Читаем без скачивания Время «Ч» - Инна Тронина

Второй казался тюфяком – из-за нездоровой полноты. Ншан сразу же обратил внимание на его необыкновенные, чистые, нервные руки, какие часто бывали у талантливых хирургов. Этот молодой человек носил тёмные очки, а волосы и усы у него были приятного, пшеничного оттенка. В отличие от своего друга, он надел строгий классический костюм.

Они вдвоём приехали на салатной «Ниве» к станции Предпортовая ещё ночью, представились друзьями Стеличека. А, стало быть, теперь будут и друзьями Ншана. Потом назвались по именам: Сергей и Пётр. После этого они усадили Ншана на заднее сидение и отвезли в Старопаново, в домик коттеджного типа, где под окнами булькал мутный ручей.

В дороге парни сказали, что Ким ими тоже надёжно пристроен, и беспокоиться о нём не нужно. Ншан, признаться, особо и не беспокоился – его очень тревожила судьба Зураба Сакварелидзе, который ночью не смог уйти от погони. Тер-Микаэльянц не осуждал своего брата и друга – значит, это было невозможно, а с судьбой не поспоришь.

Сергей с Петром уехали. Вокруг стало тихо и жутко. Немного поспав, умывшись, Ншан не нашёл для себя подходящего дела и снова стал думать о Зурабе. Скорее всего, его взяли – только живым или мёртвым? Зураб, конечно, всегда говорил, что в пиковом случае покончит с собой, но могло случиться всякое. Например, он отключился раньше, чем сумел застрелиться, и теперь находится в руках легавых. Вряд ли, конечно, они от него чего-то добьются, но всё равно червяк сосёт под сердцем. Если на Литейном применяют «химию», тут уж ни один герой тайну не сохранит. И тогда нужно немедленно бежать из города – при первой же возможности…

Но всё кончается, кончилось и одиночество. В полдень молодые люди вернулись и сообщили Ншану о том, что Зураб Сакварелидзе погиб. Он, как и намеревался, покончил с собой выстрелом в сердце из автомата. После этого у ментов не осталось шансов его спасти, и теперь они, конечно, огорчены.

– А Рафик Алмякаев, который был с Зурабом в автобусе? – Ншан почувствовал невероятное облегчение. Теперь нужно было узнать про напарника Сакварелидзе.

– В критическом состоянии был задержан, но потом скончался в больнице. Так что и он вам не опасен. – Сергей в упор смотрел на Ншана и. казалось, читал его мысли.

– А Додонов? Он с Дмитрием? – Тер-Микаэльянц хотел убедиться в том, что каналы утечки перекрыты.

– Да, завтра вечером мы к нему едем. Если хотите, возьмём вас с собой. – Пётр говорил с ним спокойно, уверенно, как с равным. – Сразу предупреждаем, что это далеко. Ехать долго, и большей частью – по плохим дорогам. Им пришлось забраться в лес, чтобы спасти не только себя, но и оставшийся груз.

– Конечно, я поеду с вами! – Ншан не раздумывал ни секунды. – Мы должны быть вместе в такой момент. И если уж Валентин Максимович в свои годы смог добраться туда, то уж я-то как-нибудь постараюсь…

Куда конкретно нужно ехать, ребята не сказали, да Ншан и не спрашивал. Едва они вышли в соседнюю комнату, Тер-Микаэльянц глухо разрыдался. До него словно только сейчас дошло, что Зураба больше нет, и никогда не будет. Они буквально выросли вместе, и Ншан даже не представлял, как будет существовать без этой мощной, верной поддержки. Вряд ли найдётся человек, который сумеет так эффективно руководить службой безопасности…

Впрочем, какую-то ошибку они всё же совершили. Сначала долго не могли раскрыть Гюлиханова, а потом упустили ещё кого-то. Ведь менты явно ждали их в засаде по дороге на Предпортовую, и к тому же знали номера автобусов. Гюлиханов здесь уже не мог им помочь. Значит, оставался по крайней мере ещё один агент. И теперь Ншан должен, в память Зураба, найти и уничтожить его.

Кроме того, Ншан уже оплатил груз, большая часть которого оказалась в милиции. Поскольку провал произошёл не по вине Стеличека и его людей, он даже цента обратно не отдаст. Напротив, может, воспользовавшись зависимым положением Тер-Микаэльянца, и оставшийся груз забрать себе. Скажет, что лично вывел автобус из засады, потом прятал оружие, рискуя жизнью и свободой. А, значит, вновь получил право распоряжаться ним. Против этого Ншан, в своём нынешнем положении, возразить не сможет. Пожалуйста, желторотые дружки Стеличека уже пытаются взять над ним верх, распоряжаются по-хозяйски. «Можем взять вас с собой!» – видали? Будто какую-то вещь! А раньше бы сказали иначе: «Не хотите ли поехать с нами?»

