Читаем без скачивания Движимые (ЛП) - Бромберг Кристи

Переполненная эмоциями, я поддаюсь слезам, страхам, надвигающейся пустоте. Перестаю сопротивляться ему, и он обнимает меня, притягивая к себе, его руки бегают вверх и вниз по моей спине, рукам и шее. Это чувство горько-сладкое, потому что я знаю — оно мимолетно. Знаю, что слова — в которых я так отчаянно нуждаюсь и хочу услышать — что между нами есть что-то… что мы особенные… особенные для него — никогда не будут произнесены.

Я сознательно запечатлеваю этот момент в своей памяти.

Его тепло.

Шершавость его мозолистых пальцев на моей обнаженной коже.

Сжатые челюсти у моего виска.

Тембр его шепота.

Его запах.

Закрываю глаза, чтобы впитать его, потому что знаю, я его напугала. Знаю, что прошу слишком многого, когда есть множество других, готовых согласиться на гораздо меньшее.

— Райли… — мое имя звучит шепотом сквозь всхлипы, но уже без слез.

Замолкаю, мое прерывистое дыхание — единственный звук в ночи. Отклоняюсь назад, его руки на плечах управляют мной, чтобы он смог заглянуть мне в лицо. Набираюсь храбрости перед тем, как посмотреть ему в глаза. Вижу в них страх, смятение и неуверенность, и я жду, когда он произнесет то, что вертится на кончике его языка. На его обычно стоическом лице разыгрывается внутренняя борьба, прежде чем он может ее обуздать. В груди болит, когда я пытаюсь вдохнуть и приготовиться, потому что то, что я вижу, заставляет меня паниковать. Заставляет покориться судьбе, потому что я знаю, что он готовится уйти.

Проститься.

Чтобы разорвать меня на части.

— Я заслуживаю большего, Колтон. — выдыхаю я, качая головой, одинокая слеза скользит по моей щеке. Его глаза следуют за ней, прежде чем взглянуть на меня, и на мгновение они смягчаются от заботы обо мне, он сглатывает, кивая головой в знак согласия. Я протягиваю руку и кладу ее ему на челюсть, его глаза осторожно следят за моими движениями. Чувствую, как под моей ладонью мышцы на его челюсти напрягаются. — Знаю, что существует какая-то причина, по которой у тебя есть свои правила и соглашения, но я больше не могу их соблюдать. Я больше не могу быть для тебя такой девушкой.

При последних словах опускаю голову, избегая его взгляда, потому что не могу видеть реакцию. Желать и не получить — это одно, а желать и быть отвергнутым — другое, и это будет терзать мое сердце больше, чем оно уже страдает. Глубоко вздыхаю, глаза сосредоточены на его импровизированном платочке в петлице, и мой разум удивляется, какими простыми казались вещи всего пару часов назад, когда он был недостаточно наряден, а я разодета.

Он напрягает пальцы на моих предплечьях, и я заставляю себя посмотреть на него — рада, что сделала это, потому что его взгляд захватывает дух. Мой великолепный плохой мальчик выглядит словно ребенок — в панике и парализованным. Я изо всех сил пытаюсь подыскать слова, потому что стоять там, видя всё это в его глазах… он выглядит точно так же, как один из моих сломленных мальчиков. Требуется какое-то время, но мне наконец-то удается обрести свой голос.

— Прости, Колтон. — я качаю головой. — Сегодня ты не сделал ничего плохого, но являясь тем мужчиной, каким ты есть… но видя сегодня вечером твоих бывших по-прежнему желающих большего… — я вздыхаю, — …я не хочу стать ими через три месяца. Сторонним наблюдателем. Я больше не могу стоять в стороне и слепо подчиняться критериям, которые ты диктуешь. Я хочу иметь право голоса. — Он качает головой из стороны в сторону, автоматически отвергая идею, и я даже не думаю, что он понимает, что он это делает. Его хватка на моих руках усиливается, но он ничего не произносить, чтобы опровергнуть мои слова.

