Читаем без скачивания Тихий омут - Найджел Маккрери

Лэпсли еще некоторое время смотрел на нее, осознавая: что-то происходит, но не понимая, что именно.

— О'кей, — пробормотал он. — Двигаемся. Заставьте всю группу крутиться… Мне каждый час нужна вся последняя информация о том, как идут дела по тому списку.

Эмма кивнула и ушла. Прежде чем Лэпсли успел пошевелиться, подошел констебль из его команды.

«Суинерд», — подумал он.

— Звонили от главного суперинтенданта, — сообщил тот. — Не могли бы вы заглянуть к нему в кабинет?

Действуя импульсивно, Лэпсли прошел к окну. Комната происшествий располагалась на пятом этаже, и отсюда хорошо просматривалась парковка внизу. Она была заставлена различными авто: спортивными «форд-мондео», «Пежо-406» и «Сааб-95» неброских цветов. Никаких «фольксвагенов», «шкод», «мини» и уж точно «вольво», которые в полиции обычно называют иммигрантами. Парковка походила на стоянку автосборочных предприятий, которые порой можно увидеть из окна поезда, — одинаковые машины, ряд за рядом.

И черный «лексус», припаркованный в конце одного из рядов. Двигатель работает на холостых оборотах. Лэпсли видел дымок, вырывающийся из выхлопной трубы.

Лэпсли оглядел комнату происшествий. У него возникло чувство, что он прощается с ней. Все усердно трудились, склонив головы в наушниках и шевеля губами в микрофоны. Никто не смотрел на него.

Он, никем не замеченный, вышел из комнаты.

Ему казалось, что лифт пришел через сто лет. Когда открылись двери, в кабине никого не оказалось. Лэпсли этому порадовался. Последнее, чего бы он хотел, — короткого трепа в то время, когда он на пути к эшафоту.

В какой-то момент он даже хотел нажать на кнопку первого этажа, выйти из лифта и из управления — и пусть все происходит без него. Но этого сделать он не смог. Ему нужно было узнать, что происходит. Как сказала Эмма, он никогда не отступает.

Помощница Роуза пригласила его войти в кабинет, но его взгляд остановился на мужчине, стоящем возле стола шефа. Он был один. Начальника полиции не было.

— Старший детектив-инспектор Лэпсли? — подал голос мужчина. — Входите, пожалуйста.

Его голос напоминал о перепаханной земле или гниющих листьях. Он был в том же черном костюме в мелкую полоску. Рыжеватые волосы зачесаны назад. Виднеющаяся под волосами кожа покрыта мелкими веснушками.

Лэпсли наклонился к помощнице Роуза:

— Есть ключ от этого кабинета? Нам может понадобиться оставить кое-что важное на столе и на минуту выйти.

— Э-э… да. — Она достала из стола ключ от йельского замка и неуверенно протянула его Лэпсли.

— Спасибо. — Он взял ключ. — Я занесу его позднее, обещаю. — Лэпсли повернулся к кабинету: — Мистер Гехерти из Подразделения по реабилитации заключенных министерства юстиции, я полагаю?

Гехерти хватило такта выглядеть немного удивленным.

— Вы не теряли времени.

— Мне не нравится, когда за мной следят. И еще мне не нравятся воры.

— Мы за вами не следили, мистер Лэпсли, мы следили за тем, как идет ваше расследование. Оно для всех нас было учебным пособием. Жаль, что приходится его прекратить.

— Оно прекратится, когда будет пойман убийца, — отрезал Лэпсли.

— Оно прекратится, когда наш министр прикажет, — парировал Гехерти. — И кстати, мы не воры.

— Вы пробрались в морг к доктору Катералл и сняли информацию с ее компьютера.

— Мы государственные служащие, а морг принадлежит государству. Здесь ведь нет проблем? Думаю, вы увидите, что с компьютера доктора Катералл никакой информации не пропало. Мы всего лишь ее скопировали и ушли. Нам просто нужно быть в курсе, как у вас продвигаются дела.

— Я заинтригован. Ваша организация занимается адаптацией серийных убийц и других нежелательных лиц к жизни в обществе, когда они отсидят свой срок. Это означает, что преступница, убившая этих женщин, ваша подопечная? Вы дали ей новое имя и новое жилье только для того, чтобы обнаружить, что она вернулась к прежним привычкам?

— От старых привычек трудно избавиться, как невозможно обучить собаку новым трюкам. — Гехерти пожал плечами. — Эти люди проводят большую часть жизни в тюрьме, но когда их срок истекает, им приходится возвращаться в общество. Мы готовим их к этому. Учим, как выжить в мире, который не стоял на месте в те десять, двадцать или тридцать лет, прошедших с тех пор, как они были посажены за решетку. Мы даем им жилье и работу либо в качестве официантов, либо турагентов, либо продавцов парфюмерии. И мы изучаем их, пытаясь понять, действительно ли они изменились, или по-прежнему порочны. Иногда нам это удается, иногда нет. По-другому не бывает. Когда все идет не так, как надо, нам приходится разгребать дерьмо.

