Читаем без скачивания Гелиополь - Эрнст Юнгер

А что же убийца? Сразу после первого оцепенения от охватившего всех ужаса шофер, оставшийся невредимым, и охрана кинулись на него. Видно было, как щуплая фигурка исчезла под навалившейся на нее черной грудой тел, из которой вздымались кверху кулаки и приклады. В общей суматохе слышны были визгливые выкрики женщин:

— A mort, a mort![52]

В них вплетались грудные голоса:

— Al’muerte, al’muerte! — выкрикивала то же самое портовая чернь, всегда заполняющая зрелищные арены. Тщетно старался адъютант мессира Гранде, чтобы его услышали:

— Назад, ни один волос не должен упасть с его головы! Он подозвал патруль, чтобы оттеснить беснующихся. Потом подошел к той жалкой кучке тряпья, что лежала на земле.

— Вы убили его. О, как это досадно! Еще и парс — парню явно повезло.

И бросил сопровождавшим его лицам:

— В лабораторию доктора Мертенса. Тщательно обыскать и установить личность. Позднее выяснилось, что это был студент-медик из парсов, по имени Надаржа. Говорили, что над его сестрой было совершено насилие во время уличных беспорядков. Другие утверждали, что он из секты ассасинов[53] и состоял на службе у Дворца. А третьи придерживались мнения, что нити вели в само Центральное ведомство. На таких фигурах всегда замыкаются все проблемы политического момента.

Тем временем людские массы перекинулись на улицы Нового города. Разбились на группы, вылавливая подозрительных. Странным было, что самыми рьяными среди них были те, кто боялся мессира Гранде, — именно они и зверствовали. Слышны были выстрелы, раздававшиеся на Длинной улице и докатывавшиеся до самой гавани, откуда тащили арестованных. Вскоре тюрьма Центрального ведомства оказалась переполненной. Пришлось прибегнуть к заброшенному пустырю, который давным-давно использовался как стрельбище, площадка в сторону Дворца была разровнена и обнесена колючей проволокой. Туда толпами загоняли задержанных.

Тотчас же и не дожидаясь указаний от Центрального ведомства началось преследование парсов, далеко превзошедшее последние беспорядки в городе. Чернь гонялась в портовом квартале и нижней части Нового города за каждым прохожим. Даже те, кого нельзя было идентифицировать по одежде или кастовому признаку, не укрылись от разъяренного ока. Под сурдинку старались выместить свою злость на всех, кого недолюбливали. Крики «Парс!» или «Друг парсов — парсито!» оказывались зловещими в одинаковой степени.

Магазины закрылись, улицы фешенебельных кварталов и района вилл опустели. В пригородах и расположенной вдоль моря части города прошли демонстрации протеста. Шествие шло с флагами, обвитыми траурным флером, направляясь к Центральному ведомству, лестница, ведущая наверх, была задернута черными траурными полотнищами. На террасе водрузили катафалк; Ландфогт, который тем временем уже занял командные позиции, принимал марш дефилирующих траурных процессий. Потом массы отхлынули в сторону квартала парсов. При скандальных эксцессах бросалось в глаза, что молодые люди из хороших семей, даже элегантные дамы принимали участие в погромах и кое в чем похуже. Ландфогт предоставил им достаточно времени для бесчинств, перешедших в своего рода народный праздник. Спонтанные действия наподобие этих относились к малому катехизису его политики; они надували ему паруса ветром.

Только во второй половине дня он удостоил старейшин парсов аудиенции. И только после этого направил в разгромленный квартал полицию и ее вспомогательные отряды. И тогда преследование приняло официальный характер. Погромы продолжились под видом обыска, а насильственный угон людей стал мерой их защиты. Парсы были уже настолько сломлены, что даже послали Ландфогту письменную благодарность.

И во Дворце тоже довольно прохладно приняли ходоков парсов; сейчас без них хлопот был полон рот. На сей раз даже отказались от введения войск в те части квартала парсов, которые переходили в Верхний город; нажим демоса был слишком велик. Зато Проконсул взял под охрану районы вокруг Дворца, военные склады и хранилища, энергион и другие опорные пункты. Он приказал ввести в город танки и держал воздушное пространство свободным. Когда ближе к полудню Ландфогт призвал народное ополчение, над Дворцом подняли флаг, что означало введение осадного положения. Однако ощущалось, что народные массы настроены враждебно по отношению к Проконсулу. Войска же, напротив, были на его стороне. Общественные службы угрожали остановить работу, но все это не имело значения до тех пор, пока энергион был в надежных руках. Личный состав Военной школы и технические войска крепко охраняли его. В два часа Патрон приказал отключить подачу энергии на тридцать секунд. Можно было наблюдать, как летательные аппараты, словно воздушные змеи на веревочке, перешли на планирующий полет. Тонкое гудение, наполнявшее город, умолкло, потом раздался анахроничный грохот и шум вспомогательных механизмов. Газета «Друг народа» перечислила в специальном выпуске весь урон, причиненный этой интермедией, — столкновения, неудачные операции в больницах, крушения и тому подобное.

