Читаем без скачивания В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года - Анатолий Степанов

― Ах, Гена, Гена! А еще воровать хочешь! ― посочувствовал заключенному Казарян. Затем он осторожно вставил отмычку в замочную скважину. Ласково и вкрадчиво повращал ее туда-сюда. Есть, соединилось. Щелкнуло раз, щелкнуло два, и ― вуаля! ― Здравствуй, Бим!

― Здравствуй, Бом! ― уныло ответил начитанный Геннадий Иванюк. Казарян вошел в переднюю и поправил Гену:

― Здравствуйте, Бом. Со старшими надо на "вы".

― Тогда не получается как положено.

― А у тебя вообще ни хрена не получается, Гена. За что тебя под арест? ― Казарян, не спросясь, отправился в столовую, сел на зачехленный стул. ― Не стесняйся, мы люди свои.

Геннадий не садился, стоя в дверях, обмозговывал, что говорить, а что утаивать. И сказал:

― Отец застукал, когда мы с Виталькой разговаривали.

― Уже интересно, ― констатировал Роман. ― Виталька, насколько я понимаю, ― это Стручок. Да ты садись, садись, Гена. Когда состоялось это злосчастное для тебя свидание?

Гена сел, как в гостях, на краешек стула. И ответил:

― Позавчера утром. Я думал, отец еще спит, и к Витальке на улицу вышел. А отец из окна увидел.

― Зачем приходил к тебе Стручок?

― Не знаю.

― Как это не знаешь? Раз приходил, значит, что-нибудь ему нужно было.

― Да ничего ему не было нужно. Просто так приходил.

― А что говорил?

― Говорил, что худо ему, что податься некуда. Что в переплет попал ни туда и ни сюда. Завидовал, что я в стороне. ― Упреждая казаряновский вопрос, Геннадий добавил: ― Имен никаких не называл. Я спрашивал, а он только рукой махал. Жалко его.

― Ты к нему хорошо относишься, Гена?

Совсем не боялся сейчас Казаряна Иванюк-младший. И не скрывал от него ничего:

― Он мой друг, Роман Суренович. Лучший друг. И человек он очень хороший. Простой, добрый, последнее готов для других отдать.

― Слушай меня внимательно, Гена. Если он придет к тебе еще раз, уговори его прийти к нам. Что угодно сделай, но уговори. Не нам, милиции, ― ему поможешь. В смертельную заваруху он влез. Он друг тебе, так спасай друга!

― Я постараюсь, Роман Суренович, я постараюсь. Если придет ― конечно.

Роман поднялся, хлопнул Геннадия по плечу. Встал и тот.

― Тебя опять закрыть на замок?

― Закройте, если можете. А то отец узнает, что вы были, еще больше шуму поднимет.

― Ну, пошли.

В дверях, перед тем, как они должны были закрыться, Геннадий сказал:

― Я так понял, Роман Суренович, что он по Рижской линии, за городом кого-то ищет. Сказал, что сильно железнодорожной милиции глаза намозолил, боится теперь с Рижского вокзала ездить. Это вам пригодится?

― Пригодится. Спасибо, Гена, ― поблагодарил Казарян, закрыл дверь и запер ее на замок.

Навестил Васина, благо это по пути. Но Васина дома не оказалось, а жена его Нина с гордостью сказала, что муж ее уже работает и ни с какой шпаной не общается. Закончив с ней беседу, Казарян заторопился: наступала вторая половина дня.

У Смирнова ― сбор всех частей. Неизвестно как, но расселись в его кабинете. Казарян, Ларионов, Андрей Дмитриевич, Лидия Сергеевна, трое молодых оперативников, Семеныч без Верного. Смирнов оглядел народ и решил начать с Семеныча:

― Что-нибудь дополнительно нашел, Семеныч?

Семеныч встал как положено, откашлялся, прикрываясь ладошкой, доложил:

― С пяти тридцати, как до конца рассвело, мы с Верным обследовали все закоулки фундамента и вокруг него. Нами были обнаружены две пули, которые не были замечены оперативными работниками. Пули я передал в НТО.

― Молодец, ― похвалил Смирнов. ― Останешься послушать или к себе пойдешь?

― К Верному пойду, кормить его пора, ― сказал нелюбопытный Семеныч. Он свое главное дело сделал: умыл оперативников и отстоял честь собаки.

― Тогда иди, ― разрешил Смирнов. Семеныч быстренько исчез. ― Теперь Андрей Дмитриевич.

Андрей Дмитриевич, не вставая, развел руками:

― Говорить, собственно, нечего. Первая же пуля, попавшая в шею Цыгана, была смертельной. Выстрел произведен с расстояния пяти-шести метров, так как на коже не обнаружено порохового ожога. Второй выстрел, в сердце, был произведен в упор, уже в лежащего. Добивали для верности. Вот и все. О времени инцидента и смерти вы осведомлены достаточно точно и без помощи медицины.

― Спасибо, Андрей Дмитриевич. ― Смирнов ласково посмотрел на Лидию Сергеевну: ― Лидия Сергеевна, ваше слово.

― Егоров, который был с вами на месте преступления, всю ночь и до часу дня работал с вещественными доказательствами и следами. Вот его материалы. ― Болошева протянула Смирнову бумаги.

― А сам он где? ― недовольно спросил тот.

― А сам он спит, ― ответила Болошева. ― Наше начальство, в отличие от вашего, считает, что человек не должен работать по двадцать четыре часа в сутки, и поэтому погнало его домой, полагая, что его записка в достаточной для оперативной работы степени освещает суть дела. Той же точки зрения придерживаюсь и я. Еще вопросы будут, Александр Иванович?

― Сегодня нас все умывают, Саня, ― поделился своими наблюдениями с руководителем Казарян, ― Семеныч умыл, Лидия Сергеевна опять же...

― Мне продолжать? ― игнорируя казаряновскую реплику, спросила Болошева. Смирнов кивнул. Она кивком же поблагодарила его и продолжила: Я занимаюсь баллистической экспертизой. Нам были представлены сначала четыре пули, а потом еще две...

― Значит, две не нашли, ― перебил ее Смирнов и тут же извинился: Пардон!

Смешливый Казарян, сдерживаясь, не рассмеялся ― хрюкнул. Лидия Сергеевна опять на него не отреагировала:

― Начну с пуль, которые были выпущены в Петровского. Выстрелы произведены из револьвера английского производства "виблей", часто именуемого "бульдогом". Револьвер в нашей картотеке не фигурирует. Оставшиеся четыре пули сильно деформированы, так как попадали в металл и камень. За исключением одной. Сравнительный анализ позволяет с достаточной точностью сказать, что все четыре пули выпущены пистолетом австрийского производства "штейер". Этот пистолет также в нашей картотеке не значится.

― Ничего себе! Еще два неизвестных ствола! ― констатировал Ларионов, а Смирнов спросил:

― Лидия Сергеевна, "штейер" ― это машинка, которую, помимо магазина-обоймы, через ствол заряжать можно?

― Вы не ошибаетесь, Александр Иванович.

― И последнее, Лидия Сергеевна. Две пули от "бульдога" обнаружены в теле убитого?

― Нет. Первая пуля, которой Цыган был смертельно ранен в шею, не найдена. Ожидая Цыгана, убийца залег, и выстрел произведен снизу. Пуля, легко пробив мягкие ткани, ушла в неизвестность.

― А не могло быть такое ― первый выстрел, выстрел из "штейера", был произведен в шею, а добивал убийца Цыгана из револьвера?

― Один шанс из ста: это в том случае, если убийца не совсем нормален. Мыслимое ли дело ― наклоняться, не будучи полностью уверенным, что не получишь в ответ пулю от легкораненого?

― Логично. Дети, скажите тете Лиде "спасибо", ― скомандовал Смирнов. Опергруппа, как один, поднялась и по слогам, будто школьники в классе, отчеканила:

― Спа-си-бо!

Не смутил ироничный рык Лидию Сергеевну. Она насмешливо глянула на Смирнова и сказала:

― Не за что. Тем более за "тетю Лиду".

И вышла, чтобы не дать возможности Смирнову подобрать достойный ответ.

― Сегодня один-ноль в ее пользу, ― зафиксировал счет Казарян.

― Я ушел, Саня, ― сообщил Андрей Дмитриевич и удалился. Трое молодых преданно смотрели на Смирнова. Тот осведомился у них:

― Ребята, вам задания дали?

― Мы их с Романом задействовали, ― сообщил Ларионов, и ребята согласно покивали.

― Тогда вперед, орлы! Вас ждут великие дела! ― Ребята быстренько выкатились. Смирнов полистал записку эксперта и предложил:

― В Перекидку?

Начал умевший читать абзацами Казарян, за ним листы принимал Смирнов, и уже последним изучал материалы Ларионов. Казарян отстрелялся за несколько минут. Смирнов с Ларионовым еще водили носами по строчкам, а он топтался у окна, разглядывал "Эрмитаж" свой ненаглядный, надо полагать, думал. Смирнов дочитал, дождался Ларионова, спросил:

― Ты уже помозговал, Рома. Что скажешь?

― Существенны для нас только записка и письмо. Начну с записки, поскольку она коротка и в принципе ясна. "Он будет в час ночи у "Всех святых". Простенько и со вкусом. Кто-то сообщил Цыгану, что еще кто-то будет ждать его в час ночи у "Всехсвятской", насколько я понимаю, церкви. То есть совсем рядом от того места, где через полчаса, если допустить, что свидание и убийство произошли в один и тот же день, Цыган получит две пули. Теперь два вопроса. Первый: кто автор записки? Второй: кто должен был явиться к часу ночи?

По первому у меня твердое убеждение, что автором записки является Виталий Горохов, Стручок. Фото записки и письма нашим НТО сделаны выше всех похвал. Я ж видел их залитыми кровью ― ни черта не разберешь. А по фоткам ― ну, просто чистовик! Так вот: не надо быть графологом, чтобы с ходу понять ― записка написана полудетским почерком человека, еще недавно водившего пером номер восемьдесят шесть по линованной бумаге.