— Порочная сердцевина, — хмыкнул Лэпсли. — Значит, вы не вините общество и воспитание?

Гехерти покачал головой:

— О, мне довелось заглядывать в глаза мужчин, которые убили больше людей, чем у меня знакомых. Я смотрел в глаза женщин, которые молотками вбивали девятидюймовые гвозди в череп своих жертв. Я видел порок, мистер Лэпсли. Общество не безвинно, бывает виновато и воспитание. Но они в конечном счете всего лишь катализаторы. Если порок не заложен изначально, им не с чем работать.

— Чего я не понимаю, — Лэпсли старался смотреть ему в лицо, — так это того, почему их нельзя просто арестовывать, судить и отправлять в тартарары, если будет установлена вина. Зачем эта тайная возня?

— Затем, что некоторые из них даже и не думали, что окажутся на свободе. — Гехерти взглянул на часы. — Вы знаете, каково в тюрьме. Говорят, тюрьмы заполнены почти до предела. На самом деле они заполнены давным-давно. Чтобы кого-то посадить, нужно кого-то освободить. Иногда мы делаем это, смягчая приговор, или устраиваем преступникам условно-досрочное освобождение, когда этого по всему не следовало делать, но это лишь крошечная часть проблемы. Настоящая проблема — пожизненные сидельцы, подрывающие систему. Убийцы, которых нельзя освободить либо из-за того, что это вызовет возмущение общества, либо потому, что где-то какой-то судья сказал, что за отнятую жизнь нужно расплачиваться всю жизнь, а министр или не может, или не хочет вмешиваться.

Что-то из рассказанного Макгинли вдруг эхом отдалось в голове Лэпсли. Что-то о детоубийце, Майре Хиндли, которая вовсе не умерла от туберкулеза, а живет себе под новым именем где-то в Уэльсе.

— Значит, вы их все равно освобождаете, — растерянно пробормотал он.

— Приходится. Мы принимаем все возможные меры предосторожности, но жизнь есть жизнь. Бывает, дела идут наперекосяк.

— А моя убийца?

Гехерти снова посмотрел на часы.

— Время уходит, — сказал он.

— Удовлетворите мое любопытство. Кто она?

— Вы с ней знакомы. Неужели не помните? Вы работали в Ассоциации старших офицеров полиции, сортировали данные на рецидивистов. Сказать по правде, мы хотели предложить вам работу, но ваше состояние здоровья нас остановило. Вы беседовали с несколькими пожизненными заключенными, пытаясь выяснить, нет ли психологического теста, при помощи которого можно определить вероятность, станет ли тот или иной человек убийцей. И вы с ней беседовали.

Вкус личи — почти невыносимо сладкий и отвратительный, словно что-то гнилое в патоке.

— Мэдлин… Поул?

— Мэдлин Поул, — подтвердил Гехерти.

— Бродмур. Сколько… двадцать лет назад. — Он не забыл женщину средних лет, маленькую и похожую на птичку. Она была очень вежливой, очень старомодной, и ее голос отдавал вкусом личи. — Это было в самом конце Второй мировой войны. Ее бабка сошла с ума и убила всех сестер и братьев Мэдлин в саду их дома, отрезала им пальцы секатором и наблюдала, как они до смерти истекли кровью. Мэдлин единственная выжила, потому что мать вернулась с работы.

Вызвали полицию, и пока они ехали, Мэдлин приготовила для бабки питье из каких-то ягод, которые росли в саду. Она сказала ей, что это аралия, но это оказалось чем-то ядовитым. Бабка умерла, прежде чем полиция успела ее увезти. Все решили, что произошел несчастный случай и Мэдлин просто старалась помочь, но в следующие несколько лет она стала вести себя все более странно и десять или двенадцать пожилых женщин в их деревне умерли таким же образом. Она словно решила, что все пожилые женщины несут угрозу и нужно от них избавляться. Такова была логика девочки, которая лишилась рассудка, видя, как ее родных жутким способом убивает женщина, которая должна их оберегать. Какое-то время спустя кто-то обо всем догадался, и ее выслали. В Бродмур. — По мере того как его голос становился громче, рот заполнял знакомый сухой, металлический вкус. — Она умерла пятнадцать лет назад от сердечного приступа… По крайней мере так было объявлено в газетах… Но она не умерла! Вы это хотите сказать? На самом деле вы выпустили ее на свободу?

— Потому что мы не считали, что она все еще опасна. И потому что нам нужно было место. — Гехерти вдруг словно постарел. — Это было еще до меня.