Читаем без скачивания Явился паук - Джеймс Паттерсон

— Послушайте, я ведь могу вас вызвать повесткой. Вы отлично это знаете. И тогда мы продолжим нашу беседу в Вашингтоне. Или мне наведаться к вам в Темп? Ну что ж, ждите как-нибудь вечерком на барбекю…

— Эй, эй. Кросс! Вы что, рехнулись? Чертово дело закрыто. Оставьте его в покое, да и меня тоже.

Что-то странное звучало в его голосе. Казалось, он сдерживается из последних сил.

— Сегодня я разговаривал с вашим бывшим напарником Дивайном, — сообщил я. Это убедило его продолжить.

— Вот как? Вы разговаривали с Мики Дивайном? Я и сам иногда с ним болтаю.

— Рад за вас обоих. Через минуту оставлю вас в покое, но ответьте на два вопроса.

— Хватит с вас и одного, — грубо отрезал Чакли.

— Не припомните ли вы темного седана последней модели, припаркованного на Соррелл-авеню? Или где-то рядом с домами Голдбергов или Даннов? За неделю или около того перед похищением?

— Да нет же, о Господи, нет, черт возьми! Все записано в наших ежедневных отчетах. Дело о похищении закрыто! И все тут! До свидания, детектив Кросс!

И Чакли повесил трубку.

Весь этот разговор показался мне очень странным. Неизвестный наблюдатель завладел всеми моими помыслами. Это — потерянная нить, слишком важная, чтобы проигнорировать ее. Нужно поговорить с Джеззи о Майке Дивайне и Чарли Чакли, об их ежедневных отчетах. Тут дело нечисто: они явно что-то утаивают.

Глава 72

Весь день мы с Джеззи пробыли в ее домике на озере. Ей нужно было выговориться, поведать о том, как она переменилась, что узнала о самой себе в дни своего добровольного одиночества. И здесь, в Непонятно Где, произошли два очень странных события…

В пять утра мы выехали из Вашингтона и к половине девятого добрались до озера. Было уже третье декабря, но погода напоминала октябрьскую: воздух прогрелся до семидесяти градусов (по Фаренгейту), с гор поддувал освежающий ветерок. Над водой резвились десятки всевозможных птиц. Отпускники давно уехали, так что озеро было в нашем полном распоряжении. Около часа мы гоняли на моторной лодке, ее рев пробуждал ассоциации с автомобильными гонками. Нас было двое в лодке и на всем озере.

По обоюдному согласию мы не стали сразу же обсуждать серьезные проблемы, выкинув временно из головы Дивайна, Чакли и последние теории насчет похищения. Вторая половина дня была посвящена восхитительному путешествию по еловому лесу. Мы побрели вдоль кристально чистого ручья, терявшегося где-то в горах. Джеззи была прелестна без косметики и с развевающимися волосами. На ней были джинсовые шорты и спортивная толстовка с лейблом университета Вирджинии. Ее голубые глаза сочетались с небесной синевой.

— Я уже говорила, что узнала многое о себе, Алекс, — делилась Джеззи в то время, как мы все дальше углублялись в лес. Она говорила по-детски тихо и мягко.

Я внимательно вслушивался в каждое слово, желая узнать о Джеззи все.

— Я расскажу о себе. Именно сейчас, когда я готова к разговору, я скажу тебе, как и почему, и прочее.

Я кивнул.

— Мой отец… Он был неудачник. Он мог бы преуспеть, если б захотел, но он родился в лачуге, и это наложило на него неизгладимый отпечаток. Он постоянно во что-нибудь влипал из-за своего негативного отношения к окружающему его миру. При этом его не волновало, каково приходится мне или матери. Когда ему было уже за сорок, он стал заядлым пьяницей. Так и окончил свои дни — без единого друга и фактически без семьи. Мне кажется, именно поэтому он и наложил на себя руки. Он покончил самоубийством, Алекс! Он сделал это в своей машине. Никакого сердечного приступа не было — это ложь, сочиненная мной для колледжа.

Дальше мы побрели молча. До этого Джеззи лишь раз или два упоминала о своих родителях. Я знал, что они алкоголики, и никогда не подталкивал ее к этим разговорам, в основном потому, что ничем не мог помочь. Я полагал, что она заговорит о них сама, когда сочтет нужным.

— Я не хотела быть неудачницей, как мои родители. А они именно такими себя и видели. Они так и разговаривали. У них всякое самоуважение отсутствовало. Я не могла себе позволить быть такой.

— А кем ты их видела?

— Неудачниками, думаю. — По ее губам скользнула виноватая улыбка — болезненная и честная. — При этом оба были невероятно умны и эрудированны. Они знали все обо всем, прочитали все на свете книги. Умели поддержать разговор на любую тему. Вот ты бывал когда-нибудь в Ирландии?

— Я был однажды в Англии, по полицейским делам. Это единственный случай, когда я посетил Европу. Вообще, у меня нет средств на такие поездки.

