Читаем без скачивания Президент не уходит в отставку - Вильям Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где же еще искать президента, если не в его резиденции, — улыбнулась Алена.
— Ты меня… одела?
— Мне помогли русалки… Ты такой тяжелый!
— Спасибо, — тихо произнес он.
— Послушай, это из Ахматовой, — сказала Алена. — Я как раз читала ее томик, когда услышала выстрелы…
Сжала руки под темной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Внимательно посмотрела на него, хотела было пошевелить веслами, но снова опустила их.
— Нравятся?
— Не стой на ветру… — задумчиво повторил он.
— Я люблю Ахматову, — сказала Алена. — Послушай еще одно стихотворение…
Хочешь знать, как все это было?
Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
«Это все… Ах, нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!»
«Да».
— Хорошие стихи, — помолчав, сказал он. — Как ты все-таки меня разыскала? — повторил он свой вопрос. — Ночью?
— О чем ты спрашиваешь, Сорока? — рассмеялась она. — И потом разве это так важно? Случись подобное со мной, разве ты меня не нашел бы?
— Нашел бы, — негромко, будто эхо, откликнулся он. — Я тебя и на краю света отыскал бы…
Глава двадцать первая
Алена и Нина с утра затеяли генеральную уборку в доме, а Гарик и Сережа без дела слонялись по берегу. Все, что им поручили, они выполнили: натаскали полную бочку воды, выколотили полосатые домотканые половики, сложили в аккуратную поленницу распиленные и наколотые дрова, даже до блеска надраили песком алюминиевые кастрюли и тарелки. Сережа вспомнил, как однажды Дед помогал им тут убираться: вцепился зубами в Аленкин рюкзак с историческими романами и, пятясь задом, отволок на свалку…
Вспомнив про Деда, Сережа взгрустнул: как там ему живется? Скорее всего на даче. Воюет с кошками. Вместе с отважным фокстерьером Грозным гоняются за ними по лесу. Сережа полагал, что Дед поедет с ними сюда, но отец оставил его дома.
Гарик подбирал на берегу камешки и бросал в озеро. У него ловко получалось. Плоский камешек долго прыгал по воде. Сережа, сколько ни старался, так и не научился бросать. Его камень от силы раза два подпрыгнет — и тут же зароется в воду. А у Гарика скачет как блоха!
— Знаешь, почему они стараются? — спросил Гарик.
— Алена каждую субботу полы моет, — ответил Сережа.
— К приходу Сороки, — сказал Гарик.
— Неизвестно, когда его еще выпишут.
— Почему, Сергей, он мне ничего не сказал? — с затаенной обидой спросил Гарик.
— Ты с Ниной на танцы ушел, — напомнил Сережа. — И потом…
— Что потом?.. — сердито глянул на него Гарик.
— Некогда тебе… — туманно ответил Сережа.
— Он мне не верит, да? — Гарик заглядывал ему в глаза. — Друг называется! Какие танцы? Сказал бы, я… Да мы бы их вдвоем в милицию доставили!
— И тебя бы ранили, — ввернул Сережа.
— Один против троих… Тоже мне рыцарь Львиное Сердце!
— Я хотел бы быть таким, как Сорока, — со вздохом произнес Сережа.
— Тоже мне геройство — подставлять себя под пулю, — возразил Гарик. — Умные люди говорят, что излишняя смелость — это такой же порок, как и излишняя робость,
— Он такой уж человек, — сказал Сережа.
— Это какой же? — ревниво спросил Гарик.
— Неравнодушный… Не может поступить по-другому.
— А я равнодушный?
— Ты… другой, — ответил Сережа.
— Если бы он только намекнул мне, я бы все бросил и пошел с ним! — загорячился Гарик. — Ты веришь, что я пошел бы, а?
— Конечно, пошел бы, — сказал Сережа. — И я бы с Сорокой пошел!
Сережа знает, почему еще Гарика это так задело: когда он на другой день начал осуждать отправленного в больницу Сороку за безрассудство и неоправданный риск, Алена резко осадила его, ядовито заметив, что он, Гарик, конечно, не стал бы связываться с вооруженными браконьерами. Куда безопаснее «сражаться» со своими противниками на танцплощадке…
Гарик даже в лице изменился, услышав такое, но спорить с Аленой не стал. И вот теперь ему, Сереже, пытается доказать, что Сорока был не прав. Но Сережа так не считает: Тимофей отчаянный парень и никого не боится. Он бы тоже мог с Аленой на танцы пойти, а вот пошел воевать с опасными браконьерами.
