Читаем без скачивания Враг божий - Бернард Корнуэлл

Несмотря на то что все были заняты, в войске произошел раскол. Некоторые, как Мэуриг, считали, что мы с самого начала избрали неверную стратегию. Лучше было бы, говорил Мэуриг, отправить несколько больших отрядов и захватить саксонские крепости на границе, а вместе этого мы сами заманили себя в ловушку и сдохнем в ней от голода.

– И, возможно, он прав, – сказал мне на третье утро Артур.

– Нет, господин.

В подтверждение своих слов я указал на север, за ручей, где дымки костров выдавали присутствие большого саксонского войска.

Артур покачал головой.

– Войско Эллы, конечно, здесь, – сказал он, – но он не обязательно нападет. Будет наблюдать за нами, однако, если у него есть хоть капля ума, не тронется с места.

– Так нападем на него сами, – предложил я.

Артур снова мотнул головой.

– Вести войско через лес и ручей – верное поражение. Это наш последний оплот, Дерфель. Молись, чтобы Элла напал сегодня.

Он не напал. Истекал пятый день с тех пор, как саксы уничтожили наши припасы. Завтра нам предстояло доесть последние крохи, послезавтра – ощутить настоящий голод, а еще через день – осознать свое полное и окончательное поражение. Артур делал вид, будто не слышит недовольных голосов, предрекающих нам погибель. В тот вечер, когда солнце опускалось над далекой Думнонией, он предложил мне подняться на стену недостроенного дома. Я вскарабкался по бревнам и вылез наверх.

– Смотри, – сказал Артур, указывая на восток.

На горизонте с трудом различались серые дымки, а под ними – озаренные закатным солнцем дома. Никогда еще я не видел такого большого города. Он был больше Глевума и Кориниума, больше даже, чем Аква Сулис.

– Лондон, – проговорил Артур. – Думал ли ты когда-нибудь его увидеть?

– Да, господин.

Он улыбнулся.

– Мой неунывающий Дерфель Кадарн.

Он сидел на стене, держась за неструганный столб и пристально глядя на город. Позади нас, в недостроенном доме, стояли лошади, уже изрядно оголодавшие; травы на сухой вересковой пустоши было мало, а фуража мы не захватили.

– Странно, правда? – сказал Артур, по-прежнему глядя на Лондон. – Быть может, Ланселот и Кердик уже сразились, а мы ничего об этом не узнаем.

– Молись, чтобы Ланселот победил, – отвечал я.

– Молюсь, Дерфель, молюсь. – Он ударил пятками по бревенчатой стене. – Какая возможность представилась Элле! Уничтожить цвет британского воинства! К концу года, Дерфель, его люди будут пировать в наших домах! Дойдут до Северна! Вся Британия падет, если только Элла выберет правильную стратегию! – Казалось, мысль эта Артура забавляет. Затем он развернулся и поглядел на лошадей. – Тоже провиант. На их мясе можно будет продержаться неделю-другую.

– Господин! – возмутился я его упадническим настроением.

– Не тревожься, Дерфель, – рассмеялся Артур. – Я послал нашему друге Элле весточку.

– Как?!

– С женщиной Саграмора, Маллой. Странные у саксов имена. Ты ее знаешь?

– Видел, господин.

Малла была высокая, плечистая, с длинными сильными ногами. Саграмор захватил ее во время набега на исходе прошлого года, и она смирилась со своей участью – покорность судьбе явственно читалась на широком невыразительном лице, обрамленном светло-русой копной. Ничем красивым, кроме волос, она не выделялась, и все же было что-то притягательное в этой рослой, жилистой, медлительной женщине, такой же спокойной и молчаливой, как ее любовник-нумидиец.

– Она сделала вид, что убежала от нас, – объяснил Артур, – и сейчас должна рассказывать Элле, будто мы намерены здесь перезимовать. Ланселот, мол, идет к нам с тремя сотнями копий. Его вызвали на подмогу, потому что наше войско ослаблено болезнями, а вот припасов у нас – хоть отбавляй. – Он улыбнулся. – Морочит ему голову, во всяком случае, так я надеюсь.

– А может, рассказывает ему правду, – мрачно заметил я.

– Может, – беспечно отвечал Артур. Он глядел, как наши воины бурдюками таскают воду из ручейка, бегущего по южному склону. – Однако Саграмор ей доверяет. А я давно привык полагаться на Саграмора.

Я осенил себя знаком от дурных сил.

– Опасно посылать женщину во вражеский лагерь.

– Она сама вызвалась. Говорит, никто не причинит ей зла. Ее отец – один из саксонских вождей.

– Надеюсь, она любит его меньше, чем Саграмора.

Артур пожал плечами. Выбор сделан, и опасность не уменьшится оттого, что ее обсуждают. Он переменил тему.

– Ты понадобишься мне в Думнонии, когда все будет позади.

– С радостью, господин, если ты поручишься за безопасность Кайнвин, – отвечал я и, когда он попытался отмахнуться от моих страхов, продолжил: – Я слышал о собаке, которую убили, а ее окровавленную шкуру натянули на увечную суку.

Артур резко перебросил ноги через стену и спрыгнул во временную конюшню. Он отодвинул лошадь и знаком предложил мне спуститься сюда, где никто нас не увидит и не услышит.

– Ну-ка расскажи еще раз, что ты слышал, – потребовал он.

– Что собаку убили, – повторил я, спрыгнув на землю, – и ее окровавленную шкуру натянули на хромую суку.

– И кто это сделал?

– Некто, состоящий в дружбе с Ланселотом, – отвечал я, не желая называть имя его жены.

Артур ударил кулаком по стене, так что ближайшая лошадь в страхе прянула ушами.

– С королем Ланселотом, – сказал он, – дружит моя жена.

Я молчал.

– И я тоже, – с вызовом продолжал Артур. Когда я вновь не ответил, он проговорил холодно: – Да, Ланселот – человек гордый. Он потерял отцовское королевство, поскольку я не сдержал клятву. Я у него в долгу.

Я отвечал с такой же холодностью:

– Говорят, что хромую суку назвали Кайнвин.

– Довольно! – Артур снова ударил по стене. – Россказни! Пустые россказни! Никто не спорит, она действительно обижена на Кайнвин и на тебя, Дерфель, но я не желаю, чтобы ты пересказывал мне враки! На Гвиневеру многое наговаривают. Ее не любят, потому что она красива, умна, независима во взглядах и не боится высказывать свое мнение. Ты говоришь, она станет наводить порчу на Кайнвин? Убивать собак и сдирать с них шкуру? Ты в это веришь?

– Хотел бы не верить, – отвечал я.

– Гвиневера – моя жена. – Артур понизил голос, в его словах по-прежнему сквозила горечь. – У меня нет других жен, и я не хочу заводить наложниц-рабынь. Мы с ней едины, Дерфель, и я не желаю ничего против нее слышать. Ничего!

Последнее слово он прокричал. Я подумал, не вспомнил ли он гнусные оскорбления Горфиддида в Лугг Вейле. Король уверял, будто спал с Гвиневерой, и не только он, но и целый легион других мужчин. Мне вспомнилось любовное кольцо Балерина с крестом и символом Гвиневеры... Отогнав эти мысли, я сказал только: