Читаем без скачивания Партизанская искра - Сергей Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вдруг, в самом центре базара, Костюченко заметил оживленную толпу и подошел.
Из середины толпы кто-то негромко выкрикивал.
Заинтересовавшись, Костюченко продвинулся вперед. В центре толпы стоял румынский солдат.
— Две марчи! — кричал он, принимая деньги и взамен совал в руку покупателю розовый квадратик бумажки, который вынимал всякий раз из-за пазухи мундира. И все это делал он быстро и с опаской.
Люди наперебой покупали розовые листки и тут же поспешно уходили. Но народ скоплялся, и желающих купить этот диковинный предмет становилось все больше.
Солдат, видя такой наплыв покупателей, приостановил торговлю, вытер пот с лица и крикнул:
— Пять марчи!
Оттого, что солдат набавил цену на свой товар, торговля оживилась еще больше. Люди прямо выхватывали из рук продавца волшебные листки, он еле успевал вынимать их из-за пазухи, с азартом повторяя:
— Пять марчи! Пять марчи!
И вдруг случилось что-то необычайное. Будто внезапно налетел вихрь и начал разбрасывать людей в разные стороны.
В поредевшую толпу ворвался румынский офицер и остановился против солдата. Маленький, тонконогий, он походил на петуха перед боем.
Словно ветром сдуло остаток толпы, и люди с интересом и боязнью за солдата наблюдали со всех сторон.
Офицер бросил несколько коротких фраз. Солдат стоял молча. Он слегка улыбался глупой, растерянной улыбкой.
«Ну, что же такого? Все здесь торгуют, зарабатывают деньги, и я тоже хочу. Чем я хуже других?» — казалось, говорил весь его вид.
Офицер шагнул к нему и молча ударил по лицу. Солдат не пошевелился и только чуть отвел голову в сторону. Офицер ударил другой рукой, и началась расправа. Он обеими руками, как заведенная машина, хлестал свою жертву по щекам. Но солдат стоял недвижно, как манекен, и только при каждой пощечине чуть поворачивал голову.
Это продолжалось довольно долго. Наконец уставший офицер дал солдату пинка и отпустил восвояси, даже не отобрав листовок, которыми торговал солдат.
Наблюдавшие за этой сценой люди сочувственно провожали солдата взглядами. А он ухмылялся, лукаво подмигивал и показывал зажатую в кулаке выручку, дескать, — «ну и что же, ну попало, это дело привычное, а денежки — вот они».
Настроение Костюченко поднялось. Возвращаясь к своей повозке, он думал о том, сколь велика у народа жажда узнать правду. Ведь многие из этих людей, может быть, отдавали последние деньги за несколько слов правды. А может, просто хотелось прикоснуться к розовому листочку, напечатанному в родной Москве.
В двенадцать часов дня, как было условлено, повозка с арбузами остановилась около маленького белого домика в два окошка с голубыми наличниками. Это была квартира Шелковникова.
Костюченко не удивился тому, что Платон Нечитайло ни у кого не спрашивал адреса лесничего. Он понимал, что старик не раз бывал здесь.
Из окна увидели повозку, и через некоторое время на пороге открытой двери показался сам хозяин.
Он был по-домашнему в белой рубашке с расстегнутым воротом. Невысокого роста, худощавый, с хохолком светлых волос на лбу, он чем-то отдаленно напоминал Суворова.
— Арбузики вам доставили, — почтительно доложил Нечитайло.
— Очень хорошо, спасибо, — ответил лесничий, мельком взглянув на незнакомого человека у повозки.
— Куда прикажете сложить?
— В колюру, там прохладнее. Заезжайте.
Они заехали за дом. Дед Платон ушел с хозяином и через несколько минут вернулся.
— Идите туда, — шепнул он.
Костюченко вошел в комору. Лесничий двинулся ему навстречу и, с непроницаемым спокойствием, присушим подпольщику, назвал себя. Он верил старику, но что-то еще сдерживало его перед человеком, которого увидел впервые. Он ждал, что скажет Костюченко.
Понял и Костюченко эту осторожность Шелковникова, который был на виду у врагов и пользовался их доверием.
«Эх, как нужен здесь пароль», — с досадой подумал Костюченко. И вдруг его осенила счастливая мысль назвать свой пароль, а может быть… И он спросил:
— Вы не скажете, где найти зубного врача?
Серые глаза Шелковникова потеплели, еле заметная улыбка скользнула по уголкам его тонких, резко очерченных губ.
— Знаю одного врача, но он уехал к теще.
— Жаль.
— Он скоро вернется.
