Читаем без скачивания ...Встретимся в октябре... (СИ) - Моран Маша

Отодвинув стекло я снял обе книги с полки. Почему-то большая была жутко холодной, как будто я вытащил ее из холодильника. А вторая обжигала ладони до боли, словно я только что достал ее из огня. Даже сквозь перчатки я ощущал ее жар.

Сунув книги в рюкзак, я повернулся к противоположной стене. Фотографии и личные вещи жертв Шипиловых. Тех, на кого они охотились. Все было разложено по датам и алфавиту. Методично и расчетливо. Наверняка они любили пересматривать свои трофеи.

Михалыч просил найти хоть что-то, что можно будет «прицепить» Шипиловым.

Я нашел небольшую коробку с датами тридцатилетней давности и быстро перебрал фотографии, находя то, что нужно. Его первую жертву. Жену простого милиционера. С черно-белого выцветшего снимка на меня, улыбаясь, смотрела женщина лет двадцать пяти. На следующей фотографии ее изуродованное тело было слегка присыпано землей.

Именно с поисков жены и началось восхождение того, кто сейчас стал моим союзником. Человека, по власти практически равного Шипилову.

Я все думал, где депутат мог перейти дорогу одному из самых богатых людей страны, занимающихся охранными технологиями. Потребовалось какое-то время, чтобы раскопать причины его ненависти. Это нужно было, чтобы подстраховать самого себя.

Теперь я получил доказательства. Неудивительно, что их почти невозможно было обнаружить в сети или как-то отследить. Скорее всего, негативы давно уничтожены, и эти снимки последнее – что сохранилось. Последнее, что может доказать вину уважаемого всеми депутата.

Конечно, его исчезновение поднимет шумиху. Шумиху в определенных кругах. Начнется расследование. На меня выйти практически невозможно, но я всегда предпочитал иметь запасные пути отступления.

Эти снимки были именно такими путями. Если они будут обнародованы, полетят многие головы. Скрыть преступление такого масштаба будет сложно. Особенно, если будут люди, которые не захотят, чтобы его скрывали.

Я спрятал в рюкзак книги и две коробки. Эту и самую «свежую». С фотографиями последних «охот». Я сделаю так, что никакой «срок давности» не поможет.

Покинуть дом Шипиловых не составило труда. Так же, как и устроить взрыв газа. Я уже был далеко, когда на ярко полыхающее пламя спешили пожарные машины.

В наушнике зашипело, и я нажал на прием вызова.

Уставший голос тихо проговорил:

— Красиво горит…

Я отвернулся от желто-оранжевого зарева и быстро зашагал к месту, которое давно присмотрел.

— Вы уладили нашу проблему?

— Да. Выслал тебе фото.

Я кивнул самому себе. Мне нужны доказательства.

Сняв рюкзак, я быстро вытащил из рюкзака коробку и бросил ее в урну рядом с цветочным магазином.

— Я пришлю вам координаты. В баке будет лежать то, что вы искали.

— Что..?

Я отключился и, достав специальный телефон, быстро напечатал несколько цифр и только после этого открыл входящее сообщение с одной-единственной фотографией. Буквально отодранная от тела голова Шипилова-старшего.

Только сейчас я осознал, как мне повезло. Настя со мной. Под защитой нашего дома. Мне всего лишь нужно понять, как вернуть ее обратно, вытащив из тела кошки. У нас впереди вся жизнь.

А у моего союзника она закончилась давно. Тридцать лет назад.

Когда я уничтожал все, что могло связать меня с операцией, на телефон, которому оставалось жить меньше минуты снова пришло сообщение.

«Спасибо».

Он нашел. Ту злополучную коробку. Не знаю, правильно ли поступил, отдав ему ее. Но мне бы было легче, знай я, что случилось. Пусть с того момента и прошло три десятилетия. Ничего уже не вернуть. Никогда. Знать правду и не надеяться – не так больно.

Но я бы выбрал боль.

Я бросил спичку на облитые кислотой и ацетоном вещи. Почему-то они горели ярче дома Шипиловых. Намного ярче. Где-то в глубине души я понимал, что получить Настю, отвоевать ее у неведомых сил, даже сейчас, имея книги, не получится. Осознание этого медленно убивало.

Сейчас возвращаться нельзя. Мне придется переждать еще двое суток, медленно сходя с ума от предчувствия, что пройдена только половина пути.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но ради нее я готов шагать вечность.

