Читаем без скачивания Осенний лист или зачем бомжу деньги? - Владимир Царицын

(в двух шагах от ее дома) и который народ за его цилиндрическую форму окрестил 'Бочкой'. Повод для веселья был самый, что ни есть, уважительный - у одной из Янкиных подруг, озабоченной своим состоянием тест на беременность оказался отрицательным. Котика не было в городе, он по делам улетел в Москву, так что расслабиться и оттянуться, можно было по полной программе. Янкиных подруг сняли какие-то командированные, и они довольные и хохочущие ушли с ними в гостиницу продолжать расслабляться. Янка тоже могла присоединиться к подругам (парней было трое и выглядели они вполне прилично), но она, как и положено порядочной содержанке отправилась домой.

На парковке напротив подъезда стоял джип, на который она, проходя мимо, и внимания не обратила, а у двери мерцали огоньки сигарет.

Лампочка над дверью как всегда не горела.

Кто-то к кому-то пришел в гости, а кода не знает, подумала она, вот и ждет когда придет припозднившийся жилец и откроет дверь.

Ночные визитеры схватили ее под руки, едва Янка вступила на первую ступеньку и, пригрозив 'зарэзат', если она будет 'орат', затолкали в машину. Мысль об изнасиловании промелькнула у Янки в голове, но когда джип тронулся и помчался по ночным улицам, эта мысль ушла.

Если бы хотели изнасиловать, не стали бы никуда ехать, оттрахали бы прямо здесь, у подъезда. В машине. Такое в последнее время случалось часто. Кстати, ту самую подругу с отрицательным тестом, чью удачу они отмечали сегодня, на позапрошлой неделе оприходовали у двери отчего дома. И другую подругу месяца три назад. Тоже у подъезда. И тоже черные были. Развелось их, черножопых, в городе! Скоро больше, чем русских будет! И на рынке они, и…и везде. Предупреждал же ее

Котик, чтобы она поздно не шлялась!

Не трогают, везут куда-то. Янке стало неспокойно на душе.

Изнасилования она не боялась, не девочка. Если тебя насилуют, расслабься и постарайся получить удовольствие - эту истину она постигла давно, еще школьницей. К тому же подруги рассказывали, что подобное изнасилование они не прочь пережить еще раз. Но все-таки, куда же и зачем ее везут? Может быть, убить хотят?

- Будэшь себя харашо вести, савсэм живая будэшь, - сообщил ей один из похитителей, чеченец с густой черной бородой, закрывающей почти все лицо. Он будто бы прочитал ее мысли.

- Куда вы меня везете? - спросила Янка с опаской в голосе.

- Одын человэк хочет тыбя видеть.

Сначала она ничего страшного не предполагала, даже вздохнула с облегчением. Пусть везут. Ну, привезут они ее к таинственному ночному клиенту, к какому-нибудь цветочному торгашу. Она ему о своем покровителе расскажет, пригрозит, он, заказчик этот озабоченный обосрется от страха и отпустит ее в ту же минуту на все четыре стороны. Кому захочется поперек дороги самому главному городскому милиционеру становиться? Себе дороже. Отпустит, да еще прощения попросит, и денег даст. Чтобы молчала. О том, кто ее покровитель она этим черножопым в крузаке рассказывать не стала. А когда джип подъехал к воротам с голыми грудастыми скульптурами, она врубилась, что привезли ее к какому-то цветочному или фруктовому королю, а к самому Пархому. И вот тут-то она испугалась по-настоящему. Пархом

Котика не боится, он не станет считаться с тем, что она любовница начальника ГУВД. А слухи о Пархоме ходили страшные. Говорили, что он не просто трахает, а буквально истязает. А потом убивает.

Собственноручно расчленяет, а его черносотенцы развозят куски по городским помойкам или отдают их бездомным собакам. Правда, это было похоже на брехню, на байки-страшилки вроде черной руки из тумбочки, темной комнаты и кровавого топора. Кто о том может знать точно? Та, кого Пархом убил?

Оставалась еще надежда, что абреки просто ошиблись, обознались, не ту привезли Пархому для сексуальных утех.

Янку завели в дом и по лестнице вниз, в подвал. Помещение, куда ее втолкнули, было похоже на тюремную камеру, и даже узкое зарешеченное окошко под потолком имелось, правда, нарисованное. В углу была установлена заржавленная параша, рядом такой же ржавый умывальник.

Тихо журчала вода в ощетинившихся лохмотьями краски трубах и капала из позеленевшего, покрытого белым налетом крана. Вдоль одной стены стояла узкая железная шконка, застеленная синим казенным шерстяным одеялом. А в торце импровизированной камеры темнело какое-то странное сооружение с цепями и колодками. У Янки похолодело внутри.

Может быть, рассказы о Пархомовых зверствах не байки, может, все правда?

Конвоиры подвели Янку к этому пыточному креслу и, упредив ее сопротивление, ударом под дых, от которого Янка сложилась пополам, быстро со знанием дела зажали ее голову, руки и ноги в колодки. Один из конвоиров подошел сзади и, задрав ей юбку на спину, сорвал стринги.