Сердце Костюченко радостно забилось.
— Значит, мои пароли…
— Да, как видите, дошли.
— Товарищ Блажевский выполнил задание, — сказал Костюченко, в одно мгновенье вспомнив все: шелковый купол над головой, зловещий прожектор, лучик карманного фонарика и серебряное тело «Мессершмитта».
— А я, признаться, тревожился, что пароли не дойдут сюда и будет очень трудно.
— С паролями все в порядке, Василий Сергеевич. Теперь пойдет легче. Располагайте мною вполне. А теперь пойдемте ко мне, там обо всем поговорим.
— Я думаю отправить Платона Петровича домой, — сказал Костюченко.
— Да, да, это удобнее, — согласился Шелковников. — Кстати, у меня в доме люди и…
Когда арбузы были снесены в комору, оба горячо поблагодарили старика.
— Приезжайте в гости, Платон Петрович, всегда буду рад, — сказал на прощание Шелковников.
Повозка выехала со двора и покатила по улице.
— Золотые наши старики. — заметил Костюченко, вспомнив о другом старике с берегов Буга.
Они вошли в квартиру. За столом сидело двое мужчин. Один высокий, молодой, в рыжем вельветовом френче, другой средних лет, плотный, с небольшой русой бородой.
— Новый гость. Знакомьтесь. Костюченко Василий Сергеевич — парторг ЦК, — вполголоса представил Шелковников. — Это Гуртовой Иван Авксентьевич, руководитель подпольных групп Кривоозерской, Сыровской, Мазуровской и Врадиевской. Кстати, работает заместителем претора по сельскому хозяйству в Кривом Озере.
— Вот куда забрались! Что же, не плохо устроились, — засмеялся Костюченко.
— А это Овчаренко Демьян Степанович, мой помощник по лесничеству, на самом же деле — Моргуненко Владимир Степанович, руководитель подпольной комсомольской организации в селе Крымка.
— В Крымке? Позвольте… директор школы?
— Да.
— Владимир Степанович, как же, помню, хотя и не узнал вас в этом гриме лешего.
— А я вас сразу узнал, хотя и вы с бородой.
— Старые знакомые, выходит, — удивленно заметил Шелковников.
— Вот неожиданная встреча, и приятная, — Костюченко обнял учителя, — да вас не обхватить, так растолстели.
— Чистый лесной воздух благоприятно действует на Владимира Степановича, — пошутил Шелковников. — Да что же мы стоим, садитесь за стол и побеседуем. Тут у нас и вино поставлено, для отвода глаз, конечно, в случае, кто непрошенный нагрянет.
Хозяин налил в стаканы вина.
— За нашу встречу хоть чокнемся.
Все подняли стаканы, чокнулись и, едва прикоснувшись губами, поставили на стол, помня присягу не пить спиртного.
И потянулся тихий, сдержанный разговор. Но это была не просто беседа собравшихся за столом добрых приятелей. Это было выражение чувств и мыслей коммунистов, людей, для которых долг перед Родиной и Партией был превыше всего, и ради этого долга каждый из них готов был в любую минуту, не задумываясь, пойти на какие угодно жертвы.
Собравшиеся говорили о том, что разрозненность подпольных групп не позволяет по-настоящему развернуть борьбу против оккупантов и что нужно еще более укрепить веру советских людей в победу, дав понять, что борьба с врагами дело не отдельных людей или групп, а всего народа.
— Я предлагаю в ближайшее время созвать руководителей всех подпольных групп и решить вопрос с объединением, — предложил Костюченко, — как вы считаете, товарищи?
Предложение парторга было принято.
— Вся эта огромная работа по организации совещания поручается вам, Алексей Алексеевич, — сказал в заключение Костюченко.
Шелковников поднялся.
— Будет выполнено, Василий Сергеевич.
Гости прощались с хозяином, когда солнце уже клонилось к закату. На столе осталось невыпитое вино.
— Может, подвезти вас, Василий Сергеевич? — предложил Шелковников.
— Не стоит. Я засиделся и хочется пройтись, поразмяться.
Подпольщики расходились, преисполненные новых чувств. Каждый понимал, что с сегодняшнего дня начинается новый этап борьбы, более сложный, но более верный.
Через несколько дней совещание руководителей подпольных групп прибугских районов было проведено. Все разрозненные группы объединились в одну большую организацию, названную «Прибугской», и избрали подпольный партийный комитет.
Все усилия этих подпольных групп были направлены теперь на подготовку боеспособных людей, на создание продовольственных баз, складов оружия, боеприпасов и одежды, на заготовку паспортов, а также и явочных квартир.