Читаем без скачивания Сердце Гудвина - Ида Мартин

– Привет! – Я бросилась к нему. – Не могу поверить, что ты это сделал. Но как у тебя получилось?

– Давай потом, – Кирилл смущенно усмехнулся, – а то минута – десять рублей.

– Ты договорился с ним за деньги?

– А как еще я его удержал бы? Иди к нему, я тебя тут подожду.

– Я боюсь.

– А чего бояться? Я же здесь.

– Пойдем, пожалуйста, со мной.

– Хорошо! – Он тут же шагнул вперед. – Хотел сразу предложить, но подумал, скажешь опять, что нависаю.

К Фламинго подошел Мартов, а я, судорожно вцепившись ему в руку, спряталась за его плечом.

– Вот девушка, про которую я говорил, – сказал Кирилл. – Можешь ответить на ее вопросы?

Фламинго кивнул и выставил перед собой бутылку. Кирилл бросил в нее пятьсот рублей.

– Здравствуйте, – заплетающимся языком промямлила я, – несколько лет назад вы обрызгали нас с подругой водой, и после этого с нами начали происходить необъяснимые вещи. Скажите, пожалуйста, что это такое и есть ли возможность избавиться от этого?

Головы он не поднял и на меня даже не взглянул. Но из-под капюшона вдруг раздался скрипучий глухой голос, тонущий в грохоте прибывающего поезда.

– Необъяснимого не существует, милая. Как, по-твоему, звучит хлопок одной ладонью?

Я бросила взгляд на Мартова, но тот оставался невозмутим.

– Это задачка? – как истинный математик поинтересовался он.

– Сколько, по-твоему, на этой станции человек? – вместо ответа снова спросил Фламинго.

Кирилл огляделся.

– Сложно сказать. Несколько сотен.

– За день здесь проходит больше ста пятидесяти тысяч человек. Могу ли я вспомнить кого-то спустя несколько лет? – Фламинго выставил в мою сторону скрюченный палец. – Однако, кем бы ты ни была, где бы мы с тобой ни пересекались – в прошлом, настоящем или будущем, действительное неизменно рождается только из твоей собственной мысли. А это означает, что я тут ни при чем.

Одно время я вполне допускала, что он может оказаться немым, но что способен выражаться так связно и глубокомысленно, совершенно не ожидала.

– Что значит ни при чем? – возмутился Мартов. – Типа ты соскакиваешь? Но это же ты ее так напугал, что у нее теперь тревожные приступы и галлюцинации!

– И не у меня одной, – добавила я, – подруга тоже постоянно видит знаки и замечает странное.

– Когда в мире узнают, что прекрасное прекрасно, тотчас появляется уродство.

Когда в мире узнают, что доброе – добро, появляется зло.

Наличное и отсутствующее друг друга порождают.

Трудное и легкое друг друга создают.

Скрипучий голос Фламинго продолжал звучать внутри капюшона, но мне казалось, будто слова сами возникают у меня в голове.

«– Длинное и короткое друг друга выявляют.

Высокое и низкое друг друга устанавливают.

Музыка и голос друг другу откликаются.

Предыдущее и последующее друг за другом следуют[6].

Мартов тяжело вздохнул и развел руками».

– Сомневаюсь, что тебе удастся добиться чего-то более внятного.

– Просто скажите, что мне делать?! – разочарованно закричала я, потому что поезда загрохотали с обеих сторон.

– Создавай и выбирай.

– Что создавать? Что выбирать?

– Наблюдая – создавай, создавая – выбирай. Это просто, – Фламинго повесил бутылку на костыль и взялся за него, давая понять, что разговор окончен.

– Простите, но я все равно не понимаю.

– Хлопок одной ладонью звучит как тишина, и, как только ты это поймешь, вопросов у тебя больше не останется.

Вагон, в котором мы ехали с Мартовым домой, оказался почти пустым, и мы свободно устроились на сиденье. Я, схватив его руку, положила голову ему на плечо. Казалось, после всех событий этого дня я должна была пребывать в состоянии крайнего возбуждения, но на меня внезапно навалилась страшная усталость, а глаза слипались.

– Нужно было спросить его, почему, если он такой умный, просит милостыню, – сказала я.

– Очень многие умные люди бедные. Благосостояние не зависит от количества и качества ума, – рассудительно отозвался Кирилл. – Единственное, что я понял: он тебя услышал. Хотя, конечно, и отмазался белибердой.

– Буду благодарна, если ты мне расшифруешь эти его высказывания.

– Я не умею расшифровывать такое, извини! – Он положил подбородок мне на макушку, и легкий ветерок от его дыхания едва ощутимо пробегал по волосам.

– Но кто-то же умеет?

– Кто-то умеет.

– Я теперь всю ночь об этом буду думать.

– Тебе хоть немного стало легче?

– Стало, хотя непонятно почему. Спасибо тебе большое. Не представляю, как ты его нашел!

