Читаем без скачивания Будет скафандр – будут и путешествия - Роберт Хайнлайн

Мистер ван Дювендюк оказался стройным высоким человеком. Пожав мне руку, он спросил:

– Насколько я понимаю, вы сын доктора Сэмюэла Рассела?

– Вы знаете моего отца, сэр?

– Встречались когда-то в Гааге.

Доктор Брук повернулся ко мне, – а когда Генеральный секретарь вошел в комнату, всего лишь небрежно кивнул ему:

– Ты парень Сэма Рассела?

– И вы его знаете тоже?

– Еще бы. Он же автор блестящего труда «К вопросу о статистической обработке неподробных данных».

Я никогда не имел понятия ни о том, что папа написал такую книгу, ни о том, что он был знаком с высшим должностным лицом Федерации. Иногда мне кажется, что папа очень эксцентричный человек.

Мистер ван Дювендюк подождал, пока ученые оторвутся от доски глотнуть воздуха, и спросил:

– Что-нибудь существенное, господа?

– Угу, – буркнул Брук.

– Блеск, да и только, – согласился Гиоми.

– Что же именно?

– Ну… – доктор Брук ткнул пальцем в одну из строчек на доске.

– Точно сказать пока не могу, но похоже на антигравитацию. А этот потомок римлян уверяет, что если развернуть принцип на девяносто градусов, мы получим формулу путешествия во времени.

– Совершенно верно!

– Но если он прав, то энергии нужно столько, что потребуется еще одна звезда. Хотя… – Брук впился взглядом в нацарапанные им на доске строчки. – Возможно разработать энергоблок, который влезет в ваш жилетный карман, а энергии давать будет больше, чем реактор в Брисбене.

– Это действительно возможно?

– Расспросите своих внуков, когда они подрастут. Раньше не получится, – проворчал Брук.

– Чем вы там расстроены, доктор Брук? – спросил мистер ван Дювендюк.

Теперь Брук зарычал:

– Небось, все засекретите? А я засекреченной математики на дух не переношу. Это позор!

Я навострил уши. Я ведь объяснял Материне все эти дела с секретностью, но своими объяснениями лишь шокировал ее. Я говорил, что Федерация должна хранить секреты, важные для ее безопасности, но она отказывалась меня понимать, сказав в заключение, что в конечном счете все это потеряет смысл.

– Я тоже не сторонник секретности в науке, – ответил Бруку Генеральный секретарь. – Но вынужден с ней мириться.

– Я так и знал, что вы это скажете!

– Одну минуту. Являются ли эти сведения собственностью правительства США?

– Разумеется, нет!

– Не принадлежат они и Федерации. Итак, вы продемонстрировали мне интересные математические выкладки. Но не могу же я вам запретить их публиковать. Они ваши.

– Нет, – покачал головой Брук. – Не мои. – Он указал на меня. – Его.

– Понятно. – Генеральный секретарь посмотрел на меня. – Как юрист, могу сказать вам следующее, молодой человек. Если вы желаете опубликовать эти данные, никто не сможет вам помешать сделать это.

– Но они не мои, я всего лишь доставил их.

– Все равно, кроме вас никто не может на них претендовать. Хотите ли вы их опубликовать, подписав, скажем, совместно в этими господами?

У меня сложилось впечатление, что ему очень хотелось увидеть эти данные опубликованными.

– Конечно. Но третьим именем должно стоять не мое, а… – я запнулся. Не подписывать же работу нотами? – Ну, скажем, доктора М. Т. Риня.

– Кто же это?

– Веганка. Но мы можем выдать это имя за китайское.

Генеральный секретарь продолжал задавать вопросы, прослушивать записи. Затем заказал разговор с Луной. Я знал, что это давно возможно, но никогда не думал, что доведется присутствовать при таком телефонном разговоре самому.

– Да, Генеральный секретарь… да, начальника базы, пожалуйста… Джим?.. Ничего не слышу… Джим, ты иногда проводишь учения… Я звоню неофициально, но не проверил ли бы ты долину… – Он обернулся ко мне, я быстро ответил, – долину сразу за хребтом к востоку от станции Томба. Совет Безопасности ничего не знает, это так, между нами. Но если ты устроишь там маневры, очень тебе советую послать большой отряд с оружием. Там могут встретиться гадюки, к тому же хорошо замаскированные. Ну, скажем, интуиция. Да, дети чувствуют себя прекрасно, и Беатриса тоже. Я позвоню Мэри, скажу ей, что беседовал с тобой.

Генеральный секретарь попросил меня оставить ему свой адрес. Я не мог сказать, когда окажусь дома, потому что не знал, как буду туда добираться. В общем, я собирался «голосовать» на шоссе, но не хотел сознаваться в этом. У мистера ван Дювендюка поползли вверх брови.

– Полагаю, что мы должны подбросить его домой, а, профессор?

– Это лишь часть того, что мы ему должны.