Оба правителя затаились, как звери, в своих логовах и прощупывали друг друга. Не было никакого сомнения, что один обладает превосходством в политическом и моральном плане, другой — в военном и техническом. В этой борьбе за власть парсы были словно кость, брошенная взбешенной толпе. Не нашлось никого, кто бы защитил их. Переговоры еще не закончились; между Центральным ведомством и Дворцом царил усиленный обмен посланниками. Посредники встречались также и у мавретанцев на Allee des Flamboyants.

Вскоре после десяти часов была объявлена повышенная боевая готовность, приемная была переполнена. Патрон раздавал приказы частично через устные поручения, частично по телефону. Проконсул же объявил о своем прибытии лишь пополудни. Он ждал вместе с Ортнером, когда распустится victoria devonica, выросшая на его крытых прудах, о чем разговор за его столом шел уже несколько недель. Разработанная Таубенхаймером теория генетической нуллисомии позволяла ускорять выведение новых видов растений.

Луций, следя за поступлением сообщений, находился в ожидании в своем кабинете. Возбуждение, которое охватывало в такие дни весь дворец, чувствовалось даже сквозь стены.

В двенадцать часов Тереза открыла к нему дверь и пригласила со словами:

— Патрон просит вас к себе. Луций пошел за ней. Он поприветствовал генерала, говорившего по телефону, тот кивнул ему в ответ. Как обычно, на почти пустом столе стоял свежий букет цветов из садов Пагоса. — Хорошо, Тресков, пришлите мне копию этой писанины по световому каналу. Она должна быть использована в учебных целях. Что делать с агентами? Расстрелять в течение получаса — я ввел военно-полевые суды не для игры в бридж.

Он положил трубку.

— Демонстранты забрасывают казармы листовками. Не следует недооценивать их; такие вещи имеют замедленное действие, и оно проявится при ответном ударе. Солдаты не становятся лучше, если их держать в резерве. Они прежде всего не должны скучать. Нам необходимо нанести серию ударов.

— Вы обещали не забыть при этом меня.

Генерал кивнул.

— Будьте готовы нанести визит Токсикологическому институту на Кастельмарино. Я предоставляю вам полную свободу действий. Мы пока еще немного обождем с сенсационным налетом, но произведем его непременно и устроим тогда подлинный фейерверк. Сиверс должен за это время подобрать вам соответствующую экипировку. Я это сейчас сразу и улажу.

Он взял фонофор. В аппарате послышался резкий отрывистый голос:

— Главный пиротехник Сиверс слушает, к исполнению приказа готов.

— Сиверс, на днях к вам в арсенал зайдет командор де Геер, чтобы подобрать подходящее снаряжение для команды. Покажите ему ваши милые игрушки. Нет, квитанции не надо, ничего письменного. Пусть действует по собственному усмотрению. Запишите в книге расходов как изъятие инвентаря «с целью проведения эксперимента».

Он поставил фонофор на предохранитель.

— Кстати, мое почтение, отдаю должное донесению — я как раз видел, как эта штуковина летела над городом.

Он показал при этом на экран напротив стола, где мелькали кадры открытия выставки трофеев в клубе Ориона.

— Они подстреливают такую дичь, у которой не разберешь, где зад, а где перед. Я лично предпочитаю солидную охоту на лисиц.

Он засмеялся. Потом, став серьезным, сказал:

— Я припас для вас малоприятное задание. Вы выразите Ландфогту соболезнование от имени Ккязя — мундир адъютанта, посла для особых поручений. Возможно, вы отделаетесь занесением в список соболезнующих. На случай, если вам предоставят личную аудиенцию, не давайте втянуть себя в разговоры, выходящие за пределы данного вам поручения. Управление кадрами заготовит для вас верительную грамоту. Пожалуйста, два экземпляра документа — один для меня лично, на самовозгорающейся бумаге. Еще вопросы? Прекрасно.