Читаем без скачивания Кинжал и яд - Жюльетта Бенцони

Очень скоро поползли разные слухи, которые обрастали все новыми подробностями, ширились и распространялись, пока не достигли Рима и Ватикана. Утверждали, что в голове Ченчи зияла рана, а дыра на балконе выглядела очень странно и в любом случае была слишком мала для такого толстяка, как Франческо. Говорили также, что Джакомо подозрительно торопился с похоронами отца, а Каталонец с некоторого времени швырял направо и налево золотые монеты… В общем, болтали всякое, и подливала масла в костер жена Олимпио, совершенно обезумевшая от ревности с тех пор, как интендант уехал вслед за семейством Ченчи в Рим. Расследование стало неизбежным.

Первым схватили Каталонца, который не выдержал пыток и во всем признался, добавив многое от себя. Впрочем, этому не приходилось удивляться: его подвергли таким страшным истязаниям, что он вскоре умер. Тогда Папа Климент VIII приказал арестовать всю семью Ченчи и Олимпио Кальветти. Однако Беатриче еще раньше велела Олимпио скрыться из Рима, и на сей раз он не последовал за Ченчи в замок Святого Ангела, куда поместили обвиняемых.

Всех членов семьи допрашивали с пристрастием — иными словами, пытали. Исключения не сделали даже для шестнадцатилетнего Бернардо, которому ничего не было известно. Под пытками все признались. Олимпио, узнав о судьбе любимой, хотел вернуться в Рим, чтобы разделить с ней хотя бы муки, но был убит по приказу одного из братьев Франческо. Тот боялся, что люди узнают о связи его племянницы с простым интендантом… надо сказать, что при данных обстоятельствах подобная щепетильность выглядела просто смехотворной. Впрочем, Олимпио тем самым избежал знакомства с папскими палачами, имевшими весьма своеобразные понятия о христианском милосердии.

Приговор оказался беспощадным. 11 сентября 1599 года, почти через год после убийства отвратительного чудовища Франческо Ченчи, на мосту Святого Ангела состоялась казнь. На эшафот взошли Беатриче, Лукреция и Джакомо. Только юному Бернардо, осужденному к каторжным галерам, сохранили жизнь, но ему пришлось увидеть собственными глазами гибель родных. Бедный мальчик лишился чувств, едва лишь первая голова скатилась на обтянутые черным сукном доски.

Беатриче с удивительным мужеством приняла смерть последней. Все оплакивали ее, ибо знали, какие страдания она перенесла. В тот же вечер римляне засыпали цветами ее гроб и с королевскими почестями похоронили возле центрального алтаря в церкви Сан-Пьетро-ин-Монторьо. Через тринадцать дней палач, которому суждено было отрубить белокурую голову Беатриче Ченчи, скончался от воспаления мозга… или от угрызений совести.

Но папу, чье жестокое правосудие столь безжалостно покарало несчастных Ченчи, не тронули ни слезы римлян, ни раскаяние излишне сентиментального палача. Юного Бернардо все-таки отправили на галеры — хотя ему едва минуло шестнадцать лет!

ВЕНЕЦИАНСКАЯ КОЛДУНЬЯ (БЬЯНКА КАПЕЛЛО)

(1563 год)

На рассвете 29 ноября 1563 года по черным водам лагуны в направлении Фузины бесшумно скользила плоская лодка. В ней находились трое: пожилой лодочник, управлявший своей посудиной при помощи длинного шеста, юноша лет восемнадцати и совсем молоденькая девушка. Прижавшись друг к другу, юноша и девушка постоянно оглядывались на восток, где занималась заря, — из сумрака уже начали выступать купола и колокольни венецианских церквей. Город походил на рисунок, сделанный тушью на переливчатой поверхности волн, однако оба пассажира не были склонны любоваться красотой Венеции: в глазах их ясно угадывался страх. Чувствовалось, что они напряжены до предела и пытаются расслышать, невзирая на расстояние, звон колоколов, возвещающих о бегстве и погоне. Только лодочник был беззаботен, поскольку и не подозревал об опасности. Молодые путешественники сели в его лодку на Большом Канале, попросили довезти до Фузины и заплатили кругленькую сумму в золотых монетах, поэтому сейчас он звонко распевал свои песни, радуясь неожиданной удаче.

Что же касается беглецов, то страх терзал их не напрасно: они знали, какая им уготована судьба, если погоня увенчается успехом, — смерть без всяких разговоров! Правда, юноша был всего лишь простым приказчиком в банке Сальвиати и носил скромное имя Пьетро Буонавенутри, зато девушка принадлежала к одной из самых богатых и знатных патрицианских семей Венеции. Ее звали Бьянка Капелло, она была из рода Гримани-Капелло, и ей совсем недавно исполнилось шестнадцать лет. Во всей Венеции никто не мог сравниться с ней красотой, и родители собирались выдать ее за сына дожа — Джироламо Приули…

Но все честолюбивые планы рухнули, стоило крылатому Амуру выпустить свою стрелу… Прекрасная Бьянка воспылала страстью к приказчику — к этому самому Пьетро, который не мог похвастаться благородным происхождением, зато был красив, как греческий бог. Из окна отцовского дворца она каждый день видела, как утром он входит, а вечером выходит из своего банка, расположенного напротив дома Капелло, и сама не заметила, как полюбила его. Вскоре Пьетро тоже разглядел прелестное создание за окном и в свою очередь влюбился, хотя не исключено, что к его любви примешивался тонкий расчет… Ведь никто из Буонавенутри и помышлять не мог о такой жене, как эта гордая патрицианка!

Вполне уверенный в своих чарах, Пьетро начал ухаживать за Бьянкой и быстро добился ее расположения, что не замедлило привести к весьма зримым последствиям. Нужно было на что-то решиться: если ничего не предпринимать, смерть ожидала как соблазнителя, так и соблазненную. Впрочем, при попытке бежать похитителю и похищенной угрожала все та же смерть… Но все же бегство было предпочтительнее, поскольку давало хоть какой-то шанс выбраться из этой передряги живыми.

При помощи золота Бьянки и тех денег, которые Пьетро без всяких угрызений совести позаимствовал в своем банке, влюбленные подкупили гондольеров, и ночью ко дворцу Капелло подошел остроносый ялик, встав под самым окном Бьянки. Затем гондола бесшумно отчалила и направилась к Большому Каналу, где поджидала лодка… Отныне для молодых людей не было возврата — в Венеции им обоим была уготована казнь. Именно об этом они и думали, видя, как солнце медленно поднимается над золотыми куполами собора Святого Марка. Но вот лагуна стала сужаться, превращаясь в канал, и лодка углубилась в заросли высокого тростника. Лишь тогда Бьянка улыбнулась возлюбленному.

— Мы свободны, мой Пьетро! Нам это удалось!

— Да, — словно эхо, отозвался юноша, — нам удалось…

Он произнес эти слова с удивлением, будто не мог до конца поверить в то, что это правда. Но Венеция осталась далеко позади, и догнать их было уже невозможно.