит[овское] правительство]»[799]. Лоренц пытался успокоить власти Литвы, которых волновала активность коммунистической пропаганды в стране, но без успеха[800]. Так, группа литовских офицеров обращалась к сослуживцам: «Литва сумеет получить Виленщину только с победой Германской революции». Член ЦК КПЛ З. Ангаретис информировал ИККИ 22 октября: литовская армия не будет сражаться на стороне Польши, но «провокационная выходка властей может толкнуть часть солдат против Германии, например захватить Тильзит, этим усилить националистическое настроение и потом косвенно помогать Польше»[801].

Пличе сообщал Ганецкому о состоявшихся в мае в Париже переговорах Гальванаускаса и Пуанкаре. Французский премьер настаивал: «.в случае открытых столкновений Сов[етской]россии с Польшей Литва должна [соблюдать]. “активный нейтралитет” в пользу Польши», – пообещав в этом случае вернуть Вильно Литве, предоставить ей финансовую и военную помощь. Пличе предложил активизировать работу в Литве. Как ни противоречивы, полагал он, интересы Франции и Англии «по отношению к Польше и Сов[етской] россии, все же усиление слабого места /Литва/ в общем фронте против Сов[етской]россии есть их общее желание»[802]. В Москве сомневались, что Франция поможет Литве, чья армия способна нанести Польше удар в спину но СССР, «в случае войны с Польшей, она существенного вреда» не причинит[803].

Обострение германо-польских отношений и рост революционного движения в Германии привели к попыткам правых сил Восточной Пруссии, превратив ее – при помощи Англии – в антипольский бастион и немецкую Вандею. Лоренц сообщал: англичане не допустят «нападения на Восточную Пруссию Польши, что повлекло бы за собой значительное усиление Франции», и могут поддержать правые элементы в Германии[804]. В свою очередь, Литва искала «контакты с военными группами Восточной Пруссии в надежде, что, если Берлин сдаст под напором революционной волны, прусское юнкерство все же устоит»[805]. В Литве также считали, что Англия повлияет на польско-литовский конфликт, затруднив доступ к морю Польше в Данциге и Мемеле. К концу года эти надежды развеялись: Англия признала временное закрытие польско-литовской границы, поскольку у нее «есть более значительные интересы в Польше, чем открытие движение леса по Неману»[806].

Диалог Москвы и Каунаса тем временем продолжался. О настроениях литовского населения свидетельствовали состоявшиеся в ноябре в Каунасе съезд Союза стрелков и митинг с участием военных. «Если Польша займет Восточную Пруссию, то проглотит Литву, как это она сделала с Галицией <…>. С другой стороны, война между Россией и Польшей неизбежна. Если мы останемся пассивными и Россия одна займет Виленщину, то мы ее больше не увидим. Россия скажет нам: мы вам уже раз дали Вильно, и вы не сумели его удержать. Только союз с Германией и Россией даст нам Мемель и Вильно», – заявил на митинге под гром аплодисментов Крево-Мицкявичюс[807]. На настроение правящих кругов Литвы, отметил Лоренц, повлияло «исчезновение непосредственной угрозы германской революции <…> снова оживает мысль о возможности политического сближения с Сов[етской] Россией»[808]. Копп писал Лоренцу: надо «оговорить обязательство Литвы не нарушать границ Германии <…>. Если Литва захочет иметь гарантию относительно Вильны на случай военного хода событий, то ей придется дать нам контргарантии, что она не станет договариваться с Польшей помимо нас»[809].

4 декабря Копп сообщил в Политбюро о возможности подписания между СССР и Литвой двух соглашений: о транзите (без уточнения его содержания) и между генеральными штабами; политического договора. Проект последнего, разработанный Коппом, предусматривал – в случае советско-польской войны – совместные действия вооруженных сил СССР и Литвы против Польши по согласованному генштабами обеих стран плану, а также передачу освобожденной Виленщины Литве. В проекте протокола к договору указывалось на невмешательство сторон во внутренние дела Германии, свободу экономических сношений «независимо от возможных перемен в ее внутреннем строе». Литва обещала «не нарушать территориальной целости Германии» и обеспечить свободный советско-германский транзит «при всяких политических условиях»[810]. 13 декабря Политбюро утвердило проект договора с Литвой с поправками: «.если <…> Польша <…> как в 1920 году нарушит мир,