– Рассел, я понял из магнитной записи, что вы хотите стать космическим инженером.

– Да, сэр, то есть мистер секретарь.

– Вы не подумывали заняться юриспруденцией? В космосе ведь много инженеров, но мало юристов. А они нужны везде. Человек, хорошо изучивший космическое право, всегда найдет себе достойное место.

– Почему бы не овладеть обеими профессиями? – предложил Крошкин папа. – Не нравится мне эта современная сверхспециализация.

– Хорошая мысль, – согласился Генеральный секретарь. – Тогда он мог бы диктовать свои условия.

Я уже хотел сказать, что меня больше тянет к электронике, как вдруг понял, чем именно хотел бы заниматься.

– Не думаю, что две профессии сразу будут мне под силу.

– Не ерунди, – резко ответил профессор Рейсфелд.

– Не буду, сэр. Но я хочу заняться скафандрами. У меня есть кое-какие идеи по их усовершенствованию.

– Насколько я помню твой рассказ, тебе отказали в приеме во все хорошие колледжи. Так, так, – профессор Рейсфелд побарабанил пальцами по столу. – Ну, не глупо ли, мистер Генеральный секретарь? Парнишке легче попасть в Магеллановы облака, чем в колледж.

– Так что ж, профессор, поднажмем?

– Минуточку. – Профессор снял трубку. – Сузи, дайте мне президента Массачусетского технологического института. Знаю, что праздник… А мне плевать, в Бомбее он, или в своей постели… Вот и умница. – Он повернулся к нам. – Ничего, она его найдет.

Я смутился. Кто же откажется учиться в МТИ? Но денег на это нужно…

Зазвонил телефон.

– Говорит Рейсфелд. Привет, Оппи. В прошлый раз на вечере встречи ты вырвал у меня обещание предупреждать тебя каждый раз, когда у Брука начнется тик. Держись за кресло, – я насчитал двадцать один раз в минуту. Да, рекорд… Спокойно, спокойно, никого из твоих я и на порог не пущу, пока не получу от тебя свой кусок мяса. А если ты заведешь свою пластинку об «академических свободах и праве на информацию», я повешу трубку и позвоню в университет Беркли… Да нет, ничего особенного – всего лишь стипендию на четыре года, плюс всю стоимость обучения и содержания… Да не ори ты, ради бога, что у тебя, фондов нет? Ну так подчисть бухгалтерские книги… Нет, никаких намеков. Покупай кота в мешке, а то твоих ребят вообще не пущу… Что-что? Ну, точно, я тоже растратчик, а ты разве не знал? Погоди-ка, – профессор обернулся ко мне. – Ты посылал заявление?

– Да, сэр, но…

– Подними дело в приемной комиссии. Клиффорд К. Рассел. Пошли ему вызов на домашний адрес… Что? Да, готовь группу… Одно скажу – такого в истории не было, с тех пор как Ньютона стукнуло яблоком по голове. Это точно, я шантажист, а ты кабинетная крыса. Когда наукой-то займешься? Привет Белле. Пока.

Он повесил трубку.

– Вопрос решен. Слушай, Кип, я одного не пойму – зачем этим черволицым тварям понадобился именно я.

Я не знал, как объяснить ему. Только вчера он сам говорил мне, что занимался сопоставлением и анализом различных, несвязанных между собой сведений – о неопознанных летающих объектах, об оппозиции развитию космонавтики, о многих необъяснимых происшествиях. Такой человек, как он, своего всегда добьется и заставит себя слушать. Если у него и был недостаток, так это скромность, которую совсем не унаследовала Крошка.

Скажи я ему, что его интеллектуальное любопытство заставило понервничать тех космических пиратов, он только посмеялся бы. Поэтому я ответил:

– Они так и не сказали нам, сэр. Но я думаю, они считали вас достаточно важным человеком.

Мистер ван Дювендюк поднялся со стула.

– Ну что же, Рассел, вопрос о вашем образовании решен. Если я вам понадоблюсь, позвоните мне.

После его ухода я пытался поблагодарить профессора.

– Я рассчитывал заработать денег на учебу, сэр, прежде чем снова начнутся занятия.

– Это за оставшиеся-то две с половиной недели? Брось, Кип.

– Я имею в виду весь оставшийся год…

– Зачем же тебе год пропускать?

– Но я ведь все равно опоздал… – И вдруг я обратил внимание на зелень в саду, видную из окна. – Профессор… какое сегодня число?

– То есть как, какое? День труда[20], естественно. («…вернуть в пространство-время, из которого они пришли»).

Профессор выплеснул мне в лицо стакан воды.

– Ну как, пришел в себя?

– Пожалуй, да… Но мы же путешествовали несколько недель!

– Ты слишком много пережил, Кип, чтобы волноваться из-за такой ерунды. Можешь обсудить вопрос с близнецами, – он кивнул в сторону Гиоми и Брука, – но все равно ничего не поймешь. Я, во всяком случае, пока не понял.