– Просто вспомнил, что сказала женщина в вагоне. Помнишь, в темных очках?

– Что его нужно позвать?

– Ну да.

– И как же ты его звал? Молился, что ли?

– Алиса! – Мартов подул мне в макушку. – Не говори глупости. Просто приехал на вокзал. Нашел первого попавшегося попрошайку и попросил передать Фламинго, что хочу с ним встретиться. И на следующий день он пришел.

– А он сразу согласился?

– Конечно! Я же пообещал ему заплатить.

– Ох, Кирилл! – Я прижалась к нему еще сильнее. – Ты просто не представляешь, что ты для меня сделал! Я пока и сама не представляю, но это очень-очень круто!

– Я рад, – произнес он сдержанно, но я почувствовала, что он задержал дыхание.

– Еще никто для меня такого не делал. Я твой должник. Проси что хочешь.

– А поцелуй? – осторожно спросил он.

– Ты его заслужил.

Вечером мама тихо вошла в комнату, когда я вот уже сорок минут сидела над одной страницей учебника и не могла понять ни строчки.

– Как дела? – поинтересовалась она.

– Дела непонятные, – честно призналась я.

– Расскажешь? – заинтересовалась она.

– Ничего такого, кроме того, что у меня в голове бардак. Нужно думать об экзаменах, поступлении, заниматься учебой, а я думаю совершенно о другом. И ничего не могу с этим поделать. Открываю учебник и меня уносит. Могу десять раз прочитать одно предложение, но ни одного слова в нем не запомнить, не понять.

– И в кого же ты влюбилась? – Мама игриво приподняла одну бровь.

– Самое ужасное, что сама не понимаю! – Я отвела взгляд.

– Это как?

– Ну вот так! Что-то во мне происходит, но не могу определить, с кем или с чем это связано.

– Это странно.

– Знаю.

– Ну кто-то же из двоих тебе нравится больше, а кто-то меньше?

– Их не двое, мам, а трое.

Мама потрясенно замерла.

– И правда бардак.

С тяжелым вздохом я закрыла глаза ладонями.

– Может, тогда ну их? Всех троих? Потому что, когда по-настоящему, ты всегда точно знаешь, кто тебе нравится. Вон как Ксюша: крутила-крутила хвостом, а сейчас с утра до вечера со своим Матвеем пропадает.

– Угу! – Я отвернулась, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Я и сама хотела бы, чтобы ничего подобного не было. Но ты спросила, что со мной, вот я и рассказываю.

– Ладно, хорошо! – Мама продолжала стоять надо мной. – Тогда тебе нужно найти способ, чтобы проверить себя.

– И как же?

– Лучше всего помогает разлука. Тот, кого тебе будет больше всего не хватать, и есть предмет твоей любви.

– Какая разлука?! У нас школа и экзамены.

– Да, – согласилась она, – но я просто рассуждаю.

– Угу! – Я бросила взгляд на неоткрытые сообщения от Мартова, Тима и Ершова. – Один день разлуки мне точно не помешает.

Мама была права. Когда все по-настоящему, точно знаешь, кто тебе нравится. Да и со стороны это наверняка выглядело ужасно. Я целовалась с каждым из них, но ни с кем не встречалась. И если бы это помогло определиться, так ведь не помогло! А после обещанного Мартову поцелуя, который он получил, провожая меня домой, все еще сильнее усложнилось, потому что я вдруг вспомнила, как сильно влюбилась в него в начале нашего знакомства.

Расскажи я Ксюше, что происходит, она этого не поняла бы. Да я и сама себя не понимала. То не было выбором кто из них лучше, я и без того знала, что лучший – Тим. В нем все как надо. Человек, с которым, как это принято говорить, можно построить здоровые отношения: спокойный, понимающий и самодостаточный. Без странностей, перегибов или попыток захватить мое личное пространство. Я давно хотела с ним встречаться и намеревалась сделать его своей последней школьной любовью. Но иногда так бывает – в наши планы вдруг врывается нечто непредвиденное, то, о чем прежде ты и не помышлял, и все в один миг переворачивается с ног на голову.

Когда-то я мечтала об айфоне. Стоил он запредельно, и родители считали, что в моем возрасте подобный телефон – роскошь. И я начала копить. Около двух лет откладывала карманные деньги, магазинную сдачу и то, что иногда дарила бабушка. До желанной суммы мне оставалось набрать около пяти или шести тысяч, когда мы с Ксюшей, прогуливаясь по магазинам, увидели на манекене то самое красное платье. Бутик был брендовый, и вещи дорогие, так что стоило платье чуть меньше айфона, но я все равно не удержалась от примерки, а потом, промучившись всю ночь, пошла и купила его. Красное, непрактичное и вызывающее, но я его так сильно захотела, что никакой айфон уже не был нужен.

Так же получилось и с Ершовым. Я