Все попытки овладеть собой не увенчались успехом. Сказалось чудовищное напряжение последних дней, и Ншан никак не мог унять дрожь в руках. Налить стакан чаю – и то было трудно; половина расплескалась по столу. Глаза резало, будто туда насыпали даже не песку, а соли. Ншан пытался промыть их, но облегчение наступало ненадолго. Он не сумел проглотить ни кусочка мяса или хлеба, когда ребята позвали его обедать.

В конце концов, Тер-Микаэльянц нашёл в серванте бутылку коньяка и стал пить его маленькими рюмками, надеясь забыться хотя бы таким способом. Но и алкоголь сегодня действовал своеобразно. Он обострил память до предела, и Ншан увидел горы со снежными шапками, ниже которых проплывали облака. Перед закрытыми глазами громоздились каменистые склоны, вился серпантин шоссе, проступали занесённые до крыши селения.

А потом он словно спустился ниже, и попал в виноградники, простиравшиеся, казалось, до горизонта. Там Ншан играл в детстве, и уже тогда с ним был Зураб. Они вместе бегали к круглым мрачным башням с остроконечными крышами, карабкались на полуразрушенные стены, рассматривали высеченные на плитах изображения людей без лиц. Мальчики спрашивали у старших, почему так получилось. Те отвечали, что лица были отбиты в незапамятные времена мусульманского владычества, потому что по их вере изображать человека – грех.

Потом Ншан приводил туда своих сыновей, Вартана и Карена, рассказывал им всё то же самое. Из щелей пробивалась жёсткая трава, тоже выгоревшая на солнце. Ншан не видел детей больше года. И только сейчас вспомнил об этом. К тому же, он уже не жил с их матерью Гаянэ, а женился на молодой итальянке. С ней пока детей не было. Возможно, теперь и не будет. Ншан застонал, закрыл глаза и отвернулся к стене. Он лежал на плюшевом диване, укрытый вязаным пледом. Закрыв уши руками, пытался спастись от видений, и с ужасом понимал, что это невозможно.

Послышались шаги, и Пётр присел рядом, на стул.

– Хотите, я вам сделаю инъекцию? Вы очень страдаете. И это понятно. Я знаю, что покойный был вашим родственником, двоюродным братом. Но всё-таки завтра вы должны быть в форме. В таком состоянии, как вы сейчас, невозможно проделать тяжёлый, долгий путь. По крайней мере, я не возьму на себя такую ответственность. Я – врач, так что можете не опасаться. Дмитрий мне поручил заботиться о вас, оказывать помощь. Так вы согласны?

Ншан хотел ответить согласием, но не смог произнести ни слова. Он смотрел на Петра, а видел совсем другие лица. Оборванные, заросшие щетиной люди стояли у градобойного орудия. Они были в полувоенной форме, и у одного, с перебинтованной головой, сквозь повязку проступила кровь. Они только что стреляли по азербайджанскому селу, а оттуда отвечали. Наверное, никого из них уже нет в живых. А чей это цинковый гроб? Зураба? Да, его повезут хоронить в Гори. Он так хотел…

Пётр, не дождавшись ответа, сам всё понял. Он сломал горлышко ампулы, набрал лекарство в шприц. Уже ни о чём не спрашивая, закатал рукав Ншана и всадил иглу под локтевой сгиб. Больной сначала дёрнулся, но вскоре задышал ровнее. Морщины на его почерневшем лице разгладились, и он заснул. Пётр Гардагин спрятал в карман одноразовый шприц и ампулу, вымыл руки, взглянул на Ншана с чувством профессионального сострадания и укрыл его потеплее.

Ровно через сутки после того, как два гружёных автобуса вышли из Сестрорецка, Старопаново покинула салатная «Нива». Ншан ещё не проснулся окончательно, и поэтому плохо воспринимал чужие слова, тем более что говорили по-русски. Он только понял, что Дмитрий не собирается отбирать спасённый груз, и теперь думал, как незаметно переправить его на надёжные склады.

Тер-Микаэльянц клевал носом на заднем сидении «Нивы», совершенно не ориентируясь в пространстве. Сейчас он был такой же лёгкой добычей, как малый ребёнок. Но, похоже, друзья Стеличека не собирались его сдавать легавым. Они действительно ехали мимо полей и лесов, удаляясь от города к югу, и Ншан совершенно успокоился.

Давно остались позади дома, а потом «Нива», свернув с шоссе, поехала по тряской дороге, мимо прячущихся в серой мгле деревенек. Ни одно окошко в избах не светилось, только где-то играл приёмник или магнитофон. Пахло уже по-осеннему – увядающей листвой и грибами. Но запахи эти были чужими, и потому вызывали тяжёлую тоску, боль в сердце. Впервые Тер-Микаэльянц понял, что ему надо возвращаться на родину, молить Бога и семью о прощении. А здесь, в северных болотах, он непременно погибнет…