— В некоторых ирландских деревнях люди умеют поразительно четко и грамотно выражать свои мысли, но при этом живут в дикой бедности. Это «белые гетто». Там каждый третий дом — кабак. В этой стране тоже полно образованных неудачников. Я не хотела стать такой. Я уже рассказывала об этом моем кошмаре. Поэтому я так училась в школе. Мне нужно было во всем быть первой, не важно, какой ценой. Затем — в министерстве финансов. Я быстро продвигалась и была довольна своей карьерой и жизнью в целом.

— Но после дела о похищении тебя сделали козлом отпущения и ты перестала быть «отличницей».

— Именно так — со мной покончено. Агенты принялись судачить за моей спиной… Итак, я бросила службу. Мне не оставили выбора. Конечно, все это дерьмо. Жуткая несправедливость. Вот я и приехала сюда — разобраться в себе. Мне нужно было это сделать самостоятельно.

И здесь, в самой чаще леса, Джеззи обняла меня. Раздалось тихое всхлипывание. Раньше я не видел ее плачущей. Я крепко обнял Джеззи. Мне еще не приходилось чувствовать себя таким близким ей. Она сказала горькую правду. Мне предстояло ответить ей тем же.

Мы тихонько разговаривали в абсолютно уединенном местечке, как вдруг явилось ощущение, что за нами наблюдают. Я скосил глаза вправо, не поворачивая головы. В лесу кто-то был. За нами следили.

Еще один наблюдатель!

— Джеззи, здесь кто-то есть. Справа, за тем холмом, — шепнул я. Она не повернула голову — в ней крепко засели повадки копа.

— Ты уверен, Алекс?

— Да. Можешь мне поверить. Давай разделимся. Если он или они вздумают убегать, мы их догоним.

Мы разделились и пошли с двух сторон к холмику, где я заметил наблюдателя. Кем бы он ни был, это его спугнет.

И точно — он убегал!

Это был мужчина в спортивных туфлях и темном спортивном костюме с капюшоном, который делал его незаметным среди листвы. О его весе и телосложении я не мог сказать ничего. Пока. Мы с Джеззи неслись за ним добрую четверть мили, но никак не могли сократить расстояние, поскольку оба были босиком. Мы даже отстали на несколько ярдов. Ветки хлестали по нашим рукам и лицам. Наконец, мы выбежали из сосновых зарослей на проселочную дорогу, как раз вовремя, чтобы услышать шум автомобильного двигателя. Машину увидеть не удалось — мы не добежали до поворота.

— Черт, как странно! — воскликнула Джеззи. Мы стояли у обочины, переводя дыхание, пот струился по лицам, сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Кому известно, что ты здесь? Хоть один человек это знает?

— Никто! Это и странно! Да кто ж там мог быть? Это уже пугает. Что ты думаешь, Алекс?

У меня было полно гипотез по поводу наблюдателя, которого видела Нина Серизьер, и самая простая была, как водится, самой вероятной: за Гэри Сонеджи следила полиция. Но кто именно? Из моего подразделения или из отдела Джеззи? Вот это действительно пугало.

Мы вернулись в домик еще до темноты. В воздухе ощущалась прохлада. Мы развели огонь и приготовили ужин, которым можно было насытить как минимум четверых. Тут была и сладкая кукуруза, и целая миска салата, и громадные порции бифштекса, и тонкие французские белые вина.

После ужина завязался разговор о Майке Дивайне, Чарльзе Чакли и наблюдателе. Но тут Джеззи ничем не смогла помочь. Она полагала, что я ищу не там. Чакли — просто раздражительный тип, способный озвереть из-за самого факта звонка к нему домой. Он всегда был слегка помешан на Работе, а теперь помешан на своей вынужденной отставке. По ее мнению, Майк Дивайн и Чарли Чакли были пусть не самыми лучшими агентами, но отнюдь не бездельниками. Если б у Голдбергов произошло что-то странное, это бы от них не ускользнуло. Они аккуратно составляли ежедневные отчеты, но ни один из них не был настолько умен, чтобы утаивать информацию. В этом Джеззи была убеждена.

Она не сомневалась в том, что Нина Серизьер видела припаркованную машину, стоявшую на улице в ночь перед убийством Сандерсов, но никак не могла поверить, что кто-то наблюдал за Сонеджи-Мерфи. Как, впрочем, и в то, что Сонеджи сам находился там.

— Больше я не занимаюсь этим делом, — наконец заявила Джеззи. — Я не представляю интересов министерства финансов или еще чего-нибудь. И вот мое мнение, Алекс: почему бы и тебе все это не бросить? Все кончено. Пусть так оно и останется.

— Не могу. Так не принято за Круглым Столом короля Артура. Я не брошу дела о похищении. Всякий раз, когда я пытаюсь это сделать, вдруг возникает что-то, заставляющее меня вернуться к нему.