— Я не прошу от тебя любви, Колтон. — Я говорю это еле слышным шепотом, но сознание кричит об обратном. Что я хочу, чтобы он любил меня так, как я люблю его. Его глаза расширяются от моего признания. Слышу резкий вдох. — Я даже не прошу у тебя о больших обязательствах. Я просто хочу иметь возможность изучить то, что между нами происходит, не беспокоясь о том, что смогу переступить за воображаемые границы, о которых даже не знаю. — Смотрю на него, желая, чтобы он услышал мои слова. Действительно услышал то, что я говорю, а не только то, что он хочет услышать. — Я прошу быть твоей любовницей, Колтон, а не твоей «долго и счастливо» или спланированной договоренностью. Всё, что мне нужно — это шанс… — Мой голос затихает, прося невозможного. — Чтобы ты сказал мне, что попытаешься…

— Ты никогда не была договор…

— Давай называть вещи своими именами. — Я выгибаю брови, пытаясь вызвать огонь, который пронесся по моим венам за мгновение до того, как он был заменен опустошением. — У тебя есть поразительный способ поставить меня на место в любое время, когда я переступаю одну из твоих границ.

Мы смотрим друг на друга, не произнося ни слова, и он первым отводит взгляд и разрывает нашу связь. Он снимает свой пиджак и накидывает его мне на плечи, как всегда непревзойденный джентльмен, даже посреди хаоса, но если обычно его пальцы задерживаются на моей коже, сейчас они мгновенно отступают.

— Я никогда не хотел причинить тебе боль, Райли. — Его голос ломается от тихой ранимости, которую я никогда раньше не слышала. Никогда от него не ожидала. Он опускает голову, слегка покачивая ей, и бормочет себе под нос «Черт». Дежа вю с той ночи в гостиничном номере ударяет по мне, выбивая весь воздух из легких. — Я больше не хочу причинять тебе боль.

Вот и всё.

Он покончит с этим прямо здесь и сейчас. Сделает то, чего бы я не смогла, хоть убейте. Прижимаю ладонь к груди, пытаясь избавиться от боли, которая обжигает меня. Он проводит руками по своим волосам, и я дрожу в ожидании, ожидая, что он продолжит, но надеясь, что он этого не сделает. Он поднимает голову и неохотно смотрит мне в глаза. Он совершенно уничтожен — загнан, опустошен — эмоции так очевидны в его глазах, что его взгляд трудно выдержать.

И в этот момент меня осеняет. Я осознаю, что критикую его за то, что он за меня не борется, но разве кто-нибудь, кроме его родителей, когда-то боролся за него? Не за его материальные блага и славу, а за маленького мальчика, которым он был и за мужчину, которым стал? За годы жестокого обращения и пренебрежения, которые, я уверена, он пережил. Кто-нибудь когда-нибудь говорил ему, что любит его не за что-то, а вопреки? И что все эти переживания, вместе взятые, на самом деле сделали его лучше. Достойным человеком. Что они принимают всего его, несмотря ни на что — каждую его сводящую с ума, сбивающую с толку, трогательную частичку.

Держу пари, никто за него не боролся.

И как бы мне не было больно и не хотелось бы в ответ наброситься на него, часть меня хочет оставить его с чем-то, что никто никогда ему не давал. То, с чем он будет вспоминать обо мне.

— Ради тебя Колтон… — может я и говорю спокойно, покоряясь нашей судьбе, но моя искренность звучит громко и ясно. — …я рискну. — Видно, как при моем признании его тело застывает. Губы слегка раскрываются, а напряжение покидает его челюсть, будто он шокирован тем, что я готова рискнуть ради него. Что я верю, что он стоит риска.

Он делает ко мне шаг и протягивает руку, чтобы взять меня за подбородок. Смотрит в мои глаза с небывалой напряженностью, его губы открываются несколько раз, чтобы сказать что-то, но закрываются, не издав ни звука. Делаю резкий вдох, откликаясь на его прикосновения, когда он проводит подушечкой большого пальца по моей нижней губе — шероховатость его мозолистых пальцев против мягкости моих губ. Ужасная печаль овладевает мной, когда я понимаю, что эта грубость и мягкость во многом похожи на нас.

— Ради тебя, Райли, — шепчет он, его голос ломается. Его обычно уверенные руки слегка дрожат у моих щек, и клянусь, я вижу, как в его глазах мерцает страх, прежде чем он смаргивает с них влагу. — Я попытаюсь.

Попытается? Мой разум переключает передачи так быстро, что я теряю ориентацию. Разговор переходит с невероятно минимальных оборотов к неожиданно максимальным.