Глава 30. Дима

Возвращаясь домой я надеялся, что меня будут ждать свет в окнах и теплые Настины объятия. Ее голос и частое дыхание.

Я представлял, как она поцелует меня, сначала робко, а потом смелее, распаляя до того состояния, пока мы не набросимся друг на друга, как оголодавшие звери.

Хотя я и так уже был в этом состоянии. Мной владели злость и отчаяние. Я не удержался. Заглянул в книги. Обе оказались на латыни, которую не мог перевести ни один переводчик.

Я снова был в тупике. Снова не знал, куда двигаться и что делать, чтобы помочь Насте.

Когда я вошел в квартиру, меня встретили темнота и звенящая таинственная тишина, в которой скрывалось что-то волшебное. На секунду показалось, что сейчас выйдет Настя. Я видел ее сообщения. Но когда появилась возможность ответить, я не стал этого делать. Времени с ее последнего сообщения прошло много, и я решил сделать ей сюрприз.

Еще какое-то время я надеялся, но Настя ко мне не вышла. И Злыдень не выбежал. Темноту рассеивал мягкий желтый свет из дальней комнаты.

Бросив вещи прямо на пол, я закричал на всю квартиру:

— На-а-астя!

Она не появилась, и в душу закрался страх. Я прошел в комнату, где пол был уложен нитями гирлянд.

Сначала я не понял, что изменилось… Все вроде бы было, как обычно. И в то же время… Я огляделся.

Белые неприветливые стены были исписаны черными аккуратными строчками.

Я коснулся круглых букв, больше похожих на идеально выверенный шрифт. Я знал этот почерк.

«Прости, что всегда была трусихой».

«На самом деле я не хотела отдавать тебя никому».

«Ты понравился мне сразу».

«Я люблю все, что связано с тобой».

«Люблю смотреть с тобой передачи про рыбалку».

«Люблю слушать, как ты поешь в душе».

«Люблю твой задумчивый взгляд, когда ты просыпаешься, и долго смотришь в потолок».

«Люблю, когда среди ночи, мучаясь от бессонницы, ты встаешь и идешь на кухню… Сидишь в темноте и смотришь в одну точку».

«Люблю, когда ни свет, ни заря, ты встаешь, берешь меня на руки, прячешь в одежду, и идешь бегать».

«Мне нравится смотреть, как туман оседает прозрачными каплями на твоем лице и волосах, и кажется, что ты весь обсыпан бриллиантовыми искрами».

«А еще я ненавижу всех женщин, на которых ты смотришь».

«Даже если это просто соседка или прохожая».

«Я ревную тебя к каждой из них».

«Я хочу, чтобы ты был только моим… Принадлежал только мне. И думал лишь обо мне».

«Хочу лежать с тобой пасмурным утром под одним одеялом… Прижиматься к тебе и кутаться в твою одежду».

«Хочу строить планы и мечтать».

«Хочу фантазировать».

«Хочу вместе придумывать, как мы украсим твой дом к Новому году и выпытывать у тебя, какой подарок ты мечтаешь получить».

«Хочу вместе гулять по городу, держась за руки, как школьники, и целоваться каждую минуту, пока губы не обветрятся и не потрескаются».

«Хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной… и моим единственным».

«Хочу, чтобы ты сам этого хотел».

«Хочу сказать, что люблю тебя. Но не знаю, когда смогу это сделать… Поэтому я напишу это сейчас… Вдруг, это мой единственный шанс признаться тебя».

«Я люблю тебя, Дима».

«И буду любить всегда».

«Буду любить октябрь за то, что помог нам встретиться».

«Буду любить, каким удивленным и потерянным ты выглядел, когда тот мужчина сунул меня тебе в руки».

«Буду любить твой красивый низкий голос, когда ты предложил меня куда-нибудь сдать».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«Буду любить твое дыхание, когда мы впервые проснулись вместе».

«Я буду любить наши сны и цветы, которые ты мне в них даришь».

«Я буду любить тебя, независимо от того кошка я или человек».

«Я знаю, что сейчас тебе больно… Чувствую твою ярость и твой гнев. Знай, что бы ты ни испытывал, я всегда буду любить тебя. Что бы ты ни сделал, как бы ни поступил, я буду рядом… Разделю с тобой боль, заботы, все твои мысли… И даже смерть не разлучит нас, потому что я пришила тебя к себе самой прочной ниткой и самой острой иголкой».