— Врач сказал, что ему чуть-чуть не перебило дробиной сонную артерию, — продолжал Гарик. — А сколько крови потерял! Ему ведь около литра перелили… Разве делаются такие дела в одиночку? Ребята мешки с рыбой у них под носом похитили и увезли на грузовике — так вот они предлагали Сороке свою помощь, а он отказался. Сам, мол, с усам… Есть же, в конце концов, инспекция рыбоохраны, милиция… Весь отпуск нам испортил!
— И тебе? — удивился Сережа. Он не смотрел на Гарика, старательно дул на коричневый камышовый початок. Даже глаза прижмурил.
— Он ведь мне друг, — помолчав, хмуро уронил Гарик. — И я за него, черта, переживаю.
Когда Сороку прямо от деревенского фельдшера Вася Остроумов увез на своей трехтонке в районную больницу, Нина стала меньше бывать с Гариком, она ни на шаг не отходила от Алены: вместе купались, загорали, ловили рыбу. И почти все время говорили о Сороке. Три раза на неделе ездили на «Запорожце» в город, где лежал Сорока. Он даже сказал, что ему неудобно перед другими больными и потом не надо ему столько еды привозить, здесь, в больнице, прилично кормят.
Неделю держат его в больнице. Пять дробин выковыряли из плеча. Он вытащил руку из перевязи и стал свободно двигать ею. Больница надоела ему пуще горькой редьки, но лечащий врач не торопился выписывать.
…Гарик перестал швырять в озеро камешки и уселся прямо на песок. Черные брови его сошлись вместе, лоб нахмурен, а глаза смотрят на Сережу и не видят его. О чем-то думает Гарик… И надумал!
— Будь другом, пойди, скажи Нине, что я утонул… — с самым серьезным видом попросил он.
— Она же знает, что ты плаваешь как бог, — улыбнулся Сережа.
— Ну тогда скажи… — Гарик постучал себя кулаком по лбу, стараясь придумать что-нибудь получше. — Скажи, что на меня Михайло Иванович Топтыгин напал…
— Медведей тут нет, — заметил Сережа. — И потом они первыми не нападают на людей. Сорока говорил…
— Скажи, что я на медведя напал… — усмехнулся Гарик.
— Я скажу, да она не поверит.
— Понимаешь, дружище, мне надо с ней серьезно поговорить, а ее никак из дома не выманить, — вздохнул Гарик. — Затеяли эту дурацкую уборку!
— Ну, в доме тоже нужно иногда убирать, — степенно сказал Сережа.
— Именно сейчас!
— Суббота — такой уж день…
Гарик резко повернулся и посмотрел на него:
— Ты что надо мной издеваешься?
— С какой стати? — пожал плечами Сережа.
— У меня такое ощущение, что все ополчились против меня, — примирительно заметил он.
Сережа промолчал. Гарик отвернулся и стал смотреть на остров. Даже глаза прищурил. Но Сережа знал, что он ничего не видит, потому что смотрит не на остров, а в самого себя. Когда люди пытаются заглянуть себе в душу, у них всегда такие глаза, отсутствующие…
Сережа понимал Гарика. У него у самого тоже не все благополучно с Лючией Борзых. За неделю до отъезда из Ленинграда они вместе отправились в театр. Лючия на этот раз сама достала билеты и пригласила его. Сереже больше нравилось кино, но он, конечно, и не подумал отказаться. С радостью пошел. В Пушкинском театре шли «Мертвые души» Гоголя. Спектакль назывался почему-то по-другому. Сережа забыл уже как. В главной роли был Игорь Горбачев (он всегда Сереже нравился), роль Собакевича исполнял Юрий Толубеев. Спектакль шел почти три с половиной часа, и под конец Сережа утомился. В антрактах они бродили по фойе вместе со всеми, затем заглянули в буфет и выпили по бутылке ситро. Сережа было потянулся к вазе за плиткой шоколада, но спохватился, что денег-то в кармане всего один рубль.
Лючия, кажется, заметила это его движение, но ничего не сказала, хотя в глазах ее промелькнуло что-то похожее ни скрытую насмешку.
Лючия была в длинном платье, она казалась совсем взрослой, и парни обращали на нее внимание, что раздражало Сережу. А когда Лючия, оставив его у колонны, подошла к какой-то громкоголосой компании, он совсем расстроился. Мелькнула даже мысль вообще уйти из театра. Пусть милуется со своими знакомыми. На лице улыбка, словами так и сыплет… Лючия почему-то его не представила им. Наверное, постеснялась сказать, что пришла со школьником в театр. Пока болтала в фойе, на него ни разу не взглянула, будто его и не было тут.