- А вот это ты зря сделал, Махмуд, - услышала Янка глухой хрипловатый голос. - Это я сам люблю…Ну, все, идите пока…

Свободны, я сказал!

Пархом, это был, конечно, он (Янка однажды видела его вживую выходящим из банка 'Парус' и неоднократно - Пархомовское фото в местных газетах), подошел и, склонив голову набок, сказал:

- Привет малышка. Ты меня знаешь?

Янка с ужасом смотрела на Пархома не в силах выдавить из себя ни слова. Как кролик на удава.

- Не знаешь… Значится, знакомится будем.

Он зашел сзади и какое-то время стоял молча.

- А попка у тебя красивая, - изрек он. - Следишь за ней, небось?

Холишь и лелеешь?

- Отпустите меня, - прошептала Янка. - Пожалуйста…

- Чегой-то? Просишь меня скорее начинать? Это правильно. Быстрей начнем - быстрей закончим. Какала седни?

- Отпустите ме…, - закончить фразу ей не удалось.

Пархом вошел сзади - жестко и грубо.

- А-а-а! - заголосила Янка.

- Нравится? - хрипло спросил Пархом.

Заниматься анальным сексом Янке было не впервой, но то, что с ней делал Пархом, ничего общего с сексом не имело, его действия даже изнасилованием нельзя было назвать, это было похоже на пытку. Такой боли и унижения она не испытывала никогда в своей грешной, порою беспутной, крайне беспутной жизни. Она кричала, а Пархом, тяжело дыша, приговаривал:

- Ори. Ори громче. Я люблю, когда орут.

Закончил он быстро, видать не был Пархом половым гигантом. Но Янке показалось, что ее мучения длились целую вечность и никак не могли закончиться. Утробно зарычав, Пархом звонко и больно шлепнул ее по ягодице. Потом он застегнул ширинку, подошел к шконке и увалился на нее, уставившись в потолок. Янка тихо поскуливала от боли и страха за свою жизнь, а Пархом лежал и молчал, приводя дыхание в норму.

Через минуту он повернулся к ней.

- Ну, как, стерва, понравилось? Еще хочешь?

- За что?

- Стало быть, хочешь еще. Извиняй, у меня принципы. Трахаю только один раз. Один объект - один подход. А если ты такая ненасытная, я сейчас помощника позову. Не справится и он, следующий придет. У меня их много есть. Про черную сотню слыхала?

Пархом вытащил из кармана мобильник.

- Але! Шамиль? Пришли ко мне в секс-камеру Махмуда. Какого, какого? Ну…, того, у которого… Ага, его. Давай быстро, девочка попалась ненасытная. Все давай, да давай… Ну, давай, шнель!

- Отпустите меня. Я никому…никогда. Я не скажу… Отпустите…

Пархом не слушал Янку. Закурив, ждал прихода своего абрека.

Дверь скрипнула, и на пороге появился бородатый чеченец, может быть, тот, что ее похитил и привез сюда, а может, другой. Все они на одно лицо - черные и хмурые. Горбоносые. Страшные.

- Махмуд, - сказал Пархом. - Покажи 'дэвушке' что у тебя в штанах.

Покажи, не стесняйся.

Махмуд осклабился. Подошел к Янке и, прошуршав молнией извлек из штанов нечто, похожее на палку сервелата. Янка зажмурилась от страха, взвыла и прикусила губу.

- Спрячь пока. Девушке плохо, не видишь? Напугал, ишак членистоногий!

- Гы-гы-гы, - засмеялся чеченец, засовывая свой инструмент обратно в штаны.

- Иди пока, покури. Или ширнись. Только не переборщи с дозой, вдруг понадобишься. Если что, позову.

Чеченец вышел, еще раз плотоядно посмотрев на скованную по рукам и ногам Янку. Когда дверь за ним закрылась, Пархом встал с шконки и, пройдясь по камере, развел руками, как бы демонстрируя свое подземное жилище:

- Ну, как? Нравится тебе у меня? Красиво, правда? Эту камеру по моему личному дизайн-проекту сооружали. И станок тоже. Плотника пришлось убить, чтобы не трепался. А что поделаешь? Красота требует жертв. Плотника не жалко. Еден дас зайнен! Плотников в

России-матушке полно.

Янка плакала молча, вполуха слушая ернические разглагольствования

Пархома и с замиранием сердца гадая, удастся ли ей выбраться отсюда живой.

- …Сколько же здесь таких как ты перебывало? - продолжал Пархом со вздохом. - Много. Я, честно сказать, не считал. Но ты можешь на слово поверить. Очень много. Реально много. Кто здесь ночку проводил, кто несколько. Некоторые так аж на недельку зависали.

Почему на недельку? Больше не выдерживали. Мои Махмуды ребята достойные, в том смысле, что у каждого из